Страница 3 из 6
На самом же деле Женькино нутро рвалось на просторы полей, лесов и виноградников. Внимательно следя за каждым моим шагом, Женька мог безошибочно определить, куда я собрался идти. Если мои затянувшиеся сборы и атрибуты подготовки подтверждали, что я собираюсь на охоту, Женькиной радости не было предела. Так как это представляло тогда большую тайну, пёс с трудом старался сдерживаться и всем своим видом изображал, что ничего особенного не происходит. Он озабоченно начинал делать обход своих владений. Это было для него поводом, как бы между прочим понаблюдать за мной. После тайных сборов я, оставив слегка приоткрытой калитку, так же тайно исчезал. Что являлось для пса сигналом к действию. Женька для отвода глаз, нетерпеливо посматривая по сторонам, прохаживался по двору и, соблюдая конспирацию, тенью проскальзывал в оставленную мной щель в калитке. Через несколько минут мы уже были вдвоём. Мне можно было и не ждать собаку в условленном месте, так как Женька мог найти меня везде. Но я обычно его с нетерпением ждал, чем подчёркивал своё уважение к другу, и он это понимая ценил, платя мне тем же.
Найдя меня на нашей поляне, Женька начинал носиться, как угорелый, делая широкие круги. Он, как смерч, летал вокруг, буреломом ломая кусты, и со стороны можно было подумать, что у пса «сорвало крышу». Но это было не просто выражение его накопившихся эмоций или погоня за бабочками да птичками, это было большее. Пёс, знавший о данном моём увлечении не понаслышке, разминался. Иногда проносясь в нескольких сантиметрах от меня, он демонстрировал мне свои возможности. Его разминка продолжалось пока я, достав оружие, заканчивал свою подготовку к охоте. Увидев, что я завершил сборы, Женька подбегал и, глядя мне в глаза, выпрашивал оценку его готовности. Если я, теребя загривок пса, говорил: «Молодец!» Он преображался. Поведение моего друга становилось деловито – сдержанным, ведь он шёл со мной на охоту, а это дело серьёзное.
Дальше каждый из нас выполнял свои обязанности. Пёс, бегая кругами и глубоко сопя, искал след, я полностью полагаясь на него, мог, любуясь окружающим миром, наслаждаться жизнью. Мы не жаждали крови. Охота для нас была атрибутом единения. Она, укреплённая тайной, вырабатывала адреналин и усиливала нашу ответственность друг перед другом. Зачастую, не сделав ни одного выстрела, без добычи, уставшие и голодные, мы шли домой довольные проведённым вместе временем. Природа нас манила своей гармонией и искренностью, в которой существовали свои законы, где нет суеты и подлости, где происходит единение душ, а не единение сословий. Ведь мы не играли с природой, а жили ею.
Так было и в тот холодный ноябрьский день. Пройдя много километров, так и не сделав ни одного выстрела, я решил прочесать колхозный виноградник и заодно поживиться, пропущенными в уборку, одиноко висящими кисточками, сладкого, превращающегося в изюм, винограда. Женька молча со мной согласился. Сильный, холодный ветер, срывая капюшон, дул мне прямо в лицо, но я не сдавался. У пса дела тоже были не лучше. Мощный поток воздуха, не задерживая запахи у Женькиного грязного от старания носа, с большой скоростью уносил их безвозвратно вдаль. Пёс нервничал.
Найдя брошенную, слегка примороженную кисть винограда, я с удовольствием её поглощал, забыв об охоте. Холодный, сладкий виноград, сводя зубы, замораживал мои мозги, в которых, как в заевшей пластинке, повторялась одна и та же мысль – надо идти домой. Вдруг Женька, преградив своим телом мне дорогу, тихо зарычал, своим поведением показывая, что рядом кто-то есть, но кто и где я не видел. Не создавая шума, я снял с плеча оружие. Знавший о нём не понаслышке, Женька, как по команде, ушёл за мою спину. Всматриваясь и бессмысленно водя стволом по сторонам, так никого и не увидев, я сдался. Пёс все это время, тихо поскуливая от нетерпения, рвал и метал. Рыча и гребя лапами землю, видимо внутри себя ругая меня за бестолковость, он рвался в бой. Подняв ствол вверх, я дал ему сигнал к действию. Женька пулей рванул из-за моей спины. Я был ошарашен, опередив пса на доли секунды, прямо из под моих ног выскочил большой, длинноухий русак. Оказывается всё это время на меня в упор смотрел заяц.
Так как мы с Женькой шли на сильный ветер, звуки и запахи, исходящие от нас, не успев достичь косого, уносились от него прочь. И он, прозевав наше неожиданное появление, залёг.
