Орден

Ба-бах! Всадника не стало. На его месте во льду зияла новая полынья. Второй снаряд потопил сани с китайским самострелом. Проворный Сыма Цзян едва успел выскочить на лед. Доспехов китаец, на свое счастье, не носил, так что под воду железо его не утянуло. Правда, мудрец из Поднебесной остался теперь без обоюдоострого копья. Зато жив-здоров. Пока…

Соболицкий берег ревел и плевался огнем.

Обстрел новгородского войска начинали панцерваффе цайткоманды.

Бурцев не отрывался от бинокля. Вот ведь ё! К озеру подступала тевтонско-ливонская «свинья», усиленная ударной группой цайткоманды. Чудовищный клин медленно сползал по белым пологим склонам. Да уж, построеньице…

Четыре бронированные машины — знакомые уже «рыси» и зверюги покрупнее — двигались впереди — в голове трапеции. Рыцари и кнехты следовали за ними. И между ними. Эти — вытопчут и вырубят все, что еще будет шевелиться после танкового удара. Пулеметчики на мотоциклах обеспечивали фланговое прикрытие. Авиация — поддержку с воздуха… Таков был замысел фон Берберга. Впрочем, на свой «мессер» штандартенфюрер больше может не рассчитывать. Да и танки доползли лишь до замерзшей воды. Дальше им хода не было.

Но пара «цундаппов» и небольшая группа вражеских всадников сунулись-таки на лед. Достали, отсекли хвост новгородского войска. Захватили сани с припасами, поворотили обратно. Расстреляли, изрубили охрану… Лишь немногим обозным мужикам удалось оторваться от преследования. И то, небось, потому, что немцы пожалели тратить на них пули и стрелы.

Хотя нет, не только перепуганные мужики спаслись. Вон вырвался вперед одинокий всадник в богатой броне и одежде. Игнат! Начальничек, блин, обозной охраны… Ишь, улепетывает, боярин. А ведь давеча как рвался в бой! Грозился немцев стрелами закидать да топорами порубать. Теперь, небось, поумнеет. Твое счастье, Игнат, что супостат за одиночками сейчас не охотится. А вот кому-то повезло меньше.

— Ядвига! — Освальд вдруг переменился в лице. — Там же Ядвига! Ее ж в полон забирают!

Удерживать добжиньского рыцаря пришлось в несколько рук.

А с Соболицкого берега по отступающей рати били пулеметы. На льду рвались снаряды. Выли, гремели, звенели трубы, бубны и сопелки новгородцев. Глухо, раскатисто выстукивал татарский барабан. Сигнал для всех был един: немедленно отступать, ходить из-под обстрела. Но и без всяких сигналов войско, накрытое новой волной паники, спешило прочь от вражеского берега.

Обоз спасти так и не удалось. Ядвига Кульмская осталась на том берегу. Хуже того: в бинокль Бурцев разглядел, как к ее саням пристроился всадник с медведем на щите.

Освальд рвал и метал. Грозился самолично и немедленно изрубить всех немцев в капусту — со всеми их самоходными телегами и огнедышащими драконами. Насилу совладали с буйным рыцарем, насилу успокоили.

Глава 30

Новгородцы и их союзники ушли из-под обстрела. Стрельба давно стихла. А Бурцев со своего наблюдательного пункта меж двух валунов все изучал противоположный берег Узмени в бинокль.

Было там на что посмотреть. Войско противника разделилось. Рыцари-крестоносцы расположились лагерем возле озера, танки же цайткоманды в сопровождении мотоциклистов и небольшого отряда орденских всадников двинулись вдоль береговой линии на юг.

Со спины подошел Александр. Князь оставил всю свиту поодаль — видать, разговор не предназначался для чужих ушей. Спросил хмуро, негромко:

— Что тебе показывают кристаллы твоих вторых глаз, Васильке?

Кристаллы? Вторые глаза? Ах, это… Бурцев протянул бинокль князю:

— Взгляни сам.

Ярославич взял бинокль. Глянул.

— А в самом деле, не полезли эти… как ты их кличешь… танки огнедышащие на лед.

— Зато в обход озера пошли — к нам в тыл. А ливонцы на том берегу ждать будут. Кажись, окружить нас решили, княже, и сразу с двух сторон вдарить.

Александр помрачнел еще больше.

— Коли такое дело, нам выжидать не с руки. Сами перейдем озеро. Первыми нападем на ливонцев, пока их твари адовы в походе будут. Или победим, или костьми ляжем.

