Проклятие виселицы (ЛП)

Раф прибавил шагу. Теперь, глядя на реку, он думал — не прыгнуть ли в воду. Он довольно хорошо умел плавать, однако река полноводная и быстрая. На другой берег не переплыть, но можно попробовать спрятаться и под этим берегом, если найдётся за что зацепиться.

Ему нужно выбрать место, где берег навис над водой... он вскрикнул, ощутив под ногой пустоту. Он барахтался на спине в жидкой грязи, от всплеска ледяной воды перехватило дыхание. Он свалился в одну из глубоких узких канав, которые шли по болоту, впадая в реку. Даже при свете дня эти овраги не заметить, пока не окажешься прямо над ними. Раф извивался в неглубокой воде, безуспешно пытаясь подняться на ноги в скользкой грязи.

Крики раздавались уже совсем рядом, и Раф затих, молясь, чтобы его скрыли остатки ночной темноты. Казалось, голоса начали отдаляться. Медленно и осторожно он попытался выпрямиться, но всё было бесполезно. Мягкая шелковистая грязь по бокам канавы просто уплывала из под рук. Он оставил попытки выбраться и стал, извиваясь, продвигаться вперёд, в сторону реки. Если удастся выскользнуть в воду и укрыться под берегом, то с Божьей помощью он сможет переждать там, пока они не бросят поиски.

Узкий овраг шёл наклонно, и, прилагая немного усилий, Раф заскользил к реке. Пальцы рук и ног онемели от холода, тело сводила судорога. Он не мог понять, где находится — слишком темно, но ещё пара ярдов, и наверняка окажется в воде, в безопасности.

Он подавил крик — голова задела что-то твердое, и ощутил, что его выдёргивают за шиворот из воды, так что он оказался в сидячем положении.

— Думал, сможешь удрать от нас, изменник?

За его спиной в канаве стоял солдат. Раф попытался вцепиться в ноги врагу и повалить под себя, но его тут же схватили за руки сверху, с земли. Двое солдат вытащили Рафа наверх через край канавы и бросили в колючую болотную траву лицом вниз. Раф поднял глаза. Его окружали шесть или семь солдат. Они расступились, пропуская вперёд маленькую тощую фигурку. Раф узнал лицо Мартина, широко ухмыляющегося, словно приветствовал старого друга.

— Ты похож на тот труп, что мы видели в Ярмуте. Вернее, скоро станешь таким, мастер Рафаэль. Уверен, для тебя уготована особая смерть. Полагаю, обвинение в государственной измене. Осборну не терпится лично тебя допросить. Он настаивает на том, что сделает это сам, и как он мне сказал, ждёт с большим нетерпением. К несчастью, Осборн может немного подзадержаться, прежде чем навестит тебя. Так что пока развлечёшься, слушая крики дружков-изменников в подземельях замка. К сожалению, Осборн ранен, тебе это известно? Но благодарение Богу, удар скользнул по ребру, лекари говорят, что он поправляется. Наверное, сможет посетить тебя где-то через неделю, хотя боюсь, во время допроса ещё будет ощущать боль. А как я слышал от тех, кто его знает, от этого его нрав не улучшится.

Рафу было незачем объяснять, на что способен Осборн. Как и всякий нормальный человек, он боялся пыток и боли, но не это сейчас наполняло ужасом его душу. Понятно, что Осборн станет наслаждаться каждым движением его мышц, изучать каждую судорогу агонии на лице, наблюдать, как он умирает, с тем же холодным интересом, как смотрел, когда вешали Атена. Кроме того, Раф понимал — смех Осборна, последнее, что он услышит при жизни, будет преследовать его даже в аду. Он прошёл через всё это не для того, чтобы теперь оказаться в лапах этого человека.

Мартин обернулся к солдатам.

— Берите его, и смотрите, чтобы он от вас не сбежал. Но обращайтесь с ним осторожно. Лорд Осборн желает, чтобы пленник попал к нему невредимым, и в состоянии, пригодном для разговора.

Раф заставил себя расслабиться. Два солдата подняли его и поставили на колени, он не сопротивлялся, как будто уже смирился с поражением. Потом, когда ноги уже твёрдо стояли на земле, Раф размахнулся, ударил огромным кулаком в лицо ближайшего, а другой рукой схватил его руку с мечом. Солдат отшатнулся, наткнувшись на стоявших позади товарищей. Этой минутной растерянности Рафу хватило, чтобы вырвать оружие. Раф выставил меч перед собой, вращая лезвие и направив его на солдат.