Началась борьба гонщиков. Женька, понимая, что в беге по ровному виноградному ряду зайцу нет равных, а лично его надолго не хватит, настигая, постоянно пытался сбить косого с ряда. После нескольких таких попыток заяц поддался на его провокацию. Пытаясь с ходу перескочить через натянутую проволоку виноградного ряда, он зацепился за неё задней лапой. Неуклюжее сальто косого закончилось яростными объятиями пса, и дело было сделано. Скорость происходящей на моих глазах драмы, ввела меня в шок, но занавес представления уже закрылся. Мне только оставалось подойти и убедившись, что заяц мёртв, подвесить его на пояс да похвалить пса. Ведь мы на охоте, а на ней всё по-настоящему.
Вскоре холодный осенний ветер, остудив вскипевший в моей голове негативный адреналин, сменил его на эйфорию победы, которую своим поведением поддерживал Женька. Умышленно не пряча добычу, мы гордо вошли в село. Каждому встречному, задававшему вопрос: «Как охота?», я подробно рассказывал о талантах и возможностях своего пса. Как только Женька слышал в рассказе своё имя, то сразу же активно подключался к разговору, всеми своими эмоциями подтверждая, что именно так всё и было.
По мере расширения разнообразия моих увлечений расширял свой кругозор и Женька. Он активно пытался во всём мне помогать, но зачастую лишь путался под ногами и мешал. Однако боясь обидеть друга, от его помощи я никак не мог отказаться.
В то время заядлым грибником я не был. Но так как в тех местах после дождей в изобилии росли шампиньоны и однобочки, то при неудачной охоте они попадали в мой трофей. Женька быстро научившись по нюху определять, какие грибы нужно собирать, рьяно бросался мне помогать. Найдя гриб, он мог долгое время назойливо лаять, чтобы я пришёл и срезал его. После того как он вынуждал меня это сделать, пёс с чувством выполненного долга, высунув язык, мчался на поиски другого. Женьку, как настоящего вошедшего в азарт грибника, не интересовали ни расстояние, ни количество найденных грибов, и мне приходилось зачастую из–за одного мелкого гриба плестись на собачий лай по несколько сот метров.
На рыбалке мне без Женькиной помощи ну никак нельзя было обойтись. На каждую подсечённую мною рыбу, видимо боясь, что та уйдёт, пёс набрасывался с таким остервенением и лаем, что грозил порвать не только поводок, но и основную леску снасти. Я уже не рассказываю о рыбе, распуганной от его шума.
Как-то на очередной рыбалке, будучи отчитанным за абсолютно не рыбацкое поведение, Женька лежал на берегу пруда рядом со мной, обиженно положив голову на лапы, и как бы безучастно наблюдал за происходящим. На каждую выловленную мною рыбу, ему приходилось реагировать только резким поднятием головы и не более. Пёс скучал. Рыбалка шла полным ходом, ловились карасики с ладошку, а мне тогда большего было и не надо.
Из–за не имения садка, пойманную рыбу я нанизывал через жабры на проволоку и опускал в воду. Насаживая на это приспособление очередного выловленного карасика, я вдруг обнаружил откушенные хвосты нижних рыб. Осталось выявить и обезвредить тварь, покушавшуюся на мой улов. Ею оказалась довольно крупная, старая, болотная черепаха, которую я несколько раз предупреждая, отпугивал палкой. Но воровка, почувствовав себя хозяйкой положения (ведь это же её пруд), настолько увлеклась, что мне только оставалось резким движением руки выкинуть её на берег. И у скучающего на берегу Женьки тотчас появился объект исследования. Основательно изучив, осторожно нюхая и трогая лапой это болотное существо, он быстро потерял к нему интерес. Но когда объект исследования, вдруг высунув голову и лапы начал довольно быстро передвигаться в сторону пруда, Женькиному восторгу не было предела. И он с вдохновением занялся вопросом извлечения этого настырного существа из его укрытия, каким являлся панцирь. Задача оказалась сложнее, чем пёс предполагал. Так как неизвестное псу существо оказалась ему не по зубам, Женька разрабатывал различные комбинации и тактику, чтобы застичь черепаху врасплох. Он, то залегал на разных расстояниях для неожиданного нападения на неё, то скатывал её в ямку, чтобы стать невидимым. Но опыт и реакция самозащиты черепахи брали верх, и она упёрто подползла между его нападениями к водоему. Тогда Женька катил её лапой подальше в поле, и всё начиналось сначала. Нервы пса были на пределе. Ведь такого ещё не было, чтобы его так долго кто-то водил за нос, причём при свидетелях, каким являлся я. Этого пёс пережить никак не мог. К концу рыбалки черепаха была похожа на обшарпанный придорожный булыжник, так как её панцирь был обглодан зубами и исцарапан когтями пса. Но Женька не сдавался.