Страница 23 из 71
Источник этого рассказа владыка Митрофан не указывает. Имеются ссылки на якобы существующие мемуары маркиза Ито Хиробуми, в которых тот сообщает об этом случае. Однако никаких сведений о существовании мемуаров японского премьера не имеется. Нет упоминаний об этой встрече ни в книге Э. Э. Ухтомского, ни в дневниках самого Николая Александровича. Кроме того, представляется странным, чтобы буддийский отшельник использовало евангельские слова «за други своя». Поэтому на сегодняшний день факт встречи Теракуто с Николаем II следует считать апокрифом.
22 апреля 1892 г. Цесаревича Николая навестил японский принц Арисугава Такехито, прибывший со свитой на крейсер «Память Азова» в качестве личного представителя японского императора. В городе Кагосиме Цесаревич наблюдал состязания по борьбе, стрельбе из лука, осмотрел выставку средневекового японского оружия, побывал в замке князя Симадзу. Он очень растрогал местного князя, выпив за его здоровье, по японскому обычаю, чашечку саке, этим жестом подав пример сделать то же самое присутствовавшему при этом принцу Арисугаве, что было весьма лестно для старого князя{255}.
В Стране восходящего солнца со стороны буддистского духовенства Цесаревичу Николаю был оказан подчёркнуто почтительный приём. При входе Цесаревича в буддийский храм священнослужители повергались пред ним ниц, а когда он их поднимал, смотрели на него с благоговением и с трепетом, торжественно вводили его в святилище. При этом лиц свиты, кто хотел войти вслед за Цесаревичем, не пускали. Когда такую попытку предпринял принц Георгий Греческий, ламы преградили ему путь. Как писал епископ Митрофан (Зноско-Боровский), «каждая такая встреча носила характер какого-то непонятного таинственного культа, совершаемого пред высшим воплощением, по воле Небес сошедшего на землю с особой миссией»{256}.
27 апреля Цесаревич на поезде прибыл в Киото, древнюю столицу Японии. Здесь традиционно к иностранцам относились враждебно, а недавний визит принца Генриха Прусского едва не закончился трагически, так как фанатичная толпа пыталась наброситься на него. Тем не менее визит Цесаревича Николая прошёл в обстановке особой торжественности, дома были украшены цветными фонариками и хлопчатобумажной материей. Цесаревич проехал через специально по случаю его приезда воздвигнутую на центральной улице триумфальную арку, украшенную надписью по-русски «Добро пожаловать!». В Киото Цесаревич осмотрел древний храм и бывшую резиденцию сёгуна.
29 апреля 1891 г. Наследник на джинрикше отправился из Киото в город Оцу. После осмотра живописного озера Бива Николай Александрович, принц Георг Греческий и японский принц Арисугава Такехито вернулись в губернаторскую резиденцию. После обеда, около 13 час. 20 мин., кортеж примерно из 50 джинрикш двинулся по узким улочкам Оцу обратно в Киото. В первой повозке сидел Цесаревич, во второй – принц Греческий, в третьей – принц Арисугава. За монаршими особами следовали джинрикши с лейб-медиком и лицами русской и японской свиты. Улица была крайне узкой, с обеих её сторон стояли полицейские, вооружённые мечами катана{257}. Внезапно один из них, как позже выяснилось Сандзо Цуда, улучив момент, подбежал к повозке, где был Цесаревич, и нанёс ему сзади удар мечом по голове. В последний момент Цесаревич обернулся, клинок скользнул и лишь слегка его ранил. Японец хотел повторить удар, но был сбит с ног вовремя подоспевшим принцем Георгием.
Николай Александрович писал Императрице, что «не будь Джорджи, может быть милая Мама, я бы вас больше не видел!»{258} В письмах своим Родителям Цесаревич подробно описал обстоятельства покушения. Наследник рассказывал, что Георг «догнал бежавшего за мной полицейского и своей известной силой ударил его по голове. Тот сразу повернулся и уже замахнулся на Джорджи саблей, но тотчас же смертельно бледный повалился на землю. Тогда на него набросились двое из моих молодцов дженрикшей и стали держать, так как он старался вырваться, то для верности один из них хватил его по шее саблей и затем его затащили в ближайший дом. ‹…› На голове у меня оказалось две раны, но до сих пор спорный вопрос о том, получил ли я два удара, или один. ‹…› Самым неприятным было бежать и чувствовать того подлеца за собой и вместе с тем не знать, как долго этого рода удовольствие продлится? Я боялся одного – упасть или просто ослабеть, так как в первую минуту кровь хлынула фонтаном»{259}.
