Страница 8 из 71
Александр III не принимал духа «Истории государства Российского» Карамзина, в частности его уничижительного отношения к Иоанну Грозному, и высказывал особенное сочувствие стихотворению А. Н. Майкова «У гроба Грозного Царя»{57}. По инициативе Александра III в Москве был создан Исторический музей. Русский историк В. В. Назаревский отмечал: «Никто из царственных предшественников Александра III не занимался столько изучением русской истории, как он: в этом отношении он превзошёл и Петра I и Екатерину II. Очевидно, что из своих исторических занятий он черпал идеи, которыми он руководствовался для своего правления»{58}. 13 мая 1895 г. Император Николай II повелел присвоить Историческому музею имя Императора Александра III{59}. По предложению коллектива музея в вестибюле здания был установлен бюст Царя-Миротворца{60}.
Хорошо знавший Александра III граф С. Д. Шереметев вспоминал: «Пристрастие его склонялось в особенности к древностям русским, к памятникам зодчества, орнаментации, иконописи, фресок и мозаики. Он любил говорить об этом и вызывал на разговоры»{61}.
Царь поражал старика песенника К. И. Романова знанием старинных русских песен, которых никто «окромя него» и в народе-то не знал{62}. Александр III очень любил русскую духовную музыку: Д. С. Бортнянского, особенно А. Ф. Львова и его Херувимскую песнь. Из светской музыки особенно любил М. И. Глинку, Р. Вагнера, особенно П. И. Чайковского. На годы царствования Александра III пришлись главные балетные премьеры композитора. Примечательно, что члены семьи Александра III посещали даже репетиции и генеральные прогоны новых балетных постановок на музыку Чайковского. Граф С. Д. Шереметев вспоминал, что однажды, в 1893 г., Александр III «потребовал, чтобы сыграли одну из пьес Чайковского. Хор играл в этот день особенно хорошо, и впечатление было сильное. Государь пожелал повторения и слушал с видимым наслаждением, да и нельзя было иначе. Все разошлись несколько позднее обыкновенного и под чудным настроением, а на другой день узнали, что в это самое время, когда всё происходило в Гатчине, умирал Чайковский. Казалось, мы слышали его лебединую песню. И тот, кто слушал её так внимательно и так наслаждался ею, ненадолго пережил его. Мог ли кто из нас тогда это предчувствовать?»{63}.
Н. А. Епанчин свидетельствовал: «Император Александр III был чисто русский человек, и это проявлялось не только во внешней его политике, но и в делах, казалось бы, не очень важных. Так, например, он установил, чтобы лица свиты, им пожалованные, имели на эполетах и погонах вензель его имени, исполненный славянской вязью; он восстановил древний русский обычай иметь на знамёнах Лик Спасителя, а на верху древка восьмиконечный крест»{64}. Александр III «чрезвычайно любил русскую баню. Во дворцах, где он жил, баня была необходимою принадлежностью»{65}.
Лейб-медик Александра III Н. А. Вельяминов вспоминал, что Царь никаких иностранных языков в своем обиходе не допускал и говорил по-французски только с Императрицей, но «плохо, как часто говорят именно русские»{66}. На сербском послании, присланном ему по-французски, Государь написал: «Отчего же по-французски, а не на русском языке? Как будто пишут для иностранцев, а мы с вами по-русски не понимаем»{67}.
Великая Княгиня Ольга Александровна рассказывала: «Моего отца называли мужицким Царём. Потому что он действительно понимал крестьян. Подобно Петру Великому, он не переносил помпезности и роскоши, у него были простые вкусы и, по его словам, он чувствовал себя особенно свободно, когда мог облачиться в простое крестьянское платье»{68}.
Характерна резолюция Императора Александра III на ходатайстве жены действительного статского советника католички Е. Фрибис продать бывшее подуховное имение либо лицу католического вероисповедания, либо местным крестьянам: «Согласен, но непременно, чтобы земля была продана крестьянам, а не лицам католического вероисповедания»{69}.
Императрица Мария Феодоровна обладала совсем другим характером. Общительная, временами могущая казаться легкомысленной, обожающая зрелища, балы, театры, увеселения, одевающаяся по последнему «писку» моды, она внешне была полной противоположностью своему Августейшему супругу.
Тем не менее они как нельзя лучше подходили друг к другу: могучий Царь-Миротворец удивительно гармонировал со своей миниатюрной женой. Когда они расставались, что случалось нечасто, то писали друг другу письма, полные самой нежной заботы и любви. Александр III признавался жене, что ему без неё «становится очень грустно», «душа пребывает в тоске»{70}. Императрица испытывала к мужу те же чувства: «Весь день я думала о Тебе с грустью и настоящей тоской. Мне Тебя страшно не хватает. А мысль о том, что Ты сейчас так одинок и печален в Гатчине, буквально всю меня переворачивает»{71}. Тяжёлая болезнь сына Георгия, к которой в 1894 г. присоединилась болезнь Супруга, заставляли Марию Феодоровну разрываться между ними. 10 мая 1894 г. Императрица писала Александру III: «Мой дорогой и любимый душка Саша! Это ужасно, что мы опять с Тобою расстались. Я так расстроена и не понимаю почему Ты не захотел поехать со мною! Это настоящий грех, потому что для меня покидать Тебя просто нестерпимо. ‹…› Разлука с Тобой мучительная для меня, мой любимый Саша. Я смотрела на Тебя, стоящего у коляски в тот момент, когда поезд трогался. Нужно было еще приветствовать массу людей, стоять и улыбаться. А на сердце у меня было так тяжело, так тяжело»{72}.
