Железный марш

Покидая офис вслед за Костей и его угрюмыми молодчиками, Ника ободряюще подмигнула Люське. Мол, я же говорила, что все будет в порядке.

Район метро «Семеновская»

— Слышь, Жмурик! А короеда этого кормить будем? — прорезался из кухни жадно чавкающий, развязно-гнусавый голос Мухи. — Со вчерашнего дня ведь ничего не жрал! Еще копыта откинет…

Жмурик, он же Саня Жмуркин из Барнаула, невысокий смуглый крепыш лет двадцати пяти, с отвисшей нижней губой и обильно волосатой грудью, скорчил в ответ презрительную гримасу.

— Хрен ему! Пусть сидит на диете. — И, самодовольно усмехнувшись, добавил: — Пока его мамка нам дарственную не подпишет…

— Думаешь, подпишет? — с набитым ртом, невнятно прогундосил Муха, он же Борик Мухин из Воткинска.

— Куда ж она денется? А будет тянуть — возьмем за ж… братву созовем и еще раз по полному кругу пропустим…

Впрочем, Жмурик был убежден, что столь крутые меры уже не понадобятся. Необходимая подготовительная работа была успешно проделана. И теперь оставалось только ждать и отрываться на досуге.

И Жмурик отрывался. Сегодня с утра он даже не вылезал из постели. Так и валялся нагишом, курил, слушал музыку, потягивал баночное пиво. А чтобы Жмурик ненароком не заскучал, его развлекала тощая белобрысая путанка с козьими сиськами, снятая накануне возле ближайшего бара. Девка была молодая, горячая и трудилась на совесть. За ночь она успела неоднократно обслужить всю компанию. Потом маленько вздремнула. А продрав зенки, снова принялась обслуживать Жмурика. Беда только — после бессонной ночи тот был явно не в форме. Но белобрысая не сдавалась. Стоя на четвереньках у него в ногах, она своим большим ртом настойчиво пыталась вдохнуть в него новые силы. И похоже, это начинало ей понемногу удаваться. Вальяжно раскинувшись на смятой простыне, Жмурик откровенно кайфовал. Одним словом, кино. И никакого видака не надо.

Тем временем Муха, бритый, с квадратным затылком, похожий на шкаф, закончив трапезу, свалил в большую, расписанную полевыми цветами суповую тарелку все объедки — кусок полузасохшей пиццы со следами зубов, растерзанную, в лохмотьях, куриную ногу, половинку маринованного огурца с прилипшим к нему колечком лука, — плеснул в стакан с недопитой водкой немного прокисшего молока из найденного в холодильнике пакета и со всем этим отправился в отделенную от спальни фанерной перегородкой темную каморку, именуемую «тещиной комнатой», где вместе с хозяйским хламом находился под замком их маленький пленник.

Когда он появился в дверях, Жмурик с протяжным стоном успел бурно кончить, а белобрысая, насладившись плодами своего труда, законно потянулась за пивом.

— Че это? — увидев компаньона, бросил слегка забалдевший Жмурик.

— Как — че? Жратва, — пояснил сердобольный Муха. — Ну его на хрен, еще загнется…

— В стакане, говорю, че?!

— Молоко… Не пивом же его поить, в натуре! — резонно заключил Муха. И принялся отпирать «тещину комнату».

Жмурик блаженно потянулся. Грубо вырвал у белобрысой недопитую банку пива. Отхлебнул немного. И выплеснул остатки путане на голову.

— Ну ты коз-зел, как я погляжу, — усмехнулся он, довольный своей шуткой.

— Сам ты козел, — обиделся Муха. — И вообще, вали отсюда! Теперь моя очередь…

— В крематорий твоя очередь, — съязвил Жмурик. — По льготному тарифу, ха-ха!

— Чего? — угрожающе загудел Муха.

— Че слышал! — оскалившись, внезапно огрызнулся Жмурик. — И защелкнись, пока Махмуд тебе яйца не оторвал! A-то я ему напомню, куда ты заныкал те четыре ящика… Понял?

— Понял, — уныло протянул разом поникший Муха и поплелся обратно на кухню.

— Ну, ты, — Жмурик небрежно толкнул в бок белобрысую, которая, отвалившись на подушку, смаковала честно заработанную сигарету с травкой. — Щас перекуришь и сделаешь ему минет, чтоб не обижался… Поняла, спрашиваю?

Путана молча облизнула приоткрытые губы.

