Страница 14 из 17
Увлеченная осмотром, я не услышала, как наверх поднялась Алиса, и обнаружила ее присутствие только по сдавленному всхлипу:
– Это еще что такое?
– Драгоценный зверинец…
– Да я не об этом говорю, – она вытаращенными глазами смотрела на кровать.
– Ах, это? Опять кукла, – сказала я беспечно. – Вы ее сюда подбросили или хозяева балуются?
– Какая же это кукла? Это труп.
– Как – труп?
Надо сказать, что заявление Алисы меня не столько взволновало, сколько удивило. Все ужасы, связанные с обнаружением мертвого тела, я оставила в Брюгге. Сейчас меня так легко не проведешь.
Я подошла к кровати, осторожно подняла плед за уголок и тут же опустила его. Мне не надо было дотрагиваться до тела, и так все было ясно. Мертвый труп убитого человека, как пишет Антон Павлович. Огромные залысины на лбу, острый нос, запавший рот и уши… О, эти уши я запомню на всю жизнь, шаржированно огромные, с жесткими пучками волос внутри ушной раковины.
Несколько мгновений мы простояли в оцепенении, а потом нас как ветром сдуло. Алиса кубарем скатилась по лестнице, я задержалась, чтобы выключить свет и плотно закрыть дверь. Такое не должно лежать на свету, темнота ему необходима, как гроб.
Алиса орала на бегу:
– Галка, вылезай немедленно! Быстро! Моментально, я тебе говорю.
– Что значит – моментально? У меня голова в мыле.
Алиса ворвалась в ванную и подхватила сидящую в воде Галку под мышки.
– Куда ты меня тащишь?
– Там труп.
– Какой труп?
– Мужской.
– Ты уверена?
– А если бы он был женский, то можно было продолжать мыться? Да скорей же! Влезай в халат. В машине переоденешься.
– Ну уж нет. В халате я не поеду, – Галка напялила на мокрое тело майку и юбку.
Как мы выкатились из этого особняка, я не помню. Вначале мы судорожно впихивали в пакеты наши уже расползшиеся по дому вещи, потом в оконный проем полетели чемоданы и прочее барахло. Каждый понимал: главное – ничего не забыть. Через минуту, нет, через две, ну хорошо, через пять мы сидели в машине и тяжело дышали. У Алисы никак не заводился мотор… Наконец затарахтел, и наш железный конь как безумный полетел от страшного места.
Мы мчались по главной улице городка. Особняки с палисадами вскоре сменились плотной застройки домами с разноцветными вывесками и витринами. Торговая часть Пализо в этот час была совершенно безлюдна. Потом опять пошли отдельно стоящие особняки. Видно, мы успели проскочить весь город.
– Остановись. Сообразим, что к чему.
– Я сейчас отказываюсь соображать.
– Ну хоть покурим.
Машина встала как вкопанная, но, видно, наша дрожь передалась и ей, безмолвной труженице, сиденья под нами продолжали нервно покачиваться.
– Что делать будем? – Алиса закашлялась, слишком глубоко затянувшись сигаретой.
– Я не понимаю, почему вы так перепугались, – заметила Галка. – Кто-то в доме умер. Это бывает. Просто твой приятель не успел нас предупредить.
– Когда кто-то в доме умирает, его обмывают и кладут на стол. А этот лежит в койке в абсолютно пустом доме…
Я могла несколько прояснить ситуацию, но не хотелось пугать подруг, поэтому сказала только:
– Надо обратиться в полицию.
– Нет, – Галка так и вскинулась. – Я не хочу в полицию. Я хочу в Париж. Зачем нам французский труп? Привяжутся и будут каждый день вызывать в жандармерию, или как там у них это называется.
– У них это называется префектура.
– Будут водить нас в префектуру и заставят подписать бумагу о невыезде.
– И хорошо, – обрадовалась я. – Поживем в Париже не неделю, а месяц. И потом, девы, это же готовый сюжет.
– Ты соображаешь, что говоришь? – у Алисы дрожал голос. – Я должна быть на работе через десять дней. Иначе у меня эксперимент горит.
– И что ты предлагаешь нам сейчас делать? Жить-то негде.
– Поехали ко мне в Дюссельдорф. И в Германии люди живут. Покатаетесь по Рейну, а как подойдет билетный срок, полетите в Москву.
