Страница 64 из 102
Корр. Но вы понимаете, что теперь вам придется рассказать об этом следствию? Что неизбежно приведет к аресту этого человека?!
Е. Ш. Я никогда не назову его имени. К тому же он иностранный гражданин. И живет за границей…
Корр. Невероятно… Но вернемся к убийству. Как я понимаю, оно произошло на почве вашего конфликта с мужем?
Е. Ш. Я не вижу другой причины… Слухи, о которых вы упомянули, действительно имели под собой реальную основу. К сожалению, я не могу рассказать вам всего, но… В общем, в последнее время мой муж неоднократно грозился убить меня…
Корр. И вы полагаете, что это были не пустые угрозы?
Е. Ш. Я слишком хорошо его знала…
Корр. Совершенно невероятно! Просто шекспировские страсти. Скажите, Елена, вы знали, что ваш Друг, назовем его так, пытаясь защитить вас, может… Проще говоря, вы догадывались, что он может решиться на убийство вашего мужа?
Е. Ш. Нет. В таком случае я бы непременно его остановила.
Корр. Даже с риском для собственной жизни?
Е. Ш. Да…
Корр. Но вы осознаете, что теперь вас могут обвинить в соучастии в убийстве?
Е. Ш. Мне это безразлично… Я не виновна. И это главное… После того что я пережила за последнее время, мне уже ничто не страшно…
Корр. Не скрою, подобное заявление бросает серьезную тень на репутацию вашего покойного супруга.
Е. Ш. Теперь это уже не имеет значения…
Корр. В таком случае какую цель вы преследовали, предавая гласности подобные факты?
Е. Ш. Прежде всего я не хотела посмертно сводить счеты с Игорем. Просто сейчас так много говорят и о нем, и об этом убийстве. Выдумывают разные небылицы о его связях с мафией… Мне это надоело. Я хочу, чтобы все поняли: то, что произошло, — это наша личная, семейная трагедия. И я прошу оставить нас в покое. Потому что мне больно… Очень больно… (Плачет)…»
«Черт побери, — молча выругался Виталька. — Вот тебе и ладушки-оладушки… С хреном!»
Сунув газету в карман джинсовой куртки, он живо вскочил на мотоцикл, завел его и с ревом помчался на Большую Дмитровку.
Генеральная прокуратура РФ
— Привет, Надюшка! — как всегда улыбнулся Виталька скромной секретарше Тишайшего. — Царь у себя?
— У себя, боярин, — пошутила девушка. — Но туда сейчас нельзя. Депутация у него. Из Государственной Думы…
— Ишь ты! Знатные бояре… А с чем пожаловали, не знаешь?
Наденька неопределенно повела плечом.
— Откуда мне знать? Я холопка незаметная, безродная…
— Ладно тебе, не прибедняйся. Ты у нас тоже боярыня Морозова…
— Кофейку хотите, Виталий Витальевич?
— Слушай, когда ты наконец перестанешь вспоминать моего батюшку? Я себя от этого каким-то столетним стариком чувствую!
— Все шутите, — улыбнулась Наденька. — Так наливать?
— Наливай, коли не шутишь. А я тут пока газетку почитаю…
И, усевшись в уголке с чашечкой ароматного кофе, Калашников принялся еще раз внимательно перечитывать злополучную статью.
Миловидная секретарша тем временем украдкой бросала на него томные взоры. По правде говоря, Виталька ужасно ей нравился. Но сказать ему об этом самой было как-то неудобно. Мало ли что о ней могут подумать?
Наконец двери «царского» кабинета распахнулись и оттуда вышла немногочисленная боярская депутация. Думаки были как на подбор: солидные и важные, точно спесивые гуси. Народные избранники и вершители народных судеб… Лишь один из них произвел на Витальку приятное впечатление — высокий благообразный старик, с моложавой подтянутой фигурой двадцатилетнего юноши. Эдакий благородный идальго с картин Эль Греко и Веласкеса. Проходя мимо Калашникова, он дружелюбно улыбнулся ему и вежливо уступил дорогу…
Первое, что увидел Виталька, ворвавшись в кабинет своего шефа, была лежавшая у него на столе точно такая же газета.
— Ага! Стало быть, уже читали?
— Читал, читал, — озабоченно кивнул Рощин. — Присаживайся, Виталий.
— Ну и что вы об этом скажете?
