Страница 6 из 13
Саша о таком виде молитвы слышал впервые, поэтому и оторопел:
– Зачем?
– Чтобы молитва лучше до небес доходила или для искупления, не знаю уж точно зачем, а только хлещут друг друга и сами себя почем зря. Отсюда и название у них такое было – хлысты. Иной раз так хлыстанут, так поусердствуют, что из кого-нибудь дух вон или кто-нибудь сознание от боли потеряет. Тогда его во двор, водой обольют, он очухается и назад в дом ползет на молитву. Ну а один раз у них и впрямь несчастный случай приключился. Дед у них был, самый ярый до плети. Иной раз так себя ухайдакает, что уж не думают, что очнется. То ли грехов шибко много у него было, то ли просто такой усердный был, но еще моя бабка мне рассказывала, как он молился. Один раз она своими глазами это видела, да так напугалась, что на всю жизнь запомнила и потом много раз рассказывала, вот у меня в памяти и отложилось. Рассказать тебе?
– Рассказать!
Все, что касалось их дома, интересовало теперь Сашу необыкновенно.
– Ну, слушай, коли охота. В общем, у бабки моей в семье корова была пестрая да непослушная, вечно от пастуха и стада убегала. Тот уже замучился ее разыскивать. Идите, говорит, сами ищите, я за такую корову ответственность нести не желаю. Вот бабке самой и приходилось по лесам иной раз до темноты шастать. И в тот раз она тоже корову уже в темноте нашла, повела ее домой, и проходят они как раз мимо того дома. И вдруг в ночи слышит бабка вой, вроде как даже волчий, испугалась, конечно. По сторонам оглядывается, а потом сообразила, что воют-то не из леса, а из дома. Какие же это волки? Любопытно ей стало, она корову к изгороди привязала, к дому незаметно подкралась да в окошко и заглянула. И что же она там видит? Стоит этот старик один в пустой комнатке, из всей обстановки там лавка, на лавке гроб открытый стоит, и еще иконы в углу, а перед ними лампадка теплится. Вот старик перед этими иконами поклоны кладет, молитву шепчет и плетью себя по плечам охаживает. Что ни поклон, то удар плетью. Уже вся спина в крови. И то ли почуял чего, то ли что, взглянул на бабку. А глаза у самого зеленым огнем светятся. Посмотрел на нее, да вдруг как завоет! Во весь голос. Страх бабку обуял! Бабка мне сказывала, что не помнила, как ноги оттуда унесла. Бежит, а вслед ей волчий вой несется. Корова тоже испугалась, веревку оборвала, снова в лес удрала. Да бабка уж не побежала за ней. Черт с ней, с коровой, думает. Уж и не знала, как до своего дома добежать и в безопасном месте схорониться. С тех пор даже днем она приближаться к тому дому избегала. Проклятым и его, и обитающих в нем людей считала. Ей после и священник то же объяснил. Люди те отступники, вот их бесы больше других и мучают, законную свою поживу чуют.
– А корова нашлась?
– Корова-то… Корова нашлась.
– И волки ее не задрали?
– Нет. Какие волки? Тогда тут густо населено было. Волки к человеческому жилью близко не совались. А ты чего насчет волков-то спросил?
– Так… Вы дальше рассказывайте.
– Ну да недолго бабке моей того страшного старика бояться пришлось. Помер старик. А за ним и сам дом вскорости опустел.
– Все тоже поумирали?
– Может, кто и помер, как без этого? Времена тогда лихие были. Мировая да гражданские войны, революция, коллективизация, потом снова война. Не знаю куда, а только хлысты из нашей деревни куда-то все подевались.
– А старик с зелеными глазами?
– Старик тот помер еще в спокойные времена, при царе-батюшке. Бабка его похороны хорошо запомнила, потому как его с большим почетом хоронили. И народу много разного приехало. Не из наших мест они были. Как гроб выносить, целая процессия выстроилась. Три раза они вокруг деревни гроб с его телом обнесли. А гроб-то был не иначе как тот самый, что бабка в свое время в комнате у старика углядела. И что больше всего бабку поразило, что на кладбище родственники, или кем уж они там ему приходились, мертвого старика не понесли, прямо у себя под порогом закопали.
Саша вздрогнул. Вот и дошли до самого главного!
– Где? – ахнул он. – Прямо в нашем доме?
– Ага. Вестимо, так.
