Страница 9 из 16
Создаваемые силой воображения образы вызывают у читателя эмоциональную реакцию, называемую сопереживанием.
Оно, как и работа воображения, обеспечивает влияние искусства слова на сознание в детском возрасте. Поэзия подсказала: «Память сердца сильнее памяти рассудка». Характерно в этом отношении уже название первого российского журнала для детей Николая Новикова «Детское чтение для сердца и разума» (1775), где на первое место поставлено сердце. Не случайно в предисловии к своей повести «Детство» среди качеств желаемого читателя Лев Толстой главным назвал чувствительность, то есть «способность пожалеть от души и даже пролить несколько слез о вымышленном лице, которого вы полюбили, и от сердца порадоваться за него, и не стыдились бы этого». Задеть за сердце читателя всегда было главной задачей литературы как искусства слова. И эта задача эхом отзывалась в душах читателей. На будущего писателя Виктора Розова, например, когда он был подростком, произведения Достоевского действовали так ошеломляюще, что он не мог усидеть на месте и прыгал, чтобы успокоиться.
В отличие от реальной жизни, где эмоции летучи и за ними трудно уследить, художественная литература дает зафиксированный в тексте и материализованный в слове сложный и динамичный рисунок чувств, над которыми можно думать, анализировать, сопоставлять и которыми можно «заражаться». Эмоциональное обогащение здесь тесно связано с развитием читательского мастерства, а эмоциональная культура – с культурой чтения. Так, для понимания чувств литературного героя большое значение имеет словесный психологический портрет персонажа. У писателей, художников он красноречиво говорит о богатстве или бедности его внутреннего мира. Невербализованный язык чувств – это язык самой жизни, нашего повседневного общения, предполагающего умение читать человека как книгу.
В эмоциональной реакции читателя на литературный текст особо выделяется явление, называемое катарсис (от греч. catharsis – очищение). Это кульминация эмоционального состояния читателя, субъективно переживаемая как душевный подъем, готовность к высоким и добрым поступкам. Катарсис относят к облагораживающему воздействию искусства в целом. «Искусство, – писал когда-то Чингиз Айтматов, – должно ввергать человека в глубокие раздумья и потрясения, вызывать в нем мощные чувства сострадания, протеста против зла, должно давать ему повод сокрушаться, печалиться и жаждать восстановить, отстоять то лучшее, что оказалось попранным, погубленным».
Петербургский социальный психолог В. Е. Семенов выделил три основных аспекта катарсиса – эмоциональный, эстетический и этический. В эмоциональном плане катарсис ведет к состоянию облегчения (включая смех и слезы), освобождения от мрачных мыслей к возвышенным чувствам. В эстетическом аспекте он пробуждает чувство гармонии, порядка, красоты. В этическом – вызывает гуманные альтруистические чувства. Вместе взятые функции катарсиса формируют, в конечном счете, мироощущение человека, ориентированного на добро, на уважение к человеческому достоинству, на готовность бескорыстно действовать в пользу другого, не считаясь со своими личными интересами. Этот «конечный счет» обуславливается чтением великих писателей, чьи произведения проникнуты духом гуманности. Задача педагога-библиотекаря состоит в том, чтобы обусловить проявления эффекта катарсиса, закрепить его, поддержать и усилить.
Тесно связанной с эмоциональностью, обеспечивающей эффект чтения, является доверчивость ребенка к книге. Толстой вспоминал: «Все самые неестественные лица и события были для меня так же живы, как действительность, я не только не смел заподозрить автора во лжи, но сам автор не существовал для меня, а сами собой являлись передо мной, из печатной книги, живые действительные люди и события. Ежели я нигде не встречал лиц, похожих на те, про которых я читал, то я ни секунды не сомневался в том, что они будут». Иллюзия достоверности всего происходящего в книге создавала ощущение личной причастности читателя к сюжетным коллизиям книги. Ребенок стремился воздействовать на события не только в мыслях, он продолжал книгу в своих играх, рисунках, в поведении, даже во внешнем облике. Доверчивость к тексту читаемой книги во многом определялась отношением к персонажам как к живым людям. Все это обуславливало долговечность жизни в духовной биографии читателя.
Столь сильное влияние книги в детстве объясняется еще и тем, что книга пробуждает самосознание читающего подростка. В героях кто-то узнает свое оскорбленное самолюбие, кто-то – свои искания, кто-то – свои проступки, одиночество души, обиды и многое другое. А там, где пробуждается самосознание, зарождается самовоспитание, поиски нравственных ценностей. Читатель получает жизненный урок. Иван Бунин дивился: «И как уже различала, угадывала моя дута, что хорошо, что дурно, что лучше, что хуже, что нужно и что не нужно ей!». И не только различала и угадывала, но и закрепляла за собой всё доброе и отторгала всё злое, или как говорил Аксаков, «рождала презрение ко всему низкому и подлому и уважение к честному и высокому».
Эффект идентификации
Способность устанавливать связь между персонажами и самим читателем рождает явление, называемое идентификацией. Именно с идентификации – с понимания самого себя через понимание литературного персонажа, – основанной на аналогиях и ассоциациях, на рождении образа «Я» в настоящем и будущем, начинается самовоспитание читателя. От персонажа к читателю литература переносит опыт, строй мысли, поведение человека в тех или иных жизненных ситуациях. Не случайно в отзывах детей можно нередко увидеть такую фразу: «Мне казалось, что я читаю о самом себе». Хорошо об идентификации сказал писатель Даниил Гранин в книге «Человек не отсюда» (2014. С. 35) Он назвал этот элемент восприятия одним из самых «сладких» чувств при чтении: «Боже мой, это же и про меня, и я это чувствовал, и я так думал, об этом плакал… Это соприкосновение избавляет от одиночества. Оно заполняет мир близкими людьми». Для библиотекаря понимание этой специфики восприятия даёт основание для постановки вопросов читателю в процессе общения с ним: «Кто из литературных героев оказался наиболее близок вам?», «Совпадают ли чувства и мысли героя с вашими чувствами?»
В идентификации есть две стороны – внешняя и внутренняя. Внешняя – это сходство обстоятельств, поведения, поступков. Внутренняя отражает духовный мир человека, его мысли и чувства, его характер, мотивы поведения. Чем младше ребенок, тем важнее для него внешняя сторона. Лишь по мере возрастания человек начинает идентифицировать себя с героем, ориентируясь на его внутренний мир. Ярче всего это происходит в отрочестве, когда создается гипотеза о самом себе. Психологи отмечают, что именно в отрочестве чаще всего возникает явление, называемое кризисом идентичности, т. е. утратой человеком представлений о своем месте в непрестанно изменяющемся мире, о самоценности собственной личности. Кризис идентичности затрагивает систему ценностей. Есть опасность возникновения у человека в этом возрасте негативной идентичности, тяготения к антигерою с проявлениями агрессии, насилия, часто порождаемыми массовой культурой.
Психологической основой идентификации является способность к мысленному перевоплощению: умению поставить себя на место персонажа, жить его жизнью. Представляя себя на месте персонажа, читатель извлекает из собственного сознания новый мир неведомых доселе мыслей и чувств. На важность этого момента обратил внимание известный литературный критик и философ Ю. Карякин: «Пока ученик относится к литературе как свидетельству того, что происходит с другими, а не с ним самим, пока в чужом не узнает свое, пока не обожжется этим открытием – до той поры нет и самовыделки, нет и потребности в ней». Добавим, нет и желания читать. Перевоплощение у ребенка часто проявляется в игре по следам прочитанного, в стремлении подражать герою и внешне, и внутренне.