— Что скажу? Оч-чень все это некстати. И может значительно осложнить нашу работу…
— А по-моему, это форменная дезуха с чужого голоса! — выпалил Калашников. — Наверняка эта дамочка кого-то покрывает. Уж больно она разоткровенничалась.
— Не исключено и такое. Разберемся со временем… Ты лучше скажи: есть у тебя что-нибудь новое?
— Конечно, есть! А чего случилось-то, Михалыч? Опять думаки наседают?
— Не говори, совсем одолели, — вздохнул Алексей Михайлович. — На днях были у генерального. Сегодня вот ко мне пожаловали. Всей комиссией по расследованию. Газетку эту, между прочим, они мне презентовали.
— Вот оно что…
— Ну рассказывай, голуба, что еще тебе удалось выяснить?
— Насчет связей Широкова с теневиками у меня больше нет никаких сомнений. Эх, знать бы только: почему они его убрали? — О том, что действительно произошло в злополучном подъезде, Виталька решил до поры умолчать.
— А факты? Факты у тебя есть? — перебил Тишайший.
— Дайте срок. Будут и факты.
Алексей Михайлович вновь сокрушенно вздохнул. Казалось, он был чем-то серьезно расстроен, но все не решался поведать об этом Калашникову.
— А вот со временем у нас плохо, Виталий. Очень плохо, — наконец произнес он.
— Не понял?.. Да что случилось-то, Михалыч?! Я ведь по вашему лицу вижу…
— Понимаешь, голуба, — уклончиво начал Рощин. И, обреченно взмахнув рукой, резанул напрямик: — В общем, я должен тебе сообщить, что генеральный принял решение отстранить тебя от расследования… — Виталька невольно встрепенулся: — Нет, нет! Никто не сомневается в твоих профессиональных качествах, — поспешил заверить его Алексей Михайлович. — Дело в том, что эти думские деятели убедили генерального создать оперативную следственную бригаду. Совместно с ребятами из МУРа. Так сказать, чтобы не копать в разные стороны…
— Все ясно, — угрюмо кивнул Виталька. — Попросту говоря, собрать всех до кучи, чтобы чего лишнего не накопали… Ну и кто же будет возглавлять эту опергруппу?
— Предположительно старший следователь Корнейчук…
— Ну все, — горько усмехнулся Калашников. — Пиши пропало дело… После Корнейчука там и вовсе никаких концов не найдешь!
— Напрасно ты так, Виталий, — покачал головой Рощин. — Владимир Николаевич…
— Да знаем мы его оба как облупленного! Разве не так?!
Алексей Михайлович хотел было возразить, но раздумал и молча покачал головой.
— Когда сдавать дела? — помолчав, сухо осведомился Виталька.
— Сегодня, голуба. Прямо сегодня… И вот что, а не пойти ли тебе в отпуск? Ты ведь у нас уже второй год без отпуска вкалываешь?
Калашников с интересом вскинул брови:
— Это что, тоже думаки вас надоумили — сплавить меня куда подальше?
— Ну зачем же так? Это я сам вспомнил. — Алексей Михайлович доверительно взглянул в глаза молодому следователю: — Ты вот что, Виталий. Не подводи меня, старика. Лучше напиши заявление… Отдохнешь хорошенько. Наберешься сил. А потом опять займешься делом своего капитана…
— Ладно, — угрюмо буркнул Калашников. — Будет вам отходная…
— И еще. Это, конечно, не мое дело советовать, чем тебе на досуге заниматься. Но будет лучше, если ты постараешься держаться подальше от дела Широкова. Ты меня понял?
— Понял…
— Вот и договорились, — с облегчением вздохнул начальник следственного отдела. — Ну ступай, голуба моя. Готовь материалы дела к передаче…
«Иду на вы!» — все утро решительно повторяла Ника этот грозный клич легендарного древнерусского князя. Повторяла, как он, — с полной уверенностью в своей победе. И относилось это грозное предупреждение к подлому убийце или убийцам добрейшего Олежки Удальцова.
Весь предыдущий день Ника провела дома. Отлеживаясь в постели, понемногу приходила в себя и всесторонне обдумывала план мести. Увы, с какой стороны ни взгляни — все это определенно напоминало борьбу с ветряными мельницами. Или с призраками. Потому что Ника понятия не имела, кто был этот предполагаемый убийца. А равно и где его искать. Но отомстить ему было необходимо. Даже если для этого ей придется пожертвовать собственной жизнью…