Железный марш

— «Шестерка», говоришь?.. Да, перед лицом вечности, пожалуй, действительно «шестерка», — задумчиво произнес собеседник. — А может, и вообще полный ноль. Ибо все в этом мире суета… Только ты не забывай, Игорек, что бывает и такая шестерка, которая иного туза берет.

— А я не простой туз. Я козырной, хе-хе. И если кто мне дорогу перейдет — раздавлю, на хрен, и дело с концом!

— Я знаю — ты смелый. Такая уж ваша широковская порода. Отчаянная. И рука у тебя не дрогнет — что человека, что букашку раздавить. Одним словом, будешь переть напролом, пока не заржавеешь… И все же ты не боишься, Игорек, что рано или поздно и для тебя, а может, и для Катерины с Федором вдруг ненароком сыграют «железный марш»?!

При упоминании своего имени Катя невольно вздрогнула и замерла. Но дослушать продолжение разговора и хотя бы отчасти понять, о чем идет речь, ей так и не удалось. Потому что в следующее мгновение за спиной у нее раздался звонкий мальчишеский возглас брата:

— Попалась!!!

Отпрянув от темного экрана, Катя повернулась к двери. И тотчас получила в грудь целую очередь красных плюх.

— Вот тебе! Вот! Вот! Вот! — усердствовал Федька, разукрашивая любимую сестру.

И Кате не оставалось ничего другого, как вскочить с кресла и, закрывая лицо руками, начать отстреливаться из своего пистолета.

Оба суматошно метались по комнате и визжали, как вдруг послышался знакомый механически безжизненный голос:

— Что здесь происходит? Кто вас сюда впустил?!

В дверях запретной комнаты собственной персоной стоял изумленный Гроб и пялился на детей своими немигающими змеиными глазами.

— Попался! — злорадно воскликнул Федька. И с удовольствием влепил ему в лоб густую кровавую плюху.

— Немедленно вон отсюда! — взорвался Горобец. — Оба! И чтобы больше я вас возле этой комнаты не видел!

— Очень нам надо, — презрительно скривилась Катя. И, взяв брата за руку, с гордым видом удалилась вместе с ним в коридор.

— Катька, а чего это за комната такая? — заинтересовался братец, когда они спускались по винтовой лестнице.

— Не знаю, Федик, — пожала плечами девушка. — Я вообще туда случайно попала. А ты лучше вообще не ходи. Не то Гроб тебе голову оторвет…

— Пусть только попробует! — потрясая пистолетом, воинственно заявил мальчик. — Я ему, гаду, мозги вышибу, и дело с концом!

28 мая

Район Савеловского вокзала

Вечер

Судьба тасует людей, словно карточную колоду. Тасует таким манером, что в этом человеческом пасьянсе выпадают порой самые неожиданные сочетания.

Отправляясь вместе с женой в гости к ее родителям, Александр Васильевич Нелюбин и не подозревал, какой удивительной встречей может закончиться этот вечер.

За годы своей работы в МУРе, откуда он вынужден был уйти после тяжелого ранения, Александр Васильевич давно привык ко всякого рода неожиданностям. Привык настолько, что саму жизнь воспринимал уже не иначе как сплошную цепь непредсказуемых случайностей со столь же непредсказуемым исходом.

В самом деле, мог ли он предполагать два года назад, выслеживая одного заурядного домушника, что внезапно столкнется лицом к лицу с самим Шакалом, знаменитым и безжалостным киллером, которого вся российская милиция тщетно пыталась изловить уже несколько лет? Конечно, не мог. И спасло его в тот раз только чудо.

Схватились они тогда не на жизнь, а на смерть. Схватились, как волки, — один на один. Оба были по-своему профессионалами и ни в чем не уступали друг другу. Добрых полчаса они метались по дворам и подворотням старых, дореволюционных домов в районе Остоженки. Переполошили отчаянной пальбой весь район. В конце концов Нелюбин, расстреляв скупой боезапас своего верного ТТ, неизбежно схлопотал несколько пуль и был уже фактически у Шакала в руках. Попросту говоря, тому оставалось только подойти и добить его. Но тут вновь неожиданно вмешалась судьба. У матерого киллера, должно быть, перекосило патрон. И пока он перезаряжал оружие, наконец подоспела милиция, вызванная жильцами окрестных домов. Бросив недобитую жертву, Шакал ускользнул. А Нелюбин остался жив. И, провалявшись полгода по госпиталям, вынужден был скрепя сердце уйти из МУРа. И куда ему, полукалеке, такая суперменская работа?

