Социум (сборник)

– Херберт! – прикрикнула Дженни.

– Нет, ну правда, вы же их не различите! Я только могу сказать, что вождь Хох стар, его скоро съедят. Они живут в среднем до десяти земных лет, а ему уже одиннадцатый пошел.

– Так мало? – удивилась Дженни.

– Зато взрослеют всего за год.

– Мне казалось, они должны жить до ста как панцероиды Большого Шелла, они же так похожи.

– Вы, главное, не ляпните такого на Большом Шелле, – усмехнулся Херберт. – Они люто ненавидят рецидов с тех пор, как мы их открыли. Для них это как древнему мусульманину показать обезьяну и объяснить, что человеческий род точно произошел от нее… – Херберт снова покачал головой. – Нет, это разные виды.

– Но есть гипотеза ковчега! – с жаром возразил Мигулис.

Херберт даже подпрыгнул:

– Бред! У Шелла никогда не было космических технологий, ни до катастрофы, ни после! Вы бы еще вспомнили гипотезу расколовшейся планеты! И гипотезу божественной эвакуации! И магической телепортации!

– Телепортация бред, – согласился Мигулис. – А раскол планеты, скажем, от метеорита, по-моему вполне научная…

– Чушь! – взвился Херберт. – Вам же Петерсон, профессиональный планетолог, столько раз объяснял, а вы опять! Шелл – планета земного типа! Спутник Ич-Шелл – тяжелый планетоид из свинца и тория! Как они могут оказаться обломками одного тела?! Только полный кретин…

– Стоп и тишина! – перебила Дженни. – Вождь второго племени моложе?

Херберт пришел в себя и глянул в планшет.

– Вождь у Гтох совсем молодой, ему два года. Единолуп.

– Очень хорошо, – подытожила Дженни. – С ним и будем работать, это будет наш Сансан.

– Простите? – переспросил Мигулис.

– Общий термин для вождя примитивного общества, – объяснила Дженни. – Происходит от «сын солнца». У любых культур ниже третьего уровня верховный вождь всегда объявляет себя второй персоной мироздания: Сыном Светила, Посланником Неба или Наместником Бога. Понятно, почему он персона вторая, а не первая? – Дженни оглядела конференц-зал. – Основной закон первобытного общества – диполь власти и подчинения. Власть без подчинения не укладывается в сознание, как палка с одним концом. Поэтому вождь должен предъявить своим рабам точку собственного подчинения, даже если ее нет. Поза раба – всегда у ног, выше подданных стоит вождь, а точка подчинения вождя, значит, должна быть совсем наверху – гипотетическое продолжение вертикали власти. А наверху что? Небо, светило и божества. Это всеобщий закон. Наша задача – вклиниться в эту вертикаль: для своего народа вождь останется Сыном Света, но будет подчиняться Властелину Света. То есть вам, полковник.

– Что?! – изумился Гаусс. – Я Властелин Света?!

– Можем придумать вам другое имя, например Санта Гаусс. Важно, что вы – комендант, авторитет, вас они знают и боятся, вас надо вклинить в диполь подчинения и замкнуть власть на себя. – Дженни снова повернулась к экрану. – Выведите мне снова карту… – Она нахмурилась и ткнула пальцем. – А поселения вокруг базы, которые вы сожгли, это были сплошь кочевья Гтох?

– Вообще они тут бегают вперемежку, – ответил Херберт. – Опасаетесь, что нас записали в кровные враги? Мы враги у всех племен, потому что другие, и у нас есть, чем поживиться. Наоборот: мы недавно доказали, что мы сильные враги, нас боятся и уважают. Вам их не понять, Дженни…

– Почему же, вполне. Значит, работаем с Гтох. Как вы их обычно вызываете пообщаться, полковник?

– Выезжаем на тракторе и вываливаем кучу тряпок – они любят тряпки и не нападают. Потом можно говорить через бронестекло.

Дженни покачала головой:

– Никакого бронестекла. Мы выйдем из трактора и пойдем пешком. Впереди пойдете вы, полковник, и будете выкрикивать то, что буду диктовать я, Мигулис будет переводить.

Все хором загалдели.

– Это невозможно! – кричал Херберт. – Пешком к ним ходили только фольклористы, и вот чем кончилось!

– Я ссыльный, а не смертник! – возмущался Мигулис. – Мне два года осталось!

