В видении Бога

– Ой, уже за полдень! – воскликнул он. – К часу я должен быть в своем кабинете в канцелярии.

Встречу пришлось закруглить, и Рамдас со своими молодыми друзьями вернулся к Кантилалу.

Он провел в Лимбди две недели, и каждый день Раджа Рам и матушка Элизабет приезжали за ним на машине и он проводил час или два в их обществе. Он говорил с ними о вечном счастье и любви, всегда одерживающей победу, сдабривая рассказ примерами из своей бродячей жизни. Они зачарованно слушали, забывая обо всем на свете. В чистом сердце матушки зародилась нежная любовь к Рамдасу, и она пригласила его на свою маленькую изящную виллу, стоящую посреди прекрасного сада. Свою обитель матушка называла «Шри Кришна Ниваса». Какое доброе и любящее сердце!

Во второй половине дня «приемная» Рамдаса заполнялась женщинами. Среди них были две древние старушки, не пропустившие ни единого дня. Несмотря на старческую немощь, они с завидным упорством взбирались по лестнице на четвереньках и ковыляли прямо к Рамдасу, чтобы затолкать ему в рот большие куски тростникового сахара, за что Рамдас наградил их прозвищем «сахарные матушки». Глядя на него с умилением, они похлопывали себя по щекам и ласково приговаривали: «Родненький, любимый».

Как-то вечером Рамдас, приняв приглашение старой рани-сахеб, вдовы Такор-сахеба, отца Раджи Рама, посетил зенану – женские покои царского дворца. Его препроводил туда бывший деван (губернатор) Лимбди, благородный и скромный человек, по возрасту отошедший от дел. Рамдаса пригласили в маленькую комнату, где ему приготовили сиденье на возвышении. Кроме него и девана, там находился очень старый брахман. Соблюдая традицию[25], рани жила затворницей и, разговаривая с мужчинами, скрывалась за металлической ширмой, в которой было проделано много маленьких дырочек. Это позволяло женщинам видеть людей, сидящих снаружи, но их самих было не видно. Оказалось, что набожная матушка посвящала все послеполуденные часы чтению святых писаний. Она выразила желание, чтобы Рамдас что-нибудь сказал ей. Хотя он изъяснялся на хинди, слова полились бурным потоком. Около получаса он вдохновенно описывал тщету жизни, лишенной стремления к божественному знанию и любви ко всем созданиям. Когда он умолк, на пять минут воцарилось гробовое молчание. Потом из-за дырчатой ширмы раздался звонкий и хорошо поставленный голос рани.

– Подумать только, какая великая вайрагья[26]! Как бы мне хотелось родиться мужчиной, а не женщиной, навеки запертой в золотой клетке! Будь я мужчиной, я могла бы жить, как он, свободно и счастливо.

Судя по всему, слова адресовались девану Сахебу и были приправлены изрядной порцией горечи. Добрая рани-сахеб угостила Рамдаса молоком и фруктами, и, попрощавшись, Рамдас отбыл и вернулся домой.

Из ловушки майи в ловушку Бога

Рамдас навестил санньясинов в их ашраме, где был радушно встречен постоянными обитателями. По их просьбе он сказал несколько слов о Богореализации – в его понимании, единственной цели жизни.

Кроме того, ему выдалась возможность встретиться с садху-джайнами в их главном ашраме в Лимбди. Джайнизм считается таким же древним, как Веды. Его учение во многих отношениях напоминает буддизм. Постулат ненасилия в этой религии доведен до крайности. Садху-джайны носят специальную повязку, закрывающую рот, закрепляя ее на голове тонкими лентами, и всегда имеют при себе маленькую метелочку, которой подметают пол или землю, прежде чем сесть. Все эти предосторожности – для того, чтобы невольно не убить невидимых глазу мелких букашек. По этой же причине они пьют только кипяченую воду и никогда не едят у зажженной лампы, завершая вечернюю трапезу до заката. Согласно джайнизму, цель человеческого существования – освобождение и покой, а путь к этой цели – безупречная чистота образа жизни и ненасилие.

