Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 74

Я объяснил старосте, что такое выставка, какое значение имеют награды, для чего устраиваются выставки.

- Отчего же бы нам, А.Н., не послать что-нибудь на выставку?

- Да что же мы пошлем?

- Семя можно послать, ячмень у вас нынче отличнейший - куда лучше нашего; если за наш восемь рублей за мерку дали, так за ваш мало-мало 10 рублей дадут.

- Нет, ячменя посылать не стоит. Там, брат, такие ячмени будут, не нашему чета.

- Конечно, если нынче крестьянского хлеба не будет, а только господские, то ячмени хорошие будут. Только и наш не худ, баб посадить можно, отобрать мерку что ни есть лучшего зерна; по крайности, уважение начальству окажем.

- Нет, нет.

- Корову белобокую изволили бы послать, - отличная корова, утробистая корова, во всех статьях! подкормить немножко - первый сорт! Или бычка сивенького - форменный бычок. Груздевский барин, говорят, в Петербург корову посылали, и не мудрая, говорят, коровенка, - так, говорят, ей награда вышла, медаль этой корове дали, золотую медаль, как у посредника. Ошейник - ихние мужики рассказывали - кожаный, такой ясный, и медаль золотом на ошейнике сделана. Отлично было бы, если б нашей белобочке медаль дали, весь бы гурт скрасила, она завсегда впереди ходит. И Петре-скотнику лестно, мужики шапки снимать будут.

Я объяснил старосте значение медалей, выдаваемых на выставке, и что этих медалей носить нельзя.

- Ничего посылать не буду. Куда нам. Там все отличные вещи будут, там такие коровы будут, что нашу белобочку и показать стыдно. Я, брат, не за тем еду. Я сам хочу поучиться, хочу посмотреть, что у других есть. Вот рабочих лошадей посмотрю, узнаю, где лучше купить.

- Лошадей, известно, рабочих в Зубове на ярмарке покупать будем, если не пожалеете денег, по сорока рублей на круг за лошадь назначите, самых рабочих лошадок купим.





- Овец, скот, машины разные посмотрю, масло.

- Как изволите, но уж насчет масла лучше авдотьиного не будет. Ни один купец еще не охаял. Сам Медведев, что в прошлом году масло купил, говорил Авдотье: делай всегда такое, никогда мимо не проеду. Когда отпускали прошедший раз без вас масло, Савельич хотел, как вы приказывали, подписать на кадках, откуда масло, чтобы в городе наше масло знали, так Медведев: зачем, говорит, писать - попа и в рогожке видно.

На другой день, рано утром мы отправились на машину. Кроме 127 Сидора, я взял еще с собой работника Никиту, который должен был пригнать обратно со станции лошадей и отвезти наше, то есть мое и Сидора, деревенское платье, в котором мы не решались показаться в городе. До станции 15 верст, нужно было ехать на телеге, по самой отвратительной грязной дороге, и уж, конечно, тут нельзя было и думать ехать в городском платье.

Моросил осенний дождик. Дорога, которую исправляет только божия планида, да проезд губернатора, от постоянных дождей совершенно размокла. Грязь, слякоть, тряская телега, промокший и как-то осунувшийся Никита в лаптях, порыжевшие луга, тощий кустарник. Невзрачная, но все-таки милая сердцу страна... Раз как-то мне случилось ехать по железной дороге с француженкой, в первый раз ехавшей из Парижа в Москву. Дело было осенью, погода стояла ненастная, по сторонам мелькали наши известные железнодорожные осенние виды. Француженка все время смотрела в окна вагона и все время тоскливо повторяла: Ah! quel pays! pas de culture! и сам вижу, что pas de culture, а все-таки, наконец, зло взяло. - Ну да, ну pas de culture, ну так что же, что pas de culture, а вот твой Наполеон, да еще какой, настоящий, по этим самым местам бежал без оглядки, а вы с culture города сдавали прусскому улану! А ну-ка пусть попробуют три улана взять наше Батищево. Шиш возьмут. Деревню трем уланам, если бы даже в числе их был сам "papa" Мольтке, не сдадим. Разденем, сапоги снимем зачем добра терять - и в колодезь - вот-те и pas de culture. А не хватит силы, угоним скот в лес под Неелово - сунься-ка туда к нам! увезем хлеб, вытащим, что есть в постройках железного, гвозди, скобы, завесы, - и зажжем. Все сожжем, и амбары, и скотный двор, и дом. Вот тебе и pas de culture, а ты город сдала трем уланам.

Да, пусть придут, пусть попробуют. Прочитав в газетах, что каждый прусский офицер снабжен биноклем для лучшего обзора местности, я на всякий случай - мы все убеждены, что немец не вытерпит и к нам сунется, - выписал себе из Петербурга хороший бинокль, 25 рублей заплатил. Прислали. Я - Сидора: "посмотри, говорю, что за штука; отлично в нее все видно". Сидор посмотрел и расхохотался. "Ишь ты, мельница к самому носу подошла". "Что, хорошо видно?". "Смешно - лес, что за полем, на самом носу". "Дай-ка сюда, я посмотрю". Я навел бинокль на отдаленное поле. "Отлично видно - я вижу в трубку, что по полю человек идет, ты видишь, Сидор?" "Вижу - это Григорий идет". Вот тебе и раз, думаю, тьфу ты пропасть! "Да разве ты можешь отсюда лицо разглядеть?" "Нет, лица не видать, а по походке вижу, что это Григорий, и полузипунишко синий его". Нет, нас не возьмут три улана!

Приехали на станцию, переоделись, пришли в вокзал, ждем поезда. Европа, цивилизация: по платформам жандармы разгуливают, 128 начальники в красных фуражках - точно гусары - пробегают, артельщики суетятся с кладью. В пассажирском зале буфет - водочка разная, закусочка, икорка, рыбка. Подошел к стойке, потребовал два стаканчика - один себе, другой Никите, - выпили, закусили калачиком, я выкинул два пятака. "Мало-с, пятьдесят копеек пожалуйте". - За два-то шкалика - пятьдесят копеек! - вступился Никита. "Помолчи, любезный, - обратился буфетчик к Никите, здесь не кабак, господа сидят!". Никита оторопел. Европа! за полверсты от станции в кабаке на пятьдесят копеек осьмуху дадут, а здесь за ту же цену всего два шкалика, да и шкалики-то не форменные.

Пришел поезд. Сели мы с Сидором, - я, барин, во 2-м классе, а он в 3-м. В вагоне сидят два господина и разговаривают.

- Вот из А. пишут, - говорит один, - что крестьяне С-й, Г-й, П-й волостей постановили учредить в своих волостях народные школы...

- Но что же значит по одной школе на волость?

- Конечно, мало, но все-таки отрадно видеть, что народ стремится к образованию и, сознавая необходимость его, жертвует свои трудовые деньги на устройство народных школ.