– Меня это совершенно не устраивает…
Надо ли говорить, что я поддержала Галку. Рейн, конечно, тоже неплохо, но мы сидели в двадцати километрах от Лувра, Монмартра и сада Тюильри… Я мечтала об этом всю жизнь. Я задохнулась от возмущения. Мне чисто физически не хватало воздуха. Я опустила окно, выглянула в ночь. Прямо перед моими глазами безмятежно сияла цифра 178 и название улицы, все та же рю де Пари. Парижская, если перевести на русский язык. Сердце у меня забилось как бешеное. Именно от этого дома нам надлежало завернуть в узкий проулок, чтобы найти нужный особняк – третий по счету с правой стороны. Во всяком случае, именно так было написано в памятке, которую Алиса называла адресом.
– Девочки, посмотрите. Вот он, наш номер-то. Мы залезли в чужой дом.
По машине прокатилось что-то вроде тяжелого вздоха, похожего на лесной гул.
– Как такое могло случиться?
– В темноте увидели лишнюю единичку, это бывает.
– Сидите, я сейчас, – Алиса от волнения совершенно охрипла.
Она осторожно вылезла из машины, мы последовали за ней, нырнули в проулок. К решетчатой ограде крохотного палисада мы приблизились на цыпочках.
– Жасмин… – услышали мы ее голос. – Как я забыла? Эсмеральда рассказывала мне про этот куст. Она его из Англии привезла.
– Какая Эсмеральда? Из «Собора Парижской Богоматери»?
– Да ну вас, – нервно вздохнула Алиса. – Я про жену Такамицы говорю.
На этот раз ключи подошли и к калитке, и к дому, и к гаражу. Мы приехали туда, куда должны были приехать. Кошмар кончился. Черт с ним, с детективом, подумала я с облегчением. Будем просто жить и радоваться Парижу.
Но все уже свершилось. Дальнейшего сюжета нам не надо было придумывать. Он сам шел за нами по пятам.
9
Первый день в Париже. О, хотите, я расскажу вам, что это был за день? Париж начался с Люксембургского сада. Галка любит, чтобы осмотр каждого значительного города начинался с парка. Мы так и начали.
В Париж мы поехали не с самого утра. Вначале мы стирались, мылись, без конца ели и пили кофе. О вечернем страшном происшествии не вспоминали, словно его и не было. Сейчас все наши помыслы занимала первая вылазка в город. Алиса заявила нам, что ни под каким видом не поедет в Париж на машине. Не настолько хорошо она разбирается в здешних правилах дорожного движения, да и с парковкой проблема. Поскольку гараж был занят хозяйским «ягуаром», нашему «опелю» предстояло коротать дни и ночи на платной стоянке.
По дороге домой кто-то из нас спросил:
– А мы там ничего не забыли, а?
Каждый тут же понял, где это – там. Нет, не забыли, ничего не забыли.
Галка вдруг остановилась как вкопанная.
– Вообще-то я утром не нашла свой крем. Похоже, я оставила его в той ванной комнате.
– И ты так спокойно об этом говоришь? – ахнула я. – На креме твои отпечатки пальцев!
– Марья, не идиотничай! Не будет же полиция гулять по всему Парижу с баночкой крема. И потом, вы тоже цапались за стол и прочие вещи. Там ваших отпечатков пруд пруди. А крем импортный, дорогой, и дизайн современный. Он вполне мог принадлежать хозяевам особняка. Там этих кремов…
– Я как-то не подумала про отпечатки пальцев, – опечалилась Алиса. – Но Галя права. Это только в детективах по отпечаткам пальцев находят преступников. В Москве каждый день заказные убийства. И никого не находят.
– Да какие же мы преступники? Что ты городишь-то?
– Верно. Хватит. Было и прошло. Больше об этом не говорим.
Мы пошли на вокзал, купили проездной на неделю. В Париже это совершенно необходимо: электричка плавно втекает в метро, и на весь путь нужен один проездной билет, именной, с фотографией. Алиса предупредила нас об этом заранее, и мы запаслись фотографиями еще в Москве.
Итак, мы доехали на метро до центра Парижа и выпали в Люксембургский сад. Ничего себе… Мы озирались как-то застенчиво. Куда больше, чем эти аллеи, деревья и люди на скамейках, нас волновало само название этого места. Столько всего читано, где Люксембургский сад был непременным участником! И вот мы здесь, под его сенью. Дворец стоит. Его построила Мария Медичи, вторая жена Генриха IV Наваррского, о котором много писал Дюма.