Страница 3 из 10
Сидим мы в купе, друг на друга пальцами показываем и смеёмся. Надо же, какие грязные!
– Ладно, – говорит мама. – Хватит баловаться, пойдём в туалет умываться.
Пришли мы в туалет, а там кран сухой из стены торчит.
– Кончилась вода, граждане негры! – говорит нам проводник и почему-то по-иностранному добавляет: – Гитлер капут!
– Ура! – кричу я. – Хоть немножко грязными походим!
– Ай, да мальчик! Ай, да молодец! – восхищается проводник. – Мало, что негр, а по-нашему говорит. Ты, мальчик, передай своим родителям-неграм, что я телеграмму на вокзал вышлю. Чтоб, значит, вас встретили как почётную африканскую делегацию.
Подъезжаем мы через час к вокзалу, а возле нашего вагона сразу беготня начинается. Все с цветами носятся и разными плакатами машут. На одном написано: «Негры – тоже люди!», а на другом – «Мы – тоже негры!».
Я успел только два плаката прочитать. Потому что начальник вокзала в бубен ударил и плясать начал на платформе. А нас подхватили и в машину стали запихивать.
Когда нас в гостиницу привезли, мы даже умыться не успели. И маму, и папу, и меня сразу в ресторан поволокли, незрелыми бананами угощать стали. А сами вокруг расселись и «Катюшу» петь начали. А потом нас на руках в комнату отнесли.
– Отдыхайте, – говорят, – граждане негры. Мы пока для вас подготовим встречу с тружениками села.
Когда все из комнаты вышли, папа наконец отдышался и говорит:
– Кажется, нас приняли за негритянскую делегацию.
– Это их проводник надоумил, – говорю я.
– Теперь они нас в покое не оставят, – говорит мама. – Затискают совсем, заставят негритянские танцы перед тружениками села танцевать. А у бабушки, наверное, пироги стынут…
Тут мы все вспомнили про бабушку и нам ещё сильнее захотелось перестать быть почётными неграми.
– Побежали отсюда, – говорю я. И потихоньку дверь в коридор приоткрываю. А из-за двери нам опять кричат: «Гитлер капут!» – и суют недозрелые бананы.
– Просто так они нас не выпустят, – грустно говорит папа. И начинает раздеваться. Потом он мажет себя гуталином, чтобы не только лицо, но и всё тело как у негра было. А из листьев фикуса юбочку негритянскую себе делает.
И в таком виде папа как за дверь выскочит, как зарычит по-иностранному! Тут все наши встречальщики вмиг разлетелись.
А мы быстренько в ванной отмылись, стали беленькими и к бабушке в гости побежали. Пока пироги у неё не остыли.
Папа и цыгане
– Что-то долго нет отца, – сказала мама и посмотрела на часы. А я не стал смотреть на часы, я знал, что папа скоро придёт. Тут в прихожей раздался звонок.
– Ура! – закричал я и побежал открывать дверь.
На пороге стоял цыганский мальчик. Он хотел пить.
Потом пришла цыганская девочка и тоже попросила пить. Потом пить попросила взрослая женщина в разноцветной юбке. Скоро у нас в квартире был целый табор. Они все хотели пить.
А потом они захотели посмотреть нашу квартиру. И пошли гулять по комнатам.
И тогда у нас стали исчезать вещи. Сначала исчезла мамина кофта, потом папины зимние ботинки. А цыганские люди всё ходили и ходили.
Мама сидела на диване и плакала. Я бегал по квартире и искал свою тельняшку. Когда я надеваю свою тельняшку, то ничего не боюсь. Но тельняшки нигде не было.
– Я в отчаянии! – сказала мама.
И тут пришёл папа. Он долго смотрел на наших гостей и наконец сказал:
– Эх ма!
И исчез в своей комнате. Скоро он появился с гитарой.
– Дай-дай-дай! – пел папа.
– Дари-дари-дари! – в ответ ему запели цыганские люди.
Они собрались вокруг папы и стали трясти плечами, руками и ногами.
– Жги! – закричал папа и начал прыгать вприсядку.
Вместе с папой запрыгал весь табор.
А мы с мамой сидели на диване и смотрели на них. Откуда-то стали вываливаться наши вещи. Сначала папины зимние ботинки, потом мамина кофта. И, наконец, моя тельняшка.
Пока мы с мамой собирали вещи, папа ушёл с табором.
Он пропадал где-то всю ночь. А когда утром папа вернулся, на нём была рваная красная рубаха и облезлые сатиновые шаровары.
