Несущий огонь Прометея

Три недели длилась осада штаба РКП. Бои местного значения шли днем и ночью, но крепость РКП не сдавалась врагу, несмотря на то, что в итоге он ворвался туда. За это время Крючков вместе с товарищами сумел найти временный «запасной аэродром».

Все эти нелегкие недели, защищая наши рубежи, в штабе бессменно находился Виктор Иванович Алексеев, один из умнейших людей РПК, прекрасно образованный и глубоко мыслящий. Никто лучше него не мог сделать газету, оформить листовку и любой другой материал.

Сколько интересных листовок мы выпустили вместе с ним, оформив их на грани хулиганства. А потом хохотали до упаду, взирая на свое творчество. Я начала печататься в «Мысли» и всегда все мои статьи проходили через его руки. Не раз и не два я получала нагоняй, когда ему что-то не нравилось. Приятным такое не назовешь, но, в конце концов, я соглашалась с ним, и каждый раз это шло на пользу дела.

В течение всей осады он не только противостоял врагу, но и умудрился наладить связь

с регионами, поставив людей в известность о случившемся, а также поддерживал контакт с Крючковым, информируя его о положении вещей. И тем самым давал ему возможность предпринять какие-то действия. В результате РПК не сдалась, не бежала с поля боя, а организованно отступила на заранее подготовленные позиции, хотя времени было не так много.

Днем и ночью он испытывал психические атаки со стороны рыночной хищницы вкупе с полковником-власовцем, которые ломились в дверь и угрожали расправой, обещая выбросить его в окно пятого этажа. Какую же силу воли надо было иметь, чтобы не сломиться и не сдать нашу крепость врагу! Только благодаря Алексееву с большим трудом, но продолжала выходить «Мысль», отправлялась и принималась информация в штаб и обратно, хотя штаб РПК действовал с гарнизоном в составе всего лишь одного человека.

Трудно это все выдержать, но в РПК всегда имелись люди, умеющие отыскать выход из любого сложного и даже сверхсложного положения. С помощью очень хитрого способа связь с Алексеевым поддерживали Н. Глаголева и В. Пирогов. Регулярно он передавал им все, что получал из внешнего мира, и принимал не только документы, но и еду, вкусную и даже горячую. Регулярно он выпускал «Мысль», несмотря на осаду.

Эх вы, «демократы»! Какие же вы тупоголовые! Обвели вас крючковцы не вокруг пальца, а вокруг спички! Пока вы осаждали пятый этаж, штаб-то РПК действовал! Никто, кроме Крючкова, Алексеева, Глаголевой и Пирогова о хитром способе не знал. И только потом, когда все стало известно, мы вместе дружно смеялись. Но если бы власовцы тогда догадались, ни Глаголевой, ни Пирогову мало бы не показалось.

Памяти товарища

Шмидт Герберт Эрнестович, сын немецких коммунистов-антифашистов, спасшихся в Советском Союзе от преследования гитлеровцев в 30-е годы, он был и верным сыном своей второй Родине – Союзу Советских Социалистических Республик. Как огромное личное горе воспринял он наступление контрреволюции в СССР. С 1991 года включился в борьбу за возрождение страны, за ее поворот к социализму. Вступил в Российскую партию коммунистов – РПК.

Талантливый архитектор и художник, он отдавал много времени изготовлению плакатов, транспарантов для партии, комсомола и движения «В защиту детства». Его руками оформлялись партийные мероприятия не только в Москве, но и в других регионах страны. Коммунисты РКП, а затем объединенной партии выходили под знаменами, изготовленными Гербертом Эрнестовичем.

Он свободно владел немецким языком и являлся незаменимым переводчиком. Очень ответственно и тщательно выполнял и другую работу, которая требовалась делу партии.

С 21сентября по 4 октября 1993 года, когда московские и другие организации РПК вышли отстаивать Дом Советов, Герберт Эрнестович находился среди нас. Позже его талантливой кистью были написаны портреты Игоря Остапенко, героя тех черных дней, кто повел свое подразделение на защиту Дома Советов и погиб на подступах к Москве.