Рамдас с удовольствием провел полчаса с садху этого ашрама, после чего его отвезли в еще один ашрам, где собрались женщины из общины джайнов, чтобы послушать его речь. Видя этих добрых матушек, он был так счастлив! Он поднялся на невысокую трибуну и говорил без остановки три четверти часа о чистоте, любви и покое, весь наполненный невыразимым восторгом. Поездки в ашрамы организовали два уважаемых купца-джайна, щедрых на благотворительность, – Угарчанд Шет и Моханбхаи. Они прониклись глубокой симпатией к Рамдасу и настояли, чтобы он также посетил их дома.

Как-то раз, когда Рамдас приехал во дворец, Раджа Рам отвел его в свою комнату для пудж, где на алтаре были расставлены многочисленные изображения святых и аватаров Бога в серебряных рамах. Раджа Рам поклонялся Шри Кришне. Принцу было уже за шестьдесят, но он сохранял прекрасную форму, подчиняя свою жизнь строгой дисциплине, и был строен, здоров и силен. Он неизменно вставал в три часа утра и до рассвета совершал обряды и сидел в медитации.

Однажды принц пытался заставить Рамдаса принять от него дорогой подарок – шелковую шаль, но Рамдасу пришлось вежливо отказаться, напомнив ему, что такая роскошь пристала царским особам, а не бродячим факирам. Вся одежда Рамдаса состояла из одного дхоти. Хотя погода была по-зимнему холодной и ветреной, Рамдас был нечувствителен к ее неприятным сюрпризам, но материнское сердце английской леди болело за него. Она уговорила Раджу Рама подарить ему какую-нибудь неброскую теплую вещь.

Признаться, Рамдас был вполне доволен своим единственным дхоти, но Раджа Рам и матушка Элизабет так дружно насели на него, что он согласился обменять дхоти из домотканого хлопка на такой же отрез шерстяной ткани. Старое дхоти было торжественно разрезано пополам, и два куска разделены между ними как памятный приз. Но на этом матушка не успокоилась: ею завладела идея, что Рамдасу позарез необходима длинная шерстяная мантия. Не успел он оглянуться, как идея воплотилась в тяжеленную хламиду из толстого твида: Раджа Рам высоко ценил этот материал. По их настоянию Рамдас облачился в нее и пару раз подпрыгнул, вызвав их веселый смех. Это был первый и последний раз, когда он использовал мантию.

Вечера Рамдас проводил у Кантилала, в маленькой комнате на третьем этаже. Кантилал и Маганлал не отходили от него ни на шаг. Маганлал обладал блестящим чувством юмора и неподражаемо копировал ужимки гостей, навещавших Рамдаса, заставляя его смеяться до слез.

– Свамиджи, – заметил он как-то с хитрецой, – я внимательно слушал ваши поучения, но все не могу взять в толк, к чему вы клоните. По всему получается, что вы просто совершили прыжок из майя-готалы в брахма-готалу.

Последние слова означают: «Из ловушки иллюзии в ловушку Бога»!

Двое посетителей Рамдаса, доктор Шукла, брахман по касте, и джайн Чунибхаи были уроженцами Вадвана, другого суверенного штата Индии. Они предложили Рамдасу поехать с ними в Вадван на несколько дней. Он принял приглашение и покинул Лимбди.

Помимо этого, еще в Джунагаде Рамдас получил письмо и денежный перевод от Каширамбхаи из Сурата. Он просил Рамдаса приехать к нему на несколько дней после его странствий по Катьявару.

Глава 8. Вадван – Сурат – Джанси

Снова Рамчарандас

Рамдас приехал в Вадван. На первую ночь его устроили в пустом здании больницы. Маганлал не отставал от него, и в данный момент во всем мире у него не было никого дороже Рамдаса. Он следовал за Рамдасом как тень, с готовностью оказывая любую услугу. На второй день Рамдаса переселили в дом Чунибхаи, и тут же начали прибывать посетители. Частым гостем стал д-р Шукла, ревностный и пылкий искатель истины. Губернатор штата, талантливый и добродетельный человек, тоже отнесся к нему с большой сердечностью. К тому же несколько друзей из Лимбди отправились вслед за ним, чтобы в Вадване увидеться вновь. Здесь Рамдас познакомился с садхакой Дживараджем, который жил за городом в маленькой палатке.

25

Обычай (пурдах), соблюдаемый в мусульманских и некоторых индуистских общинах, предписывающий женщинам не открывать лица перед посторонними мужчинами и общаться с ними, сидя за ширмой, а выходя на улицу, закрывать лицо паранджой.

26

Вайрагья – отрешенность от мира с его желаниями и привязанностями.