Саша почувствовал, как челюсть у него медленно отвисает до земли. Он недоверчиво покосился на дядю Васю, который продолжал потягивать свой портвейн.
Может, не стоит верить старому пьянице? Ерунду какую-то городит.
– Покойников на кладбище хоронят. А этого почему в доме?
– Ну, вроде как и в доме, а вроде как и нет. Под порогом. Самое почетное место, как мне бабка сказывала.
– И в чем тут почет?
– Я тоже сперва не понял, а бабка моя в таких делах разбиралась. Она мне и объяснила, что это непрестанная молитва близких за упокой души покойного получается. Кто из домашних или знакомых через порог ни перешагнет, всяк старика в этот миг да и вспомнит. Он же тут лежит! А всякий, кто вспомнил, тот, считай, покойника и помянул. Хоть двумя словами, хоть мысленно, а помянул. А усопшему на том свете всякая, даже самая короткая молитва в помощь будет.
Саша продолжал смотреть недоверчиво.
– Не веришь? – догадался дядя Вася. – Оно и понятно, что не веришь, тебе прежних обычаев и не понять. Нынче времена-то совсем другие. Каждый наособицу держаться желает, родства люди не помнят. Еще с самыми близкими худо-бедно общаются, а бывает, что и родные дети с родителями месяцами словечка не скажут. Да что месяцами, иные и годами не общаются. Друг друга с праздниками не поздравляют, так-то вот. Прежде все иначе было.
Но Саша все равно не понимал, в чем прелесть похорон под порогом. Нет, не хотел бы Саша так лежать, чтобы всякий, кто ни попадя, через тебя шагал по сто раз на дню. Какой уж тут покой? Одно волнение и тревога. И ладно, если свои шатаются туда-сюда, а ну как теперь, когда вся родня старика разлетелась в разные края, разметало их по свету, а живут в доме совсем другие чужие люди? Понравилось бы вам, если бы у вас над головой постоянно чужаки топтались? Саша считал, что нет. Ему точно бы не понравилось.
Хотя, конечно, о вкусах не спорят. И судя по всему, этот старик был большим оригиналом. В комнате с гробом жил. Может, его и устраивает, что над ним постоянно все топчутся и через него перешагивают.
– Так что, дядя Вася, вы мне главное скажите, есть в нашем доме призрак или нет?
– Кто как сказывает, – пожал плечами сосед. – Иные говорят, будто бы видели в иные ночи возле того дома какой-то белый силуэт. Но не всякая ночь ему годится, а только такая, чтобы луна круглая была. Вот в такие ночи его появления ждать можно.
А вчера как раз было полнолуние. Это Саша хорошо запомнил, потому что, когда выскочил из дома, все вокруг заливал мертвенно-бледный свет луны.
– А почему в полнолуние он появляется, – продолжал между тем дядя Вася, – так это потому, что любит этот старик на луну повыть. И обязательно, чтобы круглая луна была, другую он не признает.
При этих словах Саша, начавший уже было успокаиваться, похолодел снова.
– И давно его тут в последний раз видели? Сколько лет назад?
– Лет? Это ты хватил. В прошлом месяце Федор его видел. Сказывал, что вышел по нужде во двор, а над округой волчий вой. Удивился, откуда бы волкам взяться? Про старика он и не знал ничего. Как и вы, пришлый он в Васильках, только что живет тут подольше вашего. Ружье взял да и пошел на разведку. Пес его с ним был, вел себя странно. На зверя рычит, а тут тихо себя вел, поскуливал разве что. Вышел Федор со двора, к вам пошел, там за огородами на поле его и увидел.
– Он мне ничего не говорил.
– Ко мне прибежал. Вроде тебя, бледный, трясется весь. Ну, я его и успокоил. Старик этот не вредный, никакой опасности от него нет. Повоет себе да и восвояси уберется. Раньше он вообще тихий был. Это в последнее время выть принялся. Наверное, и впрямь конец света наступает, вот он и плачет.
И взглянув на Сашу, сосед добавил:
– Да ты сам у Федора спроси, коли не веришь.
– Спрошу, когда вернется.
– Разве он уехал? – удивился дядя Вася.
– Да, в город.
– Вчера с ним вечером разговаривали, никуда он уезжать не собирался. Мальвину ждал, за сморчками ее в лес собирался вести. Любит она эти грибы, особенно если в сметане их запечь. А сморчки в этом году знатные. Со сметанкой да хлебушком – первое лакомство по весне.