Социум (сборник)

Поплясав, Сансан покопался клешнями у себя на груди, вытянул из глубины свою плетеную круглую фляжку и надел на шею полковнику. Дженни могла только представить, какое у того сейчас было лицо под кислородной маской. Но полковник не растерялся – он громко крикнул «Ахо!» и сделал пару наклонов и приседаний с вытянутыми руками. Шар болтался у него на шее и колотил по бокам.

– Мы хотим укреплять дружбу наших народов, – продолжала Дженни. – В знак мира мы приглашаем Сансана посетить завтра наш дом. Посмотреть, как живем мы. Убедиться, что мы не хотим войны. Ну и получить новые подарки.

Мигулис переводил долго, подбирая все новые и новые слова, – видно, идея была слишком неожиданной.

Сансан несколько раз уточнил, покажут ли ему нору людей. Затем спросил, покажут ему только нору или всю планету людей, где живут победители, носящие такие же медали, – видно, эта идея захватила его воображение. Потом он простосердечно уточнил, не собираются ли его там схватить и облить огнем. Дженни заверила, что так с друзьями никогда не поступают. Наконец Сансан предупредил, что придет с лучшими своими воинами и при них будет много оружия.

Дженни охотно согласилась, но полковник отказался повторить ее слова – он просто молчал. Дженни потребовала. Полковник не реагировал.

– Полковник считает, Дженни, что вооруженные огнеметами тараканы попадут на базу только через его труп, – сообщил Мигулис и попытался пошутить: – Оказалось, теперь я умею переводить даже молчание!

Дженни потребовала, чтобы Мигулис перевел ее слова. И тот, скрипя, повторил приглашение.

Сансан просиял, и снова повторился разудалый обстоятельный танец.

На этом встреча закончилась.

Первое, что сделал полковник, когда вошел в трактор, – сорвал с шеи вонючий плетеный шар и зашвырнул под заднее сиденье. Люки не закрывали всю дорогу, чтобы выветрилась вонь. Все молчали, чувствуя себя измотанными.

И только когда на горизонте уже показалась неопрятная россыпь гаражей, занесенная песком и окруженная вышками, периметры колючей проволоки и возвышающаяся надо всем этим мачта с развевающимся флагом, послышался тихий-тихий всхлип. Дженни обернулась – и похолодела. Вслед за ней обернулись остальные.

Августа мелко дрожала на заднем сиденье и смотрела перед собой. Только уже не в пол, а на ладони. В ладонях она бережно сжимала плетеный шар, обмотку которого уже наполовину расплела на прутики. И теперь стало видно, вокруг чего намотаны эти плетеные кружева из побегов местной капусты – это был отполированный до блеска маленький детский череп…

Дженни резко остановила трактор. Шар выпал из ладоней Августы и укатился под сиденье. Августа обвела всех невидящими глазами, медленно распахнула дверь, спрыгнула на песок и неровными шагами заковыляла к базе, выставив перед собой ладони, словно слепая.

– Только не трогайте ее, – тихо сказал полковник, ни к кому конкретно не обращаясь.

Бросив трактор, все двинулись следом на почтительном расстоянии.

Августа шла к базе медленно, оставляя на песке длинные волочащиеся следы. Вскоре сбоку появились занесенная песком платформа от старого сломанного вездехода, затем исполинская катушка от кабеля, тоже брошенная здесь в незапамятные времена, здоровенный моток колючки и пышные заросли капусты у самого входа на базу – единственная декорация, не являвшаяся человеческим мусором. Августа остановилась и повернулась к зарослям.

– Стоп и тишина! – произнесла Дженни, и все остановились. – Что она делает?

Но Августа ничего не делала – она просто стояла и смотрела.

Когда остальные приблизились, стало видно, что перед зарослями у входа на базу сидит небольшой рецид, самка. Перед ней на песке лежал сверток капустных листьев, и Дженни подумала, что она что-то принесла на обмен, и это – первый проблеск зарождающейся торговли.

Самка с трудом распахнула жвалы и заскрежетала – теперь стало заметно, что бок у нее распорот и оттуда вытекает густая неопрятная слизь.

– Что она говорит? – спросила Августа.

– Говорит, что умирает и ее род убили, просит взять личинку, – машинально перевел Мигулис.

– Ужун, – тихо произнес Херберт, но самка услышала это слово и сразу умолкла.

Полковник крепко, по-отечески обнял Августу за плечи.

– Нам надо идти, дорогая, – сказал он.