Мартин быстро, как хорёк, скользнул за спины солдат.

— Разоружите его, идиоты, но не убивайте. Осборн хочет его живым.

Раф давно не держал в руках меч, а этот был не из лучших. Баланс неправильный, и лезвие короче, чем у любого из тех, какими он владел прежде, но длинные руки Рафа компенсировали недостатки. Он быстро развернулся, ткнул мечом одного из солдат в кругу. Застигнутый врасплох противник попятился, споткнулся, но быстро восстановил равновесие.

Раф дрался стойко и яростно. Он был привычен к ближнему бою, и хотя ещё едва рассвело, отблесков восходящего солнца на кружащих клинках было достаточно, чтобы вовремя заметить и отразить атаку. Он пробивался сквозь круг с безумной яростью, порождённой отчаянием. Один солдат отшатнулся с залитым кровью лицом, другой с криком бросил клинок — меч Рафа прошёл через его руку.

Раф проталкивался вперёд, пока в кругу солдат не появился проход, открыв реку, вспыхивающую на солнце золотыми огоньками. Он с криком рванулся из круга к воде. Он был уже в трёх шагах от реки, когда спину пронзила острая боль. Раф упал на колени, попытался ползти вперёд, но руки не слушались, и он повалил наземь. Его схватили и опрокинули вверх лицом, он едва не кричал от боли. Спина, казалось, горела. Мгновение он наслаждался внезапным теплом, хотя и не знал, откуда оно, пока не понял, что под ним разливается его собственная кровь.

— Я же велел вам, кретины, не ранить его. Да вы понимаете, что натворили? Знаете, что сделает с вами Осборн, когда это обнаружит?

Мартин опустился перед Рафом на колени, хлопая по лицу, чтобы заставить открыть глаза. Но Раф внезапно почувствовал себя безумно уставшим. Ему хотелось только уснуть. Дышать становилось всё тяжелее, как будто кто-то прижимал к лицу мокрую ткань. Он не чувствовал ног. Он понимал, что умирает, и был этому рад. Не многим людям даровано выбрать час собственной смерти. Осборн не получит удовольствия, глядя, как он умирает.

Раф закричал от боли, прижимая руку к груди. Казалось, чья-то рука сжимала изнутри его сердце. Он крепко зажмурился, изо всех сил пытаясь справиться с болью. Но было что-то ещё, он должен ещё кое-что сделать. Нужно как можно дольше оставаться в сознании. Теперь у него оставалась единственная возможность получить искупление, единственный способ защитить тех, кому причинил зло. Важны лишь живые, не мёртвые. Живущие не должны страдать из-за тех, кто уже за гранью этого мира.

Раф открыл глаза, взглянул в лицо Мартина.

— Исповедь. Я хочу... исповедаться, — прошептал он.

Мартин склонился ниже, лицо загорелось азартом.

— Да, это так, тебе следует исповедаться для спасения твоей души. Ты умираешь, и потому сейчас должен говорить только правду. Это твой последний шанс спастись от проклятия и вечного пламени ада.

— Нет времени...

— Назови имена, — потребовал Мартин. — Лишь имена, это всё, что ты должен сказать. Я сделаю остальное. Говори же.

— Confiteor Deo omnipotenti... исповедаю... перед тобой и всемогущим Богом, что я...

Раф смотрел в небо. Оно становилось темнее. Это неправильно. Сейчас ведь утро, разве он не видел рассвет? Он вспоминал длинную и алую, как кровь, полосу света, тонкий кровавый след, пересекающий мир.

Мартин встряхнул его.

— Что ты сделал? В чём каешься? Говори!

— Исповедуюсь, что убил... Рауля и Хью. Но ты скажи Иоанну вот что... предатель — это Осборн из Роксхема. Он служил... Филиппу Французскому... Это Осборн... собирался встречать ваших французских шпионов. Перед лицом смерти я клянусь крестом крестоносцев, что это правда. Передай Иоанну... и Осборну на эшафоте... что он знает убийцу брата. Скажи, что я сделал это за Джерарда, за того монаха, за сарацинского младенца. Скажи Осборну перед казнью, и пусть это станет последним, что он услышит... Я на последнем дыхании клянусь, что убил его брата Хью... клянусь своей бессмертной душой.