Страница 18 из 68
Бонд сделал небольшой глоток обманчиво мягкого на вкус напитка. Его аромат всегда напоминал Бонду микстуру от кашля, которой его лечили в детстве. Наконец он ответил:
- Прекрасно. С удовольствием. Но почему бы нам не поужинать в отеле? Я сегодня уже вдоволь находился и...
- Но ведь никто не ужинает в "Гранд Бретани", если есть возможность куда- то пойти! Здесь не интересно. Я поведу вас туда, где готовят настоящие греческие блюда. Хотите?
- Хочу. - Вероятно, следует чуть- чуть припугнуть противника. - Только я никогда не любил ложиться спать натощак.
В ее светло- карих глазах мелькнула тревожная искорка и тут же погасла.
- Я вас не понимаю. Все хорошие рестораны открыты допоздна. У нас самые старые в Европе традиции гостеприимства.
И это не просто фраза из туристического проспекта. Сами увидите.
- Черт возьми! - подумал Бонд, разозлившись на себя; сейчас он был обязан соглашаться на все. Время перехватывать инициативу еще не приспело. Он решил плыть по течению.
- Простите меня, - уступил он. - Я слишком привык к Англии, где часто приходится выбирать между ранним и вполне сносным ужином и поздним и плохим, или вообще никаким. Я весь в вашей власти, - добавил он, впрочем, почтя не погрешив против истины.
Спустя три минуты они стояли на ступенях отеля, их обступали высокие дорические колонны. Площадь Конституции была залита ярким светом: на противоположной стороне площади за рядами деревьев - конторы авиакомпании Би- И- Эй, "Олимпик Эрлайнз" и Ти- Дабл- Ю- Эт, справа - "Америкэн Экспресс", слева - мягко подсвеченный монумент Неизвестному солдату. Бонд вспомнил слова Ариадны о том, что Греция постепенно теряет свой неповторимый колорит. Через каких- нибудь тридцать лет, а то и раньше, размышлял он. здесь воцарится одна культура; от Лос- Анджелеса до Иерусалима, а к тому времени, может, и до Калькутты, на три четверти света, раскинется единый, прерванный лишь Атлантическим океаном, комплекс суперразвязок, киосков с хот- догами и неоновых реклам. Там, где жили когда- то американцы, британцы, французы, итальянцы или греки, будут жить граждане Запада, в равной степени благополучные, в равной степени мучимые комплексом вины и различными неврозами, в равной степени подверженные алкоголизму и тяге к самоубийству; одинаковые во всем. Но так ли уж все безнадежно? - спрашивал себя Бонд. Даже в самом худшем варианте это не шло ни в какое сравнение с тем, что мог предложить Восток, где рабство процветало не само по себе, а сознательно и безраздельно насаждалось государством. По- прежнему оставались две стороны - сомнительное и далеко не очевидное добро и безусловное и совершенное в своей законченности зло.
Облаченный в серую униформу швейцар дунул в свисток, и к тротуару подкатило ничем с виду не примечательное такси. Бонд взял Ариадну под руку, рука была напряжена, кожа отдавала приятной прохладой. Ариадна что- то быстро сказала шоферу - пожилому, с брюшком греку, в облике которого также не было ничего подозрительного - и они тронулись.
Ариадна изучала профиль Бонда. Как всегда инструкции ее начальников сводились лишь к самому необходимому. На этот раз ей только велели заставить англичанина пойти с ней в указанный район, где операцию продолжат другие люди. Официально дальнейшая судьба Бонда ее не касалась. Однако сейчас этот вопрос все больше и больше беспокоил ее как женщину, женщину, которая умела с первого взгляда распознать мужчину, знающего толк в любви. Бонд был таким мужчиной. В том, что и он находил ее желанной, Ариадна не сомневалась. Но будучи всецело преданной своему делу, она даже не допускала и мысли о том, чтобы ослушаться приказа, то есть позволить Бонду привести ее к себе в номер и сделать с ней все, что ему захочется. Она могла только страстно мечтать о том, чтобы это было возможно. Его рот создан для того, чтобы осыпать ее неистовыми поцелуями, а не искажаться предсмертной агонией; его руки существовали для того, чтобы ласкать ее тело, а не быть растоптанными сапогом истязателя. Эти картины так живо стояли перед ее глазами, что, пока они медленно приближались к подножью Акрополя, она едва могла вымолвить хоть слово.
Сидевший рядом с ней Бонд ошибочно считал, что это ее молчание было вызвано напряжением. Он уже начал строить догадки, как станут развиваться события. На каждом перекрестке он ждал, что шофер неожиданно прибавит газ и свернет в какой- нибудь темный переулок, где их уже ждут. Он машинально прикидывал, какие контрмеры ему удастся предпринять, как вдруг с тошнотой вспомнил, что ничего этого не нужно, и что сегодняшнее похищение было не опасностью, которую следует избежать, а целью, к которой необходимо стремиться. Вдруг улица стала шире, тени отступили, и такси, замедляя ход, поползло к вершине холма, где мерцали огни ресторана под открытым небом. Водитель затормозил, выключил двигатель и стал спокойно ждать, пока с ним расплатятся.
Отдавая деньги шоферу Бонд хладнокровно рассудил, что будет вести себя так, как будто это была обыкновенная встреча английского визитера с очаровательной гречанкой, которой не терпится развлечь гостя. Когда они подходили к узкой лесенке, ведущей к ресторану, их плечи на мгновение соприкоснулись. Бонд обнял Ариадну за талию и прошептал:
- Будем наслаждаться нашим ужином. Никто не в силах нам в этом помешать.
Изогнув спину не то в волнении, не то в любовной истоме, она обернулась к нему, ее упругая грудь коснулась его руки. Было достаточно светло, и он разглядел, как в ее глазах и на губах промелькнула выражение открытого вызова. Ее рука со странной доверительностью пожала его руку.
- Никто и не помешает, - ответила она. - Никто не испортит нам ужин... Джеймс. Можно, я буду так тебя называть? А ты называй меня Ариадной, если выговоришь.
- Ариадна. Ничего сложного. Всего четыре прелестных слога.
- Настоящей Ариадне было уготовано стать женой афинского царя Тезея. Она помогла ему убить Минотавра - монстра с головой быка, обитавшего в лабиринте. Но потом Тезей уплыл, оставив ее на острове Наксос, чтобы...
- Чтобы?
- Я забыла, что было дальше. Кажется, потом он победил Калидонского вепря. Во всяком случае, Ариадне не долго пришлось быть одной. Случилось так, что поблизости пролетал бог виноделия Дионис, он- то и похитил ее. По странному стечению обстоятельств, этот ресторанчик назван в его честь. О чем ты задумался? Красиво, правда?