Книга И. Са

В разговор встрял оголодавший в окружной тюрьме И. Са. Он ткнул заскорузлым бирманским пальцем в сторону дюймовочки и вопросил.

— Мексико?

— Но, синьёр, Хондурас.

Ага, республика Гондурас значиться. Не могу вам рассказать как оно сложилось у просто Марии дальше. Скорее всего пошла по трассе известной в эмигрантской тюрьме как «Аэрео Мехикан».

Мексов и всех выходцев из стран Латинской Америки копят в тюрьме на чартерный рейс.

Чартер летает каждый вторник и субботу. На суд мексиканцев не водят, проездных документов им тоже не требуется. Откатывают пальцы, пугают чтоб не вернулись назад и грузят на борт Аэрео Мехикан.

Рейс Аэрео Мехикан в воображении моём рисуется вагоном-теплушкой сталинских времен. В теплушке деды из Берлина возвращаются домой — в лагеря. У многих мексиканцев, как и у дедов — махровые будёновские усы. Мексы дымят махоркой, звенят орденами, и под гормошку-тальянку, танцуют ламбаду.

Глава 3

Тюрьмочка и в правду, оказалась небольшой, очень современной и частной. Владельцам бизнеса удалось отцепить федеральный контракт на аренду двух бараков — мужского и женского для быстро растущих потребностей программы Айс.

Само словечко «Айс» — Ice довольно новое в обиходе средних чистокровных американцев, поэтому многие под впечатлением от еженощной промывки мозга выпусками новостей величают нас «Айсис» — это так по ихнему «ИГИЛ». На момент трамповой команды «фас» в США приблизительно находилось 14 миллионов нелегалов. Необходимо было депортировать большую часть в ударные сроки.

Контингент иммигрантский не норовист и послушен, забирать всех по списку и без пыли особого труда составить не должно было. А уж рапортовать о таких объемах сам бог велел. Жизнь настоящих американцев становилась безопаснее и комфортнее с каждым часом повальных арестов.

По статусу мы и правда чем-то похожи на игиловцев. Для заключенных в США есть два термина: inmate — зык из тюрьмы, prisoner — зык из лагеря, а нам дали статус detainee (задержанный) — такой же как у имамов с Гвантаномо семнадцатый год загорающим в Кэмп Х-рей без суда и следствия. Только вот задержали нас не на 72 часа, а, возможно, на несколько лет. Сроки тут никто не определяет и что самое поганое — отсиженное время в счет не идет и на решение суда никак не влияет. Что делать, друзья, ведь этого «требует общественная необходимость».

Нас загнали в отстойник и началась стандартная процедура вписки. Первым к великому ужасу ментов пошел И. Са. Его нужно было сфоткать, катнуть пальцы, и прогнать через анкету. Фоткают и снимают отпечатки сейчас скоро — все цифровое.

Суть анкеты определить голубой ли вы, стукач ли, просто прибабахнутый или настоящий диабетик. На этой анкете И. Са вымотал ментам всю душу. После почти сорока минутной пытки ему выдали полосатый костюмчик оранжевого цвета, типа тех что в советское время выдавали приговоренным к вышаку. На смуглую руку И. Сы одели малиновый браслетик с баркодом и, наконец, угнали в барак. Я был следующим номером программы.

— Вы, в очках, — вежливо спросил помощник шерифа Риз — хоть пару слов по-английски понимаете?

— Пару слов понимаю.

Риз радостно пожал мне ладонь двумя ручищами. Интервью прошло на ура. На сегодняшний день я не голубой, не стукач и не диабетик. Возможно — прибабахнутый, но знать Ризу об этом пока не нужно. Помощник шерифа принялся описывать мои пожитки. Нашел сержантскую кокарду и значок ЦРУ в бумажнике.

— Откуда?

— Несокрушимая Свобода — Афган 2001—02.

— Ну ты! Ну! — судя по-возрасту Риз еще ходил в школу, когда я за вашу и нашу свободу уже гонял по степям талибан — Ну, спасибо за службу тогда что ли?

Похоже Риз теперь не был уверен, как со мной обращаться дальше.

— Так ты армейский? Ветеран?

— Не совсем. Переводчик при базе ВВС.

— О! извини — по инструкции должен спросить — ты армейскую спецподгтовку тоже проходил?

— Если ты имеешь в виду могу ли я проходить сквозь стены и убивать козлов одним взглядом, то нет, не могу.

