Страница 5 из 11
– Сведи-ка, Емеля, корову на базар, продай. Да смотри, дурак, деньги-то считай хорошенько.
– Ну, что ж, – говорит Емеля, – ладно.
Взял посошок в руку, погнал корову из села на базар.
Вот идет Емеля путем-дорогой по лесу, а при дороге старая берёза стояла, дуплистая такая. Дует ветер, качает березу, а она, знай, поскрипывает: «крр… крр» да – «крр… крр!..»
Прислушался Емеля, как береза поскрипывает, и почудилось ему, что береза про корову его опрашиваешь. Остановился Емеля и говорит: – Что, земляк? Али на корову заришься?.. Что ж, корова ничего себе, в аккурат…
А береза опять свое: «крр… крр…»
– Да недорога, – говорить Емеля, – двадцать целковых всего только и прошу. Да ты посмотри, корова-то какая!.. И молока дает, сколько потребы есть…
Берёза всё поскрипывает: «крр… крр…»
– Нет, земляк, – говорит Емеля, – и не торгуйся… Меньше никак не могу. Не то братаны ругаться будут…
Затих ветер, еле зашелестил по листьям, и зашумела береза «шшшу!..»
Обрадовался Емеля даже.
– Вот за это, – говорит, – люблю!.. На слово веришь, давай дело кончать…
Привязал Емеля корову к березе и говорит:
– Ну, земляк, теперь деньги давай…
Подул ветер сильнее, заскрипела береза пуще прежнего: «крры… крры!..»
Почесал Емеля затылок и говорит:
– Обождать, значит?.. Что ж, коли недолго, так можно. Оно точно, что насчет денег-то у всех малость тесновато; да немного обождать можно. Ладно, завтра зайду!..
Пришел Емеля домой и рассказал братьям, как он корову с первого слова без торгу продал. Да как услышали братаны, что он корову в лесу старой березе продал, накинулись они на него и давай его всячески бранить:
– То-то дурень!.. Березе корову продал!.. Эх, ты!..
– Что ж, говорит Емеля, – отдаст!.. Дерево-то старое, не чета молодому… Уж очень она меня просила.
Покачали братаны головами и говорят Емеле:
– Ну, дурак, смотри, ежели тебе береза денег не заплатит, – лучше и на глаза нам не показывайся!..
На утро пошел Емеля в лес, к березе за деньгами – а коровы нет. известное дело, либо волки ее съели, либо прохожий какой с собой её угнал. Подошел Емеля к березе и говорит:
– Ну, земляк, корову-то ты взял, так давай теперь деньги, а то братаны с утра до ночи меня бранят.
Берёза всё своё: «крры» да «крры»…
Почесал затылок Емеля.
– Так, – говорит, – опять обождать?.. Ладно, земляк, еще обожду, а уж там не прогневайся, – разделаюсь с тобой по-свойски.
Пошел Емеля на другой день в лес и топор с собой захватил. Вот подходит он к березе и слышит, – та ещё издали ему скрипит: «крры…» да «крры…»
Зло взяло Емелю за сердце.
– Ну, земляк, нет. Один раз просил, – я обождал; вдругорядь попросил, – опять я тебя уважил. А теперь не прогневайся… Я и то тебя вчера упреждал о том…
Достал Емеля топор из-за пояса, поплевал на ладонь, взмахнул топором, – только щепки от берёзы во все стороны полетели…
Затрещала берёза, повалилась на землю, а из дупла у неё кубышка вывалилась, и рассыпалось из неё золото по земле. Вздохнул Емеля и говорит берёзе:
– Вот, земляк, до чего ты себя довел… А всё почему? Всё от жадности своей… Я тебя честью просил, а ты всё своё ладил: «обожди да обожди!..» Вот оно тебе же хуже и вышло…
Собрал Емеля золото, не считая, в кубышку ссыпал, пришел к братьям, – те только ахнули и руками развели.
– Вот, – говорит Емеля, – всё-то вы мне не верили. А земляк-то мой – старичок ничего себе, скуп только больно!.. Гляньте-ка, всё до копейки выплатил.
Зажили умные братья на славу, а Емеле справили новый синий кафтан да шапку с красным махром, – будь, мол, доволен и на том!..