В письме к Марии Феодоровне Наследник сообщал новые подробности покушения: «Не успели мы отъехать двухсот шагов, как вдруг на середину улицы бросается японский полицейский и, держа саблю обеими руками, ударяет меня сзади по голове! Я крикнул ему по-русски: «что тебе»? и сделал прыжок через моего дженрикшу. Обернувшись, я увидел, что он бежит на меня с еще раз поднятой саблей, я со всех ног бросился по улице, придавив рану на голове рукой»{260}.
Цесаревича посадили на скамейку возле одного из домов, чтобы оказать первую помощь. Николай Александрович произнёс: «Это ничего, только бы японцы не подумали, что это происшествие может чем-либо изменить мои чувства к ним и признательность мою за их радушие»{261}. То же самое Цесаревич повторил подбежавшему к нему Арисугаве. Врач В. К. фон Рамбах немедленно на месте сделал первую крепкую перевязку.
Сандзо Цуда был сразу же арестован. Позже суд приговорил его к пожизненному заключению в тюрьме на острове Хоккайдо, где 30 сентября 1891 г. Цуда умер от пневмонии, по другим сведениям, покончил с собой. На суде он мотивировал свои действия тем, что якобы принял Цесаревича за европейского шпиона.
Между тем Наследника повезли обратно в губернаторский дом. Там «сейчас же Рамбах, Попов с “Азова” и Смирнов с “Мономаха”, – писал Наследник отцу, – приступили к промыванию и зашиванию ран. Я себя чувствовал великолепно и без всякой боли. Но что меня страшно мучило, это мысль о вашем беспокойстве и о том, что неверные слухи могли дойти до вас раньше моей телеграммы»{262}. В целом состояние Цесаревича было удовлетворительным, он улыбался и шутил.
2 мая 1891 г. руководитель путешествия генерал-майор свиты князь В. А. Барятинский сообщил о случившемся Императору Александру III. Описывая состояние Наследника после ранения, князь писал: «Николай Александрович был спокоен и сохранил все присутствие духа, успокаивая всех и говоря, что он особенного ничего не чувствует и что рана пустая. В отношении совершенно растерявшихся японцев Цесаревич выказал удивительную доброту; он сейчас же сказал Принцу Арисугава: “Прошу вас ни минуты не думайте, что это происшествие может испортить хорошее впечатление, произведенное на меня радушным приемом, встреченным мною всюду в Японии”. У всех были слезы на глазах! ‹…› Дома, в Киото, рана была подробно исследована всеми тремя докторами, наложены швы и повязка. Николай Александрович благодаря Богу чувствовал себя в это время хорошо, разговаривал и шутил»{263}.
Из этого протокола следовало, что орудием покушения был стандартный полицейский меч катана с длиной лезвия около 58 см. Чудом, но Наследник серьёзно не пострадал. Ему были нанесены две раны на правой стороне головы. Одна из них была длиной около 9 см и достаточно глубока, поскольку проникла до кости. Впоследствии врач эскадры удалил с костной ткани тонкий слой площадью приблизительно 7 × 3 мм. Вторая рана была длиной 7 см, но кость в этом месте задета не была.
255
Ухтомский Э. Э. Путешествие Государя Императора Николая II на Восток (в 1890–1891). СПб., 1897. Т. 3. С. 24.
256
Митрофан, епископ. Указ. соч. С. 39.
257
Ухтомский Э. Э. Путешествие Государя Императора Николая II на Восток (в 1890–1891). С. 41.
258
Великий Князь Николай Александрович – Императрице Марии Феодоровне // ГА РФ. Ф. 642. Оп. 1. Д. 2321. Л. 176.
259
Великий Князь Николай Александрович – Императору Александру III // ГА РФ. Ф. 677. Оп. 1. Д. 919 (4). Л. 185–190.
260
Великий Князь Николай Александрович – Императрице Марии Феодоровне // ГА РФ. Ф. 642. Оп.1. Д. 2321. Л. 174–177.
261
Ухтомский Э. Э. Путешествие Государя Императора Николая II на Восток (в 1890–1891). С. 42.
262
Великий Князь Николай Александрович – Императору Александру III // ГА РФ. Ф. 677. Оп. 1. Д. 919(4). Л. 185–190.
263
Князь В. А. Барятинский – Императору Александру III 2 мая 1891 г. // Источник, приложение к журналу «Родина». № 6, 1994.