– Что станет с базой, когда меня убьют? – говорил полковник.

Дженни подняла руку.

– Стоп и тишина! Я профессионал, автор учебников, и я точно знаю, что делаю. Если вы трусы, я бы обошлась без вас, но мне нельзя: самка в примитивных цивилизациях, где отбор идет через конкуренцию самцов, занимает униженное положение и ее не принято слушать. Поэтому идет полковник, я и переводчик. Сперва отправим маленького робота-парламентера с тряпками и заученными словами о том, что завтра в полдень вождь всех людей Гаусс явится провести переговоры со своим братом… как его зовут?

– Вот только не брат! – возразил Мигулис. – Брат – солуп, конкурент на всю жизнь. Солупов приходится терпеть, чтобы они продолжили род в случае гибели, но не стали причиной этой гибели! Солуп всегда пытается убить перволупа.

– Демагогия, – отмахнулась Дженни. – Схема предписывает использовать термин братья, значит, будем использовать его.

Вдруг послышался голос Августы – оказалось, она незаметно вошла.

– Скажите, Дженни, – спросила Августа, глядя спокойными серыми глазами, – могли они не убить Нэйджела, а взять в братья и растить как своего?

– Конечно, дорогая, именно так они и поступили, – ответила Дженни.

– Тогда я пойду с вами. Вдруг они расскажут про Нэйджела?

– Не завтра. В следующий раз, обещаю.

Тулф и свита пришли на место за несколько часов – было их сотни полторы. Первым делом они вырыли в песке множество ям, и половина родни спряталась там с топориками, прикрывшись раскидистыми ветками сиреневой мочалки. Дженни хладнокровно наблюдала изображения с камер, казалось, именно этого она и ждала. Решив, что пора, она сделала знак, первой надела кислородную маску, и все трое вышли из трактора. Дженни вдруг заметила, что на корме размашистой черной краской намалевано: «Cucarachas muerte!»

– Это, – указала она пальцем, – стереть сегодня же.

– Зачем? – удивился Гаусс. – Они же не умеют читать.

– Это нужно не для них, а для нас. Мы люди. И должны оставаться людьми в любой обстановке. Сегодня же стереть.

– Если у нас еще будет это сегодня… – пробурчал Мигулис.

Они шли по ярко-лимонному песку. Было жарко, кондиционеры скафандров едва справлялись – местная звезда Ассанта висела над головами гигантским оранжевым шаром и палила нещадно. Тени были короткими. Вокруг, сколько хватало глаз, простиралась каменистая пустошь такого же лимонного цвета. Пустыня выглядела безжизненной, лишь местами блестело что-то вроде канав, усыпанных желтыми кристаллами, а по краям такой канавы обычно кудрявились здоровенные дырчатые лепестки капусты сиреневого цвета – единственная флора этой планеты: капуста, она же мочалка. Желтая пустыня продолжалась до горизонта, который казался совсем рядом, и где-то там поблескивали поля солнечных батарей.

Дженни решила, что молчание затянулось.

– В любой культуре есть традиция переговоров без оружия, – сообщила она. – Не может не быть.

– Есть и у рецидов, – охотно подтвердил Мигулис. – Одно из самых известных стихотворений поэта Архо: «Я без копья – Ты без копья – Нынче друзья». Это все, у них короткие стихи. Перевод мой, – не без гордости сообщил Мигулис. – Рифму я добавил от себя, они не знают рифмы. Там главное в поэзии – количество слогов выдоха, каждый сопровождается ударом клешней по панцирю…

– А вы же говорили, что слова «друзья» нет? – перебила Дженни.

Мигулис смутился.

– Если переводить совсем дословно, это будет э-э-э… «ур лаз топ о-цы, гер лаз топ о-цы, вех ка-боб аг-чуг» – «я вышел из норы без копья, ты вышел из норы без копья, это в честь праздника – погиб враг, против которого мы были в заговоре».

– И сразу другой смысл, – заметил полковник Гаусс.

– Хорошая идея начать с этого стиха, – подытожила Дженни. – Гаусс произнесет любую фразу, Мигулис переведет как стих.

– Только господину полковнику надо колотить ладонью по груди, – уточнил Мигулис. – Чтобы они поняли, что это он читает. Если Тулф ответит – значит, разговор пошел на равных. А если нападет…