Но, будучи в самых сердечных отношениях с Императрицей Марией Феодоровной, Император Александр III никогда не допускал ее вмешательства в государственные и служебные дела, решительно пресекая с её стороны хотя бы самые лёгкие в этом поползновения{73}. Александра III и Марию Феодоровну, при всей разности их характеров, объединяли духовно-нравственные основы: вера в Бога, верность долгу, самоотверженность, благородство характера, чистота помыслов и жизни. Эти качества они не «изобрели», не «выдумали», а получили от своих родителей. Александр III нежно и глубоко любил свою мать – Императрицу Марию Александровну. После её кончины он писал жене 22 мая 1884 г.: «Если есть, что доброе, хорошее и честное во мне, то этим я обязан естественно нашей дорогой милой Мама́!»{74} Глубокое чувство испытывал Александр Александрович к своему Державному Родителю – Императору Александру II, которого «очень любил и уважал»{75}. Тем не менее в последние годы их отношения были омрачены женитьбой Александра II на княжне Е. М. Долгоруковой, с которой он сошёлся ещё до смерти Императрицы Марии Александровны. Граф С. Д. Шереметев вспоминал, что, когда Александр II посещал Аничков дворец, в котором жил с семьей Наследник, все ощущали некую отчужденность между отцом и сыном. «Цесаревич отличался спокойным темпераментом, и его семейная жизнь была образцовой; не то было у Императора Александра II. Супруга его много страдала нравственно, вследствие измены мужа, и это не мог не принимать к сердцу сын ее, Цесаревич. Вследствие этих условий между отцом и сыном не было тесных, дружеских, родственных отношений»{76}. Несмотря на это, Цесаревич Александр Александрович никогда не позволял ни словом, ни делом осудить своего отца. Память об убиенном Императоре всегда свято чтилась в Царской Семье, а о его второй семье Александр III и Мария Феодоровна проявляли неизменную заботу. В дневнике Николая Александровича можно найти сведения, что «за завтраком были Княгиня Юрьевская[9] и Гого[10]»{77}.
57
Шереметев С. Д., граф. Мемуары. Федеральная архивная служба России. М.: Индрик, 2001.
58
Цит. по: Кудрина Ю. В. Александр III и история // Русская история, № 4 (18) 2011.
59
Полное собрание законов Российской империи. Собрание 3. Т. XV. 1895 г. № 11612. С. 261.
60
Кудрина Ю. В. Александр III и история // Русская история, № 4 (18) 2011.
61
Шереметев С. Д., граф. Мемуары.
62
Татищев С. С. Детство и юность Великого Князя Александра Александровича // Великий князь Александр Александрович. Сборник документов. М., 2002. С. 317.
63
Шереметев С. Д., граф. Мемуары // Александр Третий. Воспоминания. Дневники. Письма. С. 332–333.
64
Александр Третий. Воспоминания. Дневники. Письма. С. 211.
65
Шереметев С. Д., граф. Мемуары.
66
Вельяминов Н. А. Воспоминания об Императоре Александре III // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв.: Альманах. М.: Студия ТРИТЭ; Рос. Архив, 1994. С. 305. Т. V. С. 265.
67
Дневник В. Н. Ламздорфа за февраль 1892 г. // ГА РФ. Ф. 568. Оп. 1. Д. 34. Л. 55.
68
Лили Ден, Йен Воррес. Подлинная Царица. Последняя Великая Княгиня. Воспоминания очевидцев. СПб.: Издательский дом «Нева», 2003. С. 198.
69
Собственноручные Высочайшие резолюции и словесные Высочайшие повеления в Бозе почившего Императора Александра III по всеподданнейшим докладам ходатайств об оказании Монаршей милости. СПб, 1901. С. 17.
70
Боханов А. Н. Мария Федоровна. С. 281.
71
Императрица Мария Феодоровна – Императору Александру III 24 апреля 1892 г. // Император Александр III и Императрица Мария Феодоровна. Переписка: 1884–1894. Авт. – сост. А. Н. Боханов, Ю. В. Кудрина. М.: Русское слово, 2001. С. 217.
72
Императрица Мария Феодоровна – Императору Александру III 10 мая 1894 г. // Император Александр III и Императрица Мария Феодоровна. Переписка. С. 220.
73
Александр Третий. Воспоминания. Дневники. Письма. С. 211.
74
Император Александр III – Императрице Марии Феодоровне 22 мая 1884 г. // Император Александр III и Императрица Мария Феодоровна. Переписка. С. 102.
75
Там же.
76
Александр Третий. Воспоминания. Дневники. Письма. С. 183.
9
Морганатическая вдова Александра II.
10
Светлейший князь Георгий Александрович Юрьевский – старший сын Александра II от морганатического брака.
77
Дневник Цесаревича Николая Александровича за 1882 г. // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 217(1). Л. 8.