– Я ненавижу эту планету, – ответила Августа самке и зашагала к входному шлюзу. И только когда пылесосы закончили свою работу, а двери к лифтовой шахте распахнулись, она произнесла отрешенно, ни к кому не обращаясь: – То был другой череп. Я знаю, Нэйджел жив.

Сансан пришел с утра пораньше. С ним прибыло два десятка воинов с огнеметами. Полковник, видимо, сдался – он без интонаций повторял все, что просила Дженни. Гостей пустили внутрь и провели по базе – показали оранжерею, ремонтные ангары, тренажерный зал… Труднее всего оказалось объяснить, что такое спорт. «Здесь люди получают радость победы без боя» – в итоге такая формулировка гостям понравилась.

Показали мастерскую, где Лях прямо на глазах у изумленного вождя распечатал из золота большую копию Звезды героя. Звезду повесили на алую ленту и надели млеющему Сансану на шею.

В столовую гостей не водили – запретила Августа, сказав, что она, как врач, категорически не допустит такого нарушения санитарных норм. Она же настояла, чтобы гости оставили свои вонючие украшения за порогом перед пылесосами и сама же придумала формулировку, которая не встретила возражений: глаза врагов приносить нельзя – плоть врага оскорбляет жилище.

Гости почти не пахли – по крайней мере, вентиляция, включенная на всю мощь, справлялась.

Августа всем на удивление полностью отошла от шока и держалась молодцом, взяв на себя множество санитарных забот. Но с гостями встречаться наотрез отказалась – заперлась у себя и не выходила, пока новые друзья не покинули базу.

Дженни заставила полковника произнести много банальных речей о дружбе, культуре и мире.

В конференц-зале Дженни, как и обещала, устроила скандирование «Все расы друзья!» на обоих языках. Помимо всего прочего, такая видеозапись требовалась для первого рапорта в ЦУБ. Гостям это неожиданно понравилось, они сумели повторить незнакомые звуки, хотя в следующий миг напрочь забыли. Вождь, впрочем, два новых слова уже выучил: он вовсю именовал себя Сансан, а полковника – «Сан-Гсс».

Всем гостям раздали золотые медальки за речовку, а Сансану объяснили, что изучение новых слов – очень почетное дело, вкратце рассказали про ученых и научный прогресс, и, пока не заскучал, по-быстрому вручили заранее приготовленную медаль «Большой ученый академик» за выученные слова.

Замешательство возникло, когда Сансан указал клешней на Дженни и спросил полковника, по какому праву он позволяет самке открывать рот в присутствии воинов. Подсказать ответ Дженни, понятное дело, не могла, а полковник молчал. На помощь пришел Мигулис – он вдруг заговорил, и на гостей его речь произвела большое впечатление. Позже он сознался, что он сказал, будто это говорящая самка-воин, она очень почетная, полковнику досталась за его великие победы в деле мира, поэтому он ею гордится, заставляет везде ходить за ним и говорить вслух, чтобы все кругом видели, как он богат самыми лучшими самками.

Сансан тут же предложил поменяться самками, но ему объяснили, что это перебор.

Дни потянулись бесконечной чередой. Дженни готовила программы и отчеты, Мигулис консультировал ее по языку. Лях снова начал попивать, о чем Саймон не преминул донести Дженни. Сам он по-прежнему играл в игры в комнате отдыха. Полковник отошел от дел. У него разыгралось давление, и теперь он все чаще сидел по совету Августы в оранжерее на лавочке, перелистывая на планшете фотографии юности.

Августа ожила. Словно с нее разом сняли проклятие – она больше не шаркала, не смотрела в точку, а все чаще улыбалась. К ней вернулась энергия, и она нашла себе много забот, в которые с головой погрузилась. Например, она, как медик, всерьез занялась вопросами санитарии – добилась смены фильтров вентиляционной системы, которые не менялись со времени основания базы, а от роботов-уборщиков – железного графика и небывалой чистоты во всех помещениях. Песок в коридорах, на который жаловался Саймон, пропал. Помимо этого, Августа занялась кулинарией: засела за литературу, и с минимумом дополнительных продуктовых заказов сумела так перепахать рацион и меню, и так перепрограммировать поваров, что в столовой теперь вместо соевых котлет с горошком каждый день было новое фирменное блюдо. Кроме того, она проделала в лабораториях базы серию анализов и написала небольшую научную работу, доказав, что местная капуста-пустынник годится в пищу для человека после полной экстракции солей тяжелых металлов в бароклаве, многочасовой термической обработки и вымачивания в уксусе. Она сама пекла пироги с этой капустой – они были странными на вкус, но съедобными.