Риз заржал.

— Какого цвета у тебя трусы?

— А что мы переходим на новый уровень интимных отношений?

Снова заржал. Смеющимся ментом всегда легче манипулировать. Думаю, еще минут десять трёпа и я его доведу до истерики.

А потом задушу шнурками.

— У нас просто только белого цвета нижнее белье положено. Без исключения.

— Так вы боитесь, что я в своих синих трусах в цветочек подорву отсюда, что ли? Или чтоб ваш магазин поддержать мне всю оттуда покупать придется?

— Не-не! Я все выдам на первое время. Вода в прачечной очень горячая — шмотье линяет и красит тюремную униформу. Кстати, без обид, я тебе оранжевую форму даю — средний уровень опасности.

— В смысле?

— Ну общий режим у нас зеленый, усиленный оранж, а строгач черный. Пробудешь без запалов 90 дней, напишешь заяву — поменяют на зеленый. Хотя это всё пофиг, вас, айсы все равно в одном бараке держат.

— 90 дней? Ты шутишь?

— Для айсов минимум, но я не судья — ты на меня не ссылайся. А судей всего два на три штата. Сам считай.

— Кисло.

— Ничо, пообвыкнешь. У нас библиотека, спортзал.

Я думал он добавит: «бассейн, дискотека по субботам», но Риз вдруг вышел из-за прилавка и окинул меня оценивающим сканом.

— А на баскетболиста ты совсем не тянешь.

Риз протянул два комплекта полосатых одежд и я дал себе слово свиснуть хотя бы штаны, как соскочу. Кивнул на дверь в белой шлакоблочной стене.

— Там переодевайся. Трусы вольные сдай. Шмонать не буду. Верю!

Я вошел в странное помещение — среднее между душевой для инвалидов и туалетом и тихо, по-русски сказал: «Зря веришь, служивый» и не стал сдавать мои родные, близкие телу трусы и носки, которые надел только сегодня утром, не подозревая, что скоро примут.

В конце-концов, что враги сделают если спалят? Депортируют быстрее? В тюрьму посадят? Свободным становишься, когда нехуй терять. Человек, которому нечего терять гораздо опаснее для общества, чем человек у которого есть семья и ипотека. Неужели оно не понимают, что оставшись без детей, жены, дома и небольшой кучки пожитков я озверею? Не понимают, что учитывая моё крайне не симпатичное отношение к географической опухоли под названием Успехистан я могу бросится в рукопашную на дружелюбного Риза только чтобы схлопотать пару лет отстрочи в американской тюрьме? Все ближе к дому. Придержу-ка эту опцию на крайний случай.

Сдал Ризу вольные шмотки в мешке с уже напечатанной моей фамилией и фоткой. На фотке я выглядел печально как белорусский крестьянин на глазах у которого враги насилуют и убивают родимую кормилицу-корову.

— Прямо по коридору, потом на право и сразу снова направо. Отсек J-100.

— Прям так без конвоя что ли идти?

— Прям так и иди. Постой-постой, я тебе телефон-карту на бесплатный звонок не дал. Он снова выступил из-за прилавка и тиснул мне бумажонок в руку.

— Там три карточки вместо положенной одной — шепнул Риз и уже громче добавил — Спасибо, что удосужились выучить английский, задержанный.

Тюряжка была новехонька — начало века. Совсем не катакомбы Шоушенка — новенькая напичканная электроникой мышеловка. Электрозамки, датчики движения, камеры ночного виденья, интеркомы в стенах и потолках. Вместо отары оглоедов, как в окружной вас охраняет всего пяток шерифов из стеклянной башни типа авиадиспетчерской — федерал стэндард. Поэтом когда я подошел к двери J-100, она сразу приветливо отъехала в сторону, как в питерском метро. Я шагнул в барак и она мягко покатила обратно, отрезая от меня остальной мир.

Все на секунду отлипли от большого плоского телека и глянули на меня. Я ответил злобным волчьим взглядом — «идите нахер со своим тюремным этикетом». В толпе быстро выделил соотечественников. О них мне говорил Риз, когда предлагал выбрать шконку — рядом с русским или с украинцем.

Я выбрал русского, объяснять что псковский спецназ или донецкие шахтеры действуют вне зависимости от моего благословения сегодня не было сил. Еще утром я пил на кухне кофе, а вчера гулял с дочкой. Мне надо пару дней — перестроить организм на отсидку.