В этот момент в дверь неожиданно позвонили.

— Слышь, Муха! Поди открой! — лениво распорядился Жмурик. — Видно, Серый уже от мамаши вернулся…

— Че-то рано, — недоверчиво заметил компаньон. И нехотя отправился открывать.

Заглянув на всякий случай в глазок, он с удивлением узрел на площадке одинокую, пришибленную Люську.

— Слышь, Санек! Это она сама! Явилась не запылилась…

Пока Муха возился с разбитым хозяйским замком, из спальни послышался самодовольный смешок Жмурика. Усмехнулся и Муха, довольный удачно провернутой операцией.

Потом обшарпанная дверь приоткрылась, и Мухе внезапно стало не до смеха. Потому что вместо злополучной мамаши в лицо ему безоговорочно глянул вороненый ствол «беретты», уперся Мухе под кадык и, едва не придушив, грубо припер его спиной к стенке.

Затем, получив рукояткой пистолета по голове, Муха замертво рухнул на пол. А в скромную двухкомнатную квартирку, в которой временно обосновалась компания Жмурика, уверенно вошли пятеро…

— Ну и дыра, — с отвращением заметил Чикаго, когда его белый «Мерседес-600» вкатился наконец в загаженный двор мрачного и безликого девятиэтажного хрущевского дома на проспекте Маршала Буденного. — Уж лучше в петлю, чем жить в таком доме…

В сумрачном подъезде удушливо воняло мочой. На сортирных, с облупившейся кафельной плиткой стенах красовались выразительные рисунки и надписи.

— Вот к чему приводит всеобщая грамотность, — съязвил Костя, осторожно втиснувшись со своими парнями в заплеванную кабинку подошедшего лифта.

В квартиру с ним отправились только двое. Но эти двое даже на первый взгляд однозначно стоили десятерых. Сам Чикаго ласково именовал их Болен и Лелек, в честь юных героев популярного в прошлом мультсериала. С опаской поглядывая на прижавшего ее к стенке лифта монументального громилу, с размахом плеч в косую сажень, Ника невольно подумала, что Костин Лелек был явной противоположностью своему тезке, сыну одесского еврея и ее верному ассистенту.

Оставив перед дверью одинокую Люську, Костя со своими ребятами и Никой предусмотрительно укрылись за углом. Впрочем, дверь им открыли весьма гостеприимно и охотно. Из чего можно было заключить, что Люську здесь несомненно ждали. С открывшим дверь дебиломордым качком Лелек разобрался тихо и виртуозно. Затем вслед за Костей визитеры не спеша прошли в квартиру.

В спальне обнаружились двое. Чем они тут занимались, ясно было, как говорится, с первого взгляда.

Увидев вошедшего, развалившийся на кровати волосатый мордастый обрубок судорожно дернулся и, бледнея на глазах, ошеломленно прошептал помертвевшими губами, точно ему неожиданно явился сам дьявол:

— Чикаго…

В первые минуты бедняга даже не сообразил прикрыть свой жалких размеров предмет мужского достоинства.

Бросив тяжелый взгляд на лежавшую рядом с ним голую шлюху («Наверняка ведь несовершеннолетняя», — подумала Ника), Костя небрежным движением пальцев спугнул ее, словно кошку, — брысь!.. Девчонка оказалась понятливой и без лишнего шума, пластаясь по стенке, сиганула в соседнюю, проходную комнату.

Тем временем Костя вразвалочку подошел к запертой на замок «тещиной комнате» и, рванув что есть силы хлипкую дверь, разом ее распахнул. В темноте среди разнообразного домашнего хлама, съежившись и забившись в угол, как затравленный щенок, сидел испуганный мальчик.

— Павлик! — истерически взвизгнула Люська и, растолкав Костиных громил — откуда только взялись силы? — бросилась к своему похищенному чаду.

— Мама… Мамочка! — захныкал несчастный ребенок. И оба, обнявшись, в два голоса зарыдали.

Волосатый обрубок на кровати между тем пришел в себя. Машинально прикрылся грязной простыней и, стуча зубами, жалобно заблеял:

— Чик… Чик-каго… Я не виноват!.. М-меня подставили! Мамой клянусь, я ничего не знал! — На него противно было смотреть. И Ника с отвращением отвернулась. — Сука буду! Пидарас буду! Чикаго!..

Но Костя, не удостоив его ответом, невозмутимо повернулся к обрубку спиной и сухо произнес: