Страница 5 из 16
Нельзя отрицать информационного аспекта чтения даже применительно к художественной литературе. Крупнейший гуманитарий Ю. Лотман, комментируя роман «Евгений Онегин», указал на довольно обширную и разнообразную информацию о дворянском хозяйстве, образовании, воспитании девушек, плане и интерьере помещичьего дома, быте в столице и провинции, развлечениях, почтовой службе, правилах дуэли и многом другом. Однако выбранная информация, как он сам отметил, – лишь поверхностная часть содержания романа Пушкина. Под этим слоем – огромный мир идей, образов, чувств, переплетение ассоциаций, реминисценций, многообразие интонаций, иносказаний и других тонкостей, которые не вычитаны людьми и за 200 с лишним лет, которые в каждом из читателей живут своей жизнью и отвечают на такие вопросы, какие поэт и предполагать не мог. Погрузившись в эти глубины, читатель непредсказуемо реагирует на них, исходя из своего жизненного и читательского опыта. Пушкинские идеи, образы, аналогии и ассоциации рождают у читателя свои собственные, не тождественные пушкинским, но возбужденные ими.
Цель информации – преимущественно прагматичная, а преобладающий мотив получения – польза, необходимость, деловая потребность. С точки зрения информации, серый походный сюртук и треугольная шляпа – это только серый походный сюртук и треугольная шляпа и больше ничего. Пушкин двумя чертами нарисовал образ Наполеона, а читатель, добавив нечто сверх того, воссоздал его в своем воображении.
То, чем сильна литература и что дает читателю полет фантазии, для информации только помеха. И еще: если для информации в тексте важны ключевые слова, то для подлинного читателя, читающего великое произведение, нет не ключевых слов, каждое слово, каждая запятая, каждая точка существенны. Вот что говорил, например, актер Игорь Ильинской о пьесах Гоголя: «В его пьесах всё без исключения важно, начиная с выразительнейших гоголевских ремарок и кончая знаками препинания, последовательностью слов во фразе, каждым многоточием, каждой паузой. Словом, нужно лишь правильно прочесть Гоголя, – но какая бездна творческих барьеров заключена в этом „лишь!“».
Вот почему подлинный писатель избегает прямой информативности текста и ищет не слов-сообщений, а слов-образов. Показательный пример в этом плане дает критик Л. Озеров в статье «Ода эпитету». Он обратил внимание, пользуясь черновиками Пушкина, как тот, ища эпитет к слову «лорнет», отверг первоначальный вариант «позолоченный» и сменил его на «разочарованный». Если первый ничего не прибавляет к образу Евгения Онегина, то второй – это косвенная характеристика хозяина лорнета, заменяющая собой целое описание. В той же статье критик приводит синонимический ряд эпитетов, которые не могут быть адекватно переведены на язык информации. Среди них – несравненный, изумительный, восхитительный, волшебный, упоительный, исключительный, дивный, сказочный, бесподобный, великолепный, божественный. Каждое из названных прилагательных для информации – ничто, ибо они не столько сообщают, сколько возбуждают в читателе его собственные образы, чувственные представления и размышления. Стоит подойти к искусству с меркой информации, как оно тотчас же вянет. Многозначность слова, индивидуальный стиль, интонация автора, весь неопредмеченный мир – мечты, чувства, аналогии, ассоциации, сравнения – всё пропадает. Литература обедняется, а с ней вместе обедняется и читатель.
Размышления о соотношении понятий «получение информации» и «традиционное чтение» приводит нас к еще одному существенному различию между ними. Информацию мы получаем в готовом виде, выработанном не нами. Продукт же чтения получить нельзя: его создает сам читатель. Это рожденные им самим впечатления, мысли, чувства, образы, аналогии, мечты, воспоминания и многое другое. Читая, человек не только воспринимает написанное, но и воссоздает новое по тем меркам, которые согласуются с его душевной организацией.
Следует признать, что сделанная нами попытка разграничить понятия «чтение» и «информация» огрубляет истинное положение дела. Есть книги и книги, есть чтение и чтение. Нельзя сбрасывать со счетов целый пласт изданий, специально предназначенных для получения информации: справочники, словари, энциклопедии. Сюда можно частично отнести научную и деловую литературу. Нельзя и отрицать чтения, нацеленного исключительно на информацию. Даже применительно к художественной литературе оно порой необходимо (выполнение разного рода заданий, выборка нужного материала, цитирование). Надо учесть, что среди художественных произведений есть масса таких, которые, кроме информации (закрученного сюжета), ничего иного в себе не несут. Наше стремление обнажить различия продиктовано стремлением показать вспомогательную роль информации, когда речь идет о подлинной литературе и полноценном чтении.
Затронув вопрос о чтении в контексте информации, мы приблизились еще к одной проблеме: сходства и различия чтения с бумажного носителя и с экрана.
Чтение с листа и чтение с экрана
Исследование современных тенденций чтения подростков и юношества, использования ими разных каналов получения информации, проведенное по инициативе Научного центра исследований истории книжной культуры РАН (автор Ю. П. Мелентьева), показало, что компьютер значительно опережает книгу по активности использования. Число школьников, замыкающихся на электронном ресурсе, резко возрастает. К опытным и уверенным пользователям компьютера отнесли себя 70 % респондентов, и только 18 % считают себя читателями в традиционном смысле слова. Однако подавляющее число респондентов не считает себя читателями электронных книг. Электронная культура в их сознании не обладает высоким ценностным статусом, по причине того, что она утилитарна, обыденна и жестко функциональна. Однако в обществе бытует мнение, что именно электронное чтение увело людей от книги, а чтение в целом от пользования компьютером не пострадало. Там и там человек имеет дело с письменным текстом, с одной и той же семантикой, которую надо уметь прочесть, то есть воспроизводить содержание в своем сознании. Вместе с тем опыт показывает, что чтение экранное не идентично чтению с листа. Влияет сам носитель текста. Читая книгу, человек ее листает, находит нужные страницы, цитаты, те или иные куски текста, имея общее представление о тексте и сохранении целостного восприятия. Читаемый книжный текст имеет определенный стиль изложения, в нем проявляется авторская манера изложения, он имеет завершенность и определенную закрытость, в которую читатель по своему произволу не может вторгаться.
В цифровом пространстве возникает не материальный объект, а сам текст. Он как бы выплывает бесконечной лентой из глубины компьютера. Чтение заключается в развертывании этой тянущейся текстовой ленты. Экранный текст, кроме письменной культуры, может передавать еще и изображение, движение, звук, устную речь, музыку. Его чтение, как правило, – чтение прерывистое, целью его становится поиск по ключевым словам или тематическим рубрикам необходимого фрагмента. Компьютерный текст называют открытым, или текстом-конструктором, которым читатель имеет возможность манипулировать: добавлять, изменять, исчезает понятие авторства.
Известный итальянский писатель и философ Умберто Эко в статье «От Интернета к Гуттенбергу» (см. «Чтение с листа, с экрана и „на слух“: опыт России и других стран», М.: РШБА, 2009. С. 75) ставит два вопроса: может ли электронный текст заменить книгу для чтения и может ли он изменить саму природу произведения для чтения? Как утверждает автор, читать с дисплея – это совсем не то же самое, что читать со страницы книги. На первый вопрос он отвечает так: книга требует чтения неторопливого, размышляющего, вдумчивого. Компьютерный текст больше годится для получения информации. У книги есть преимущество – она не зависит от электрополей и от замыканий сети, для чтения не требуется электрическая розетка. Однако на наших глазах электронные носители вытесняют книги-справочники. Один CD-ROM может включить в себя всю «Британику», причем им будет гораздо удобнее пользоваться. В отличие от законченного текста книги, содержание которой читатель не может менять, он может лишь бесконечно ее интерпретировать, электронный текст – это текст мобильный, изменчивый, открытый. Читатель может вторгнуться в само его содержание, перемещая, сокращая, добавляя новые текстовые единицы, находящиеся в его распоряжении. Читательское вмешательство в текст может иметь огромные последствия: стирается имя и сама фигура автора как гаранта идентичности. Нарушается единство стиля и языка, присущее книге. Книга бумажная открыта для свободы интерпретации, но не для свободы переделки ее по усмотрению читателя. Ученые ставят вопрос: сумеет ли цифровой текст преодолеть тенденцию к фрагментарности, характерной как для электронных носителей, так и для способов чтения, которые они предусматривают?