Трудное это было время. Если бы не жена, любимая его Вера, Александр Васильевич, наверное, либо спился, либо сгоряча наложил на себя руки. Жена фактически поставила его на ноги. Заставила поверить в свои силы и снова взяться за дело. Разумеется, теперь ни о какой оперативной работе не могло быть и речи. Проклятый Шакал поставил жирный крест не только на его профессиональной карьере, но и на железном здоровье. Но ведь можно было заниматься своим любимым делом и не гоняясь за преступниками! И Нелюбин подался в частные детективы. С его опытом и связями оказалось не так уж сложно отыскать подходящую контору. А недостаток подвижности он с лихвой компенсировал мозговыми извилинами. И вот уже больше года работал сыщиком, почти не выходя из своего служебного кабинета. Что, надо признать, неплохо ему удавалось. Во всяком случае, начальство в лице такого же бывшего муровца, только благополучно вышедшего на пенсию, было им вполне довольно. И платило Нелюбину вполне приличную зарплату. Так что недавно Александр Васильевич даже приобрел подержанный «жигуленок» с ручным управлением, который в значительной степени облегчал ему неприятную задачу передвигаться по городу.

В этот вечер, оставив дочку дома смотреть с подружками по видику какой-то очередной дурацкий ужастик, они с женой на своем семейном «росинанте» покатили на Савел, в гости к душевной и гостеприимной теще, которая любила потчевать обоих домашними пирогами. Славно посидели. Всласть перемыли косточки любимым политическим клоунам. И, сойдясь на том, что на предстоящих выборах единогласно отдадут свои голоса за будущее, которое хоть и не сулило им скорого благополучия, но было все же заметно разумнее, нежели героическое и абсурдное прошлое, потихоньку засобирались домой. Теща, как водится, нагрузила обоих в дорогу своими фирменными пирогами. «И никаких отговорок! Это для Леночки. В ее возрасте еще рано беспокоиться о фигуре!..» Тесть, по обыкновению, спустился проводить обоих до подъезда двенадцатиэтажного правдинского дома, где жили некогда лишь неколебимо идейные работники советской печати. Поцеловал Веру, крепко пожал руку Нелюбину и помахал им вслед.

Повернув на Нижнюю Масловку, Александр Васильевич запоздало спохватился:

— Слышь, Вер, а сигареты-то у меня кончились!

— Ну и слава Богу, — вздохнула жена. — Хоть один вечер в доме можно будет свободно дышать…

— Нет, я так не могу, — усмехнулся Нелюбин и зарулил к ближайшему коммерческому киоску. — Ты посиди в машине, я мигом! — бросил он ей. И, подхватив лежавшую между сиденьями палку, шустро заковылял к ярко освещенному стеклянному киоску.

Любимого «Кэмела» там почему-то не оказалось. Вернее, где-то он, конечно, еще оставался. Но чтобы выдать взыскательному покупателю требуемую марку, необходимо было основательно покопаться, а Нелюбину соответственно подождать. О чем и заявил ему патлатый молодой продавец и неохотно взялся разыскивать среди своего обширного хозяйства последний блок «Кэмела».

Скуки ради Александр Васильевич принялся разглядывать роскошные иномарки, выстроившиеся на охраняемой автостоянке у расположенного напротив ночного клуба. Тачки были хоть куда. Нелюбин и сам не отказался бы иметь такую. Оставалось только прикинуть, сколько лет ему необходимо было вкалывать, чтобы осуществить эту мечту. Похоже, много. Ох, много…

Между тем на упомянутую автостоянку бесшумно зарулила еще одна тачка. Александр Васильевич мигом определил, что это пожаловал ни больше ни меньше, как последней модели «ягуар». И невольно залюбовался его стремительными обводами. Из машины, изящно выставив длинную стройную ножку, вскоре появилась сидевшая за рулем сногсшибательная красотка в черном платьишке с блестками, таком коротком, что, казалось, его и вовсе не было. А с противоположной стороны не спеша выбрался ее внушительный кавалер, явно не обременявший себя водительскими обязанностями. Зевнул. Потянулся. И, подхватив под руку свою вертлявой козочкой цокающую пассию, уверенно зашагал в клуб. Что-то в его могучей, атлетической фигуре показалось Нелюбину смутно знакомым. Но что именно, он в первую минуту не понял. Внезапно со стороны автостоянки раздался истерический вой сигнализации — была среди них такая, которая время от времени просто давала о себе знать. Верзила на мгновение обернулся, и… у Александра Васильевича перехватило дыхание. Ну надо же — это был Шакал!