Страница 16 из 27
– Так вот, – продолжил он, – мы с дядей Франческо проводим все свое свободное время на природе. А времени у нас, правда, много. Мы обошли с ним все окрестности Винчи, что с одной стороны опускается в долину реки Арно, а другой – поднимается к тем таинственным скалам, где скрываются пещеры и текут очень холодные ручьи. Там, на склоне горы Монте Альбано, крестьяне распахивают поля и трудятся на виноградниках моего деда. Ты ведь видела, Мама, как много там старых олив и цветущих миндальных деревьев? А те деревья, что напоминают