Страница 1 из 111
Василий Головачев
Никого над нами
I
Август выдался душным и жарким, почти без дождей. Вездесущая пыль проникала сквозь все щели в дома и машины, скрипела на зубах, и даже в новом здании аэропорта, оборудованном кондиционерами, пахло пылью и нагретым асфальтом.
Гордеев с удовольствием выпил ледяной минералки в буфете, послонялся по залу аэропорта, потом объявили начало регистрации на рейс, и он в числе первых пассажиров подошел к стойке. С любопытством глянул на двух парней-инвалидов, подошедших следом. У обоих не было ног до колена: у светловолосого — правой, у шатена — левой, — и оба опирались на короткие костыли, начинавшиеся от ладоней. Тем не менее парни выглядели спортивно, легко несли большие сумки и не стеснялись людских взглядов.
Через минуту, послушав их разговоры, Гордеев понял, что они и в самом деле спортсмены, члены сборной команды Томской губернии по футболу среди инвалидов. С завистью подумав о таком ярком проявлении жизненной силы и почувствовав уважение к спортсменам, Гордеев прошел контроль и с небольшой сумкой через плечо вошел в зал ожидания. Снова увидел инвалидов, присевших за столик в небольшом кафе: они пили чай.
В этот момент в зал, пройдя регистрацию, ввалилась шумная компания парней и девиц, явно подогретых алкоголем. Вели они себя нагло, не обращая внимания на окружающих, изъяснялись на языке, который трудно было назвать русским, матерились, целовались, хохотали, и Гордеев со вздохом подумал, что, несмотря на технический прогресс и рост благосостояния народа, о чем наперебой сообщали газеты, ростом морали и воспитания отечественный социум не отмечен.
Компания не уместилась за столиками кафе. Тогда один из самых громогласных ее участников, вероятно, вожак, вдруг подошел к инвалидам и развязно бросил:
— Эй, мужики, ослобоните места, мы тут с утра заняли.
Спутники верзилы заржали.
— В самолете насидитесь, — добавил он с ухмылкой.
Инвалиды переглянулись.
— Допьем чай и уйдем, — тихо сказал один из них, светловолосый.
— Чай можете допить и стоя, — хмыкнул верзила. — У вас еще осталось по одной ноге.
Человек — звучит гордо, но выглядит отвратительно, вспомнил Гордеев.
Он встал, подошел к веселящейся компании.
— Не трогайте их.
Верзила оглянулся:
— А это ишо хто нарисовался? Давно не били, папаша?
Гордеев сделал стремительный и точный выпад пальцем в шею верзилы — никто этого практически не заметил, — посмотрел на севшего на корточки осоловевшего парня.
— Человек человеку друг, товарищ и брат. Понял, сволочь? — Гордеев оглядел притихших, не понявших, что произошло, спутников верзилы. — Вызвать милицию или подружимся?
Парни зашумели, сообразив, что мужик в возрасте, не выглядевший крутым, проявил неожиданное умение , подхватили своего вожака, усадили на стул, захлопотали вокруг, поглядывая на Гордеева с опаской и уважением.
— Спасибо, — сказал светловолосый инвалид, сохраняя свой застенчиво-независимый вид. — Вряд ли они начали бы сгонять нас силой.
— Терпеть ненавижу хамов! — угрюмо проговорил Гордеев, возвращаясь на место и анализируя свой поступок.
Обычно он ни в какие разборки на виду у людей никогда не вмешивался, и что вдруг на него нашло, понять не мог.
Поймал взгляд парня-инвалида. Насторожился.
Взгляд этот был странно оценивающим и насмешливым, будто инвалид знал нечто такое, что было скрыто от самого Гордеева. Так мог бы смотреть профи спецназа, прошедший хорошую жизненную школу и готовый к выполнению задания . Мешала воспринимать парня спецназовцем только его явная некомбатантность, отсутствие правой ноги.
Гордеев бросил на парочку более внимательный взгляд.
Сердце защемило.
Они были слишком тихими и выглядели незащищенными, чтобы представлять собой спецназ. Либо наоборот, когда-то и в самом деле служили в строю, пока не получили инвалидность во время одной из боевых операций. Таких Гордеев жалел, так как сам был ветераном армейского «Барса» и ушел из отряда только после тяжелого ранения.
Объявили посадку в самолет.
Оглядываясь на шумную компанию в кафе, пассажиры потянулись к выходу на посадку.
У Гордеева прожужжал мобильный. Он отошел в сторонку, поднес к уху изящную трубочку смартфона.
— Петрович, — раздался в трубке задыхающийся голос, — меня пытаются… — Возня, сдавленный мат. — Уходи, Петрович! Тебя тоже на…
В трубке захрипело, издалека прилетел странный квакающий звук, тихий вскрик, и все стихло.
— Кто говорит?! - с запозданием спросил Гордеев, внезапно соображая, что квакающий звук — это выстрел.
Подержал трубку возле уха, пытаясь вспомнить, кому принадлежал голос. Вспомнил: ему звонил Саша Веничко, бывший старлей, бывший опер группы «Альфа», с которым он участвовал в последней операции. Что он хотел сказать этим: «Тебя тоже на…»? Найдут? Кто?
— Пассажир, заходите в самолет, — сказала дежурная по посадке.
Гордеев очнулся, спрятал мобильник, поднялся по трапу последним. А в самолете ему показалось, что на него сквозь прорезь придела глянула сама Смерть.
Не показав, однако, виду, что заметил оценивающие взгляды (снова инвалиды-спортсмены, интересно, чем он их так заинтересовал?), Гордеев сел на свое место, посидел в расслабленной позе, прислушиваясь к предполетной суете бортпроводниц, потом взялся за трубку мобильного.
На первый звонок никто не откликнулся. Зато ответили на второй:
— Слушаю, Петрович.
— Солома, — заговорил Гордеев так, чтобы его никто не услышал, — мне только что позвонил Веник…
— Он и мне вчера звонил, утверждал, что за ним следят.
— Похоже, его накрыли.
Пауза.
— Кто?
— Не знаю. Урмас молчит. Обзвони всех наших и будь осторожен.
— Хорошо.
Гордеев откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза.
Вспомнилась последняя операция, в которой ему предложили участвовать в качестве командира группы. А задание выдал не кто иной, как сам Бугор, то есть генерал Чернавский, начальник Управления спецопераций Службы разведки Минобороны. Несколько лет назад Гордеев и сам служил в Управлении, дошел до полковника, но вынужден был уйти на покой, получив ранение.