8. Колка и Жожга
Жили-были в давние времена два удалых, добрых молодца – Колка да Жожга. Загуляли молодцы, отбились от людей добрых и пошли гулять по Волге-матушке, разбивать бусы-корабли да грабить торговых гостей.
Становились они станом в Жигулях, в пещерках потаённых, и сносили они туда всё награбленное добро-богачество…
И серчал на разбойников Грозный царь, – да что ты с ними поделаешь? И близок локоть, а не укусишь. Да напал удалый разбойный народ на царский орлёный корабль, ограбили его, царских служивых людей перебили, а царского посла связали и в Волгу бросили…
И так прогневался на Колку с Жожгой Грозный царь, что собрал противу них рать несметную.
Как прослышали атаманы про царев гнев, – и стало им страшно. Становились они на бережке, скликали голытьбу поволжскую во единый круг, говорили им такое слово:
– А и полно нам, братцы любезные, народ смущать, торговых гостей грабить, корабли на дым пускать, а пуще того, – царёвы орлёные корабли…: Дошла до нас весточка нерадостна: поразгневался на нас Грозный царь Иван Васильевич… Высылает он противу нас рать свою великую, хочет нам, лихим разбойничкам, головы снести по самые плечи могутные… Надо нам будет грехи великие замаливать, приутишить сердце батюшки Грознаго царя. Его сердце неуёмчиво; оно, сердце-то, что ни день – все пуще гневом распаляется!.. А как повалит на святую Русь басурманская сила могучая, отколе солнце красное на заре встает, так и станем мы, братцы любезные, супротив нея; мы ту силу басурманскую своей грудью выстоим; не допустим зла-татарина на святую Русь, потому он, поганый, похваляется. «Я-де всю святую Русь с головнёй пройду, я ни ребят, ни жен не помилую; церковь Божью на-тло разорю!..»
Становились люди разбойные заставой могучей; выжидали они силу басурманскую… Набегал на них сам поганый царь, набегал неверный Кудреянище. Выкликал он себе супротивника из стана разбойного, говорил, похваляясь неподобно:
– Вы идите, люди неверные, поклонитесь мне, царю, дарами богатыми. И о ту пору я вас помилую, буду брать с вас дани-пошлины… А не то я всю святую Русь с головнёй пройду, не оставлю ни ребят, ни жен… Ещё церкви Божьи на-тло разорю…
Выходил на смертный бой атаман разбойный Колка, рукава по локоть засучивал, сапожки сафьянные подтягивал, шапку-мурмолку на правое ухо заламывал. Не сизые орлы слеталися, – сходилися удалые богатыри; они бились, ратились три дня и три ночи без роздыха, до конца борьбы не доваживали, разнимали руки железныя, друг другу челом били, расходились в стороны по-честному…
Пуще прежнего царь порасхвастался. Во всю голову кричит, горы-гаркает:
– Али сильно-могучие богатыри на Руси перевелись, что не могут одолеть меня, татарина?..
Выходил из стана разбойного Жожга на смертный бой. Рукава по локоть засучивал, сапожки сафьянные подтягивал, шапку-мурмолку на ухо на правое заламывал, говорил царю такое слово:
– А и что ты больно рано похваляешься, поганый царь? Еще кому Бог пошлет одоление в честном бою, – то неведомо!.. Одолею я тебя, и тут, станешь ты меня о милости просить, – да уж я тебя в те поры не помилую…
Ухватились удалые, добрые молодцы бороться, грудь о грудь сошлись, словно корни сплелись руки их железные, – да ни тот, ни этот не ворохнётся… О ту пору у царища Кудреянища ножка правая подогнулась, и вогнал его разбойник в землю по-колень…
А уж в чистом поле пыль столбом валит, – поспешает сила ратная царя Грозного над разбойным людом суд чинить… Нападала рать московская на разбойный стан, избивала всех разбойников до единого… Настигала Жожгу в чистом поле калёна стрела, пробивала сердце его ретивое. Не вздохнул удалый, добрый молодец, припадал он к матери сырой земле. Только мать о нем и горевала…
И вставал царище Кудреянище на ноги резвые, похвалялся он силою-удачею. Выводил орду на рать великую, побивал ее и на Москву пошёл…