Страница 4 из 11
– А не кажется ли вам, Сельпо Ивановна, что вы не соблюдаете субординацию? – упрекнула заместитель по социальным вопросам свою подчиненную.
– Я первая за него схватилась, – не уступала работница культуры.
Перетягивание пряника с зубами перешло уже в спортивное состязание: уступать никто не хотел. Воробьихина, женщина мощной комплекции, стала разжимать ладонь специалистки. Фигура Скриповкиной была в два раза меньше, тем не менее, она сопротивлялась. Чувствуя, что кусок вот-вот от нее уйдёт, стала пинать начальницу, которая рассвирепела и дала Сельпо Ивановне оплеуху, от которой у той посыпались искры из глаз.
– Ах, так! – заорала работница культуры, – и в прыжке сорвала парик с заместителя по социальным вопросам.
Началась настоящая драка, причем пряник попеременно переходил из рук в руки, скалясь зубами.
– Да пошла ты, старая кошелка! Я сноха бывшего мэра! – кричала Сельпо.
– А я его бывшая фаворитка! – аргументировала Воробьихина.
– Такое чмо – и фаворитка? – не могла поверить Скриповкина.
– На себя посмотри, тоже мне красавица! – разозлилась Лариса Вадимовна.
За дверью уже собралась толпа, наслаждаясь шоу. О том, что начальство бьётся за объедки ни для кого не было секретом. Интересно было, что во время драки скажут и кто победит. Вскоре дверь пинком открыла главный специалист по культуре, следом за ней неслась заместитель по социальным вопросам, поправляя на ходу порядком потрепанный парик.
На столе остался лежать разломанный на части пряник, рядом скалилась челюсть.
Отдел культуры, который в обиходе назывался министерством культуры, а его начальник – министром, как водится, создавался под конкретных людей. Ни о каком профессионализме речь здесь не шла, наоборот, он считался нежелательным.
Через отдел культуры, как правило, отмывались деньги. Кто сможет проверить, сколько средств ушло на проведение мероприятия, если мэр и его приближенные заставляли все оплаты производить только через их ларьки и магазины. Поэтому ничего удивительного не было, когда цена на счете в несколько раз превышала приобретенное.
А разница уходила по назначению. Конечно, и специалисты должны трудиться такие, которые могли закрывать на все эти махинации глаза. Харин идеально подходил на свой пост: ему не приходилось притворяться, что он ничего не замечает, а уж что касается глаз, то они редко раскрывались полностью: весь мир он видел через призму бутылки.
Начальник отдела культуры Харин Михаил Георгиевич по прозвищу Харя внешне напоминал ошибку природы. Всё в нём было какое-то вытянутое, начиная с лица. На щеке красовалась огромная бородавка. Лет ему было не больше сорока пяти, но выглядел из-за своего образа жизни на двадцать лет старше.
В спокойном состоянии его никто никогда не видел, все его части тела постоянно находились в движении – глаз моргал, щека дергалась, руки тряслись.
Главная специалистка тоже в этом плане была человеком надежным. Все мероприятия проводила только сама, но не оттого, что очень любила работать, просто в этом была своя корысть. Она покупала дорогие призы, все по той же схеме, и эти призы оставались в семье, потому что по странным стечением обстоятельств, все призовые места на конкурсах доставались ее детям – безголосым и не очень умным.
На вид это было убогое существо – мышиного цвета очень жидкие волосы, маленькие поросячьи глазки, рост чуть больше горшка. Но попробовали бы ей сказать, что кто-то красивее, начиналась месть и интриги. Если она ставила себе цель, то средств к её достижению не выбирала: надо, и шла по головам и трупам.
Как-то про нее сказали: «Склизская она какая-то», и это слово наиболее отражало всю сущность Сельпо Ивановны. Однако, при всем при этом Скриповкина пять раз побывала замужем, в конце – концов сделав удачную партию.
В первый год правления, начальник отдела культуры стал хозяйским глазом оглядывать свою вотчину. А так как в его подчинении был только один недвижимый объект – полуразвалившийся клуб, то он решил заняться им – усовершенствовать работу, сделать прибыльным. А что могло стать преткновением к прибыли? Ясное дело, – библиотека.