– Где же твой новый австрийский костюм? – строго спросила мама.
– Ерунда! Я выучил новую цыганскую песню, – сказал папа.
И спел нам песню.
Шкаф
Мы купили новый шкаф. С ящиками, дверцами и ручками. Шкаф как шкаф. Но лучше старого.
– Куда же девать старый? – спрашивает мама.
– А мы его с балкона сбросим, – говорит папа.
– Да, на голову управдому Федоскину, – говорит мама. – Может, хоть это чуточку встряхнёт его, и он вспомнит, что обещал заменить нам кран.
Я испугался за управдома Федоскина. Он хоть толстый и ленивый, но добрый. Выбежал я на улицу и встал под нашим балконом. А тут как раз Федоскин идёт. Я и говорю:
– Федоскин, вы здесь не ходите. Папа собирается шкаф с балкона скидывать.
– Это ещё что такое? – кричит Федоскин. – По какому праву?
А я и говорю:
– Шкаф-то совсем старый, никуда не годный.
– Старый-то он старый, – рассуждает Федоскин. – А по голове хлопнет не хуже нового. Это самое настоящее хулиганство. Надо протокол составлять и штраф взимать.
Федоскин ушёл составлять протокол, а я ещё постоял немного, подождал, пока шкаф с балкона вылетит. Но он всё не вылетал и не вылетал.
Тогда я прихожу домой и говорю:
– Что ж вы шкаф-то не скидываете? И Федоскин уже ушёл…
– Ха-ха-ха, – смеются мама и папа. – Неужто ты и вправду думал, что мы шкаф сбросим? Это шутка.
Тут к нам заходит управдом Федоскин с милиционером.
– Нечего смеяться, граждане, – говорит он. – Сейчас штраф взимать будем. Готовьте ваши денежки.
– Это была шутка, – говорит папа. – Ребёнок не так понял.
– А вот чтоб неповадно было так шутить, мы вас и оштрафуем, – отвечает Федоскин. – А то ребёнок опять что-то неправильно поймёт и в ваше отсутствие всю мебель честным людям на головы повыкидывает.
Мама заплатила штраф, и Федоскин с милиционером ушли восвояси. Папа стал совсем грустный и говорит:
– Штраф не за дело заплатили. Если бы за дело, не так обидно было бы.
– А давай за дело? – говорю я.
Папа подумал, подождал, пока уйдёт мама, и говорит:
– Давай!
И мы с папой скинули шкаф вниз.
Ух, как он летел! Ух, как он грохнул! Развалился на фанерки, досочки и планочки.
Тут к нам снова заходит управдом Федоскин. Он смущённо улыбается и говорит:
– Может, и вправду это шутка была? Со шкафом, то есть?
И отдаёт штраф обратно.
– Чего уж теперь, – грустно говорит папа. – Шкаф мы уже, того…
– Ну, тогда другое дело, – успокаивается Федоскин. – А то я уж подумал, что обидел вас.
– Садитесь-ка лучше пить чай, – приглашает мама.
Папа и управдом Федоскин садятся и пьют чай.
Трамплин
…Ну вот, опять начинается! Только я ложусь вечером спать – сразу море снится. Волны колышутся и кровать в разные стороны качают:
– Блюм-блюм… Блюм-блюм…
И я засыпаю среди голубых волн.
А утром мне просыпаться надо. А мне опять море снится. Только теперь я на песочке лежу и с солнышком обнимаюсь. Оно такое тё-ё-ёплое и ко мне прижимается.
– Вставай, соня, – говорит мне мама. – Всё на свете проспишь.
А я лежу.
– Подъём! – кричит папа. И дует в кулак, как в трубу: – Ту-у-у, ту-ту, ту-ту!
А я лежу.
Они меня поднимают и волокут в ванную умываться. Потом волокут за стол завтракать. И говорят:
– Когда, наконец, ты станешь самостоятельным ребёнком?!
А я очень хочу стать. Чтоб по утрам самому подниматься. Раз-два и на ногах! Я хочу, чтоб мне утром приснился трамплин, с которого на лыжах прыгают.
Целый вечер трамплин рисую. И на стену вешаю напротив кровати. Чтоб утром рисунок увидеть и сразу вскочить, как спортсмен с трамплина:
– Вжиу-у-у!
Утром я открываю глаза и вижу трамплин на стене. Потом снова глаза закрываю, и мне кажется, будто я качусь с трамплина.