Будучи весьма загруженным работой в партии, художник Шмидт все-таки продолжал писать. Ассоциация художников организовала в городе Мытищи Московской области выставку картин Герберта Эрнестовича Шмидта и его отца, которая очень порадовала мытищенцев.

Герберт Эрнестович был убежденным, несгибаемым коммунистом. Нам надолго запомнится его ясная, озаряющая улыбка. Улыбка доброго, тактичного и даже застенчивого товарища. Ее запомнили все, кто соприкасался с ним.

Рядом с ним всегда легко дышалось, всегда было как-то спокойно. Обладая «ангельским» характером, я часто уютно приспосабливалась работать поближе к нему, и ни разу не случилось, чтобы мой «ангельский» характерец проявил себя. Всегда хотелось сделать ему что-нибудь приятное, хотя бы чашечку кофе принести. О таких, как Шмидт, Анатолий Викторович говорил, что это «золотой фонд РПК».

Он дружил со многими нашими товарищами, но особенно близко сошелся с В. Л. Мадьяром. Что-то неуловимое сближало их. После каких-либо мероприятий они засиживались у Людвиговича допоздна, и только звонок от Юлии Васильевны, жены Шмидта, нарушал их посиделки. Получив от нее сто одно предупреждение, они, наконец-то расходились. Жил Герберт Эрнестович в Мытищах, а это не ближний свет.

Когда уходят из жизни такие, как Герберт Эрнестович, мир становится иным, он теряет частичку своего тепла и доброты. Особенно чувствуют это товарищи, которые многие годы находились рядом с ним.

Уметь держать удар

Владимир Людвигович Мадьяр, сын венгерских коммунистов, родился в Берлине. Всю свою сознательную жизнь он прожил в Советской стране, ставшей ему Родиной.

Его мать, красивая, элегантная женщина, умная и образованная, вместе со своим мужем – видным деятелем венгерской революции, после ее поражения были арестованы и брошены в тюрьму. Там, в тюрьме у нее родилась дочь, которая тут же лишилась отца – в этот же день его казнили. О чем с нескрываемым злорадством сообщил молодой матери и теперь уже вдове тюремный врач.

Долгое время Советское правительство вело переговоры об обмене венгерских революционеров на венгров, проживающих в Советской России и люто ненавидевших Советскую власть. Наконец обмен состоялся.

На границе освобожденная узница увидела высокого и стройного красноармейца в буденновке с красной звездой. И только тогда поверила, что она – в Советской России.

Этот красноармеец тоже оказался венгром. Еще на границе, встречая венгерских революционеров, он обратил внимание на высокую, красивую женщину. Вскоре они поженились. А затем у них родился сын Владимир. Его родители стали видными деятелями Коминтерна.

С Анатолием Викторовичем Крючковым Владимира Людвиговича связывали очень теплые дружеские отношения.

Вот что рассказал мне о Крючкове Владимир Людвигович. «Вся жизнь и деятельность этого прекрасного человека и стойкого коммуниста, одного из первых вставшего на борьбу с буржуазной контрреволюцией, заслуживает того, что быть увековеченной в памяти народа.

Я, как и многие другие, недостаточно полно разбирался в сути событий лета 1991 года, в том, что речь шла не о борьбе двух направлений внутри КПСС, по-разному трактующих дальнейшее развитие социалистического пути, а о ликвидации социализма и реставрации капитализма в СССР. Беседы с коммунистами строительного управления, где я работал, также не внесли ясности. Но, когда Ельцин призвал к бессрочной забастовке, мнение рабочих было единодушным: «Пусть бастуют барыги и кооператоры. Нам с ними не по пути».

В эти дни на улицах Москвы появились люди в белогвардейской форме. Толпы бастующих молодчиков крушили памятники Советской эпохи. Угроза нависла над святынями советских людей: мавзолеем и музеем В. И. Ленина, которые собирались закрыть 1-го сентября 1991 года.

Стихийно люди стали собираться в цепочки для защиты мавзолея и музея. Но при этом нельзя было не видеть ужасающего идейного разброда между собравшимися.

В феврале 1992 года состоялась встреча с руководителями вновь созданных коммунистических и социалистических партий в самом большом зале музея В. И. Ленина. Я хотел услышать извечные вопросы русской истории: «Кто виноват? Что делать?»