К слову сказать, книг начальник этот не любил с детства, память была еще жива, когда его хворостиной мать гнала взять на лето заданную литературу по внеклассному чтению, когда родители в пример ставили соседних пацанов и девчонок, самостоятельно посещающих ненавистное ему учреждение. Вот теперь, где мог свои обиды детства реализовать на практике. И хоть библиотека занимала не самое шикарное помещение, главное было не в этом.
Как всегда со свитой: директором клуба и Сельпо Ивановной, не здороваясь, прошел в библиотеку.
– Здравствуйте, – поприветствовала заведующая.
Начальник отдела культуры никак не отреагировал:
– Значит, так, – давал указания своим чиновникам, – вот это все выбросить, а на этом месте установить шест – без стриптиза народ не пойдет. Там будут игровые автоматы, здесь – стойка бара.
Библиотекарь смекнула, что происходит:
– А где библиотека будет находиться? – робко поинтересовалась она.
– Нигде. Это уже устаревшая форма. Компьютер все заменит. Книги не нужны. Вопрос не обсуждается, это распоряжение мэра, – обрадовал Михаил Георгиевич.
– Глава сам это придумал или Вы поспособствовали? – возмутилась Миледи Павловна.
Целый день библиотекарь рыдала, читатели с испугом поглядывали на нее и пытались приободрить.
Вдохновленная, библиотекарь решила действовать: что толку тоску на себя нагонять.
На двери Миледи написала объявление:
«Объявляю голодовку в связи с ликвидацией библиотеки».
Слухи об этом полетели со скоростью урагана по деревне. Народ стал стекаться к месту скандала. Каждой, вновь прибывшей партии любопытствующих, она рассказывала о причинах, побудивших ее пойти на верную голодную смерть. Даже никогда не читавшие в этом очаге культуры, искренне рыдали – так проникновенно звучала речь библиотекаря, из которой следовал вывод, что уничтожение библиотеки приведет к неизбежному – падению нравственности, к безграмотности, деградации человечества.
Местная баптистка Федора стала петь псалмы, предрекая конец света.
Не пропустившая ни одного скандала, появилась местный борец за социальное равенство – Зоя Кобрина.
В деревне Зою хоть и считали скандальной личностью, но знали, что в случае каких проблем, не терпящих отлагательств, понадеяться можно было только на неё.
Одно время в деревне был бум по присваиванию вычурных имен своим новорожденным, поэтому Дездемона и Миледи – это не самые сногсшибательные имена, в соревнованиях некоторые додумалились до таких имен, которые в других ЗАГСах просто не стали бы регистрировать, но не в Сидристовке.
Там секретарь Сельсовета тоже не лыком была шита и дала своему ребенку имя Конспирация, немного перепутав с главной героиней «Трех мушкетеров» Констанцией, оттого охотно понимала желание родителей как-то своего ребенка выделить из толпы. Поэтому в деревне были имена в зависимости от начитанности и интереса родителей: Титаник, Антимония, Перфорация и даже Вилли, Изаура, Педриньо, Мэйсон. И только малообразованные или безразличные давали своим детям имена по старинке – как всем.
Самым людным местом в деревне была библиотека, там можно было культурно пообщаться, не на лавках же сплетни собирать, так считали многие, да и с умным человеком поговорить не лишне. Своего библиотекаря односельчане очень уважали за поступки.
Внешне – мышь безобидная, но другое дело – мышь она тихой сапой свое добудет, хоть ори, хоть топай на нее, кто знает, что в этом тихом омуте сокрыто, хоть и не похожа на героиню романа Дюма, в честь которой её назвали. Миледи до беспамятства любила свою работу, поэтому могла пойти в случае угрозы на любое устранение помехи.
Кобрина не осталась в стороне, вновь заявила о себе, как о борце с беззаконием. Всю власть в проведении голодовки она взяла на себя. В центре внимания голодающая находилась более получаса. Проглотить хоть кусочек тайком под таким пристальным вниманием прессы вряд ли получится. Из представителей власти никто не шел.