— Костьми ляжем, княже. Без толку ляжем. Не сдюжит на том берегу твое войско. Место там открытое, ровное — раздолье для тяжелой конницы. А у ливонцев рыцарей — видимо-невидимо. У тебя же пешцы в основном. Дружинников, что с детства воевать в седле обучены, да татарских бойцов — кот наплакал. Здесь среди торосов и камней пешая рать еще сдержит орденскую рать, но самим соваться на немецкий берег — безумие.

— Ночью пойдем. Ударим внезапно, как в позапрошлом годе по шведам на Неве ударили.

— Княже, сам ведь ведаешь, что невозможно это. На льду все как на ладони будем даже самой темной ночью. До середины Узмени не дойдем, а ливонцы уже в седла сядут.

— Но не сидеть же сложа руки!

Бурцев задумался.

— Сколько времени нужно, чтобы обойти все озеро, не вступая на лед?

— Прилично, — ответствовал князь. — Сама-то Узмень невелика, но Псковское озеро за ней — не маленькое. Дорог наезженных там сейчас нет — люди да обозы все больше по льду передвигаются. А ежели по берегу… Да со змиями-танками погаными железными и огнедышащими, что боятся потонуть. Хм… много рек и речушек придется тогда объезжать окрест Псковского озера. А кой-где не шибко и объедешь — переправы мостить потребуется…

— Когда они зайдут к нам в тылы, княже, — поторопил Бурцев.

— Конная рать к утру, наверное, управилась и здесь была бы. А эти… про этих так сразу и не скажешь.

Бурцев удовлетворенно кивнул. Если танки следуют за конными проводниками, скорость передвижения у них тоже окажется не больше лошадиной.

— К утру, значит? А какой завтра день?

Князь подивился странному вопросу:

— Суббота первой апрельской седмицы, день памяти мученика Клавдия и похвалы Богородице и пятый день месяца.

Пятое апреля? День Ледового побоища…

— Ты прав, княже. Утром будет большая драка, и выжидать нам никак нельзя. Нужно бить первыми. Но не по немецким рыцарям, которые сейчас только и ждут нападения, а по их железным колесницам. По змеям. По танкам.

У Александра округлились глаза.

— В своем ли ты уме, Василько? Вряд ли даже вся наша рать совладает с этими адовыми созданиями. Нет, уж лучше пасть в бою с людьми из плоти и крови.

— Вся твоя рать не потребуется, княже. Дай мне сотню-другую воинов. Да вот хотя бы дозор Дмитрия и Бурангула. Может быть, лучников Арапши еще подкинешь десяток с Юлдусом во главе. А уж мы попробуем остановить танки.

— Как, Василько? Как?!

— Что-нибудь придумаем. Один танк под Моостой одолели, справимся и с остальными. Есть у меня на этот счет одна мыслишка. А ты, княже, возьми на себя ливонских рыцарей. Их «свинью» тоже остановить будет непросто.

— Даст Бог, остановим. Я хочу поставить конные дружины не в чело, как обычно, а по правую и левую руку. Гаврила Алексич и брат мой Андрей полками теми командовать будут. В центре — вон там, у берега — в камнях и торосах, под предводительством Миши встанут пешие ратники и ополченцы. Примут бой, а потом отступят к берегу да увлекут за собой ливонцев в торосы.

— Торосы — это хорошо…

Александр усмехнулся:

— Не только торосы, Василько, не только… Много у нас славных гостинцев для немецкой «свиньи» припасено. Первыми супостата встретят лучники Арапши. Издали ударят стрелами и уйдут к пешцам. Еще я приказал острить колья и вязать рогатки. Там же, в торосах, их и поставим. Пускай рыцари с наскока увязнут в той засеке, пусть лошади переломают ноги, пусть разобьет «свинья» рыло об ополченский строй. А уж тогда и наша конница ударит во фланги ворогу. В клещи возьмем ливонцев. Ну, а здесь, за островком, засадный полк стоять будет. Арапша присоветовал. Татары немало сражений выиграли внезапными ударами из засады. Так почему бы и нам не воспользоваться их опытом. Много людей, правда, я в засаде поставить не смогу. Но уж те, кто остается, троих-четверых в бою стоить будут: моя личная дружина и нукеры-панцирники Арапши. Сам я отсюда буду наблюдать за сечей. Уж дюже хороший здесь обзор. Этот островок у нас Вороньим Камнем кличут. Что ж, ворон — птица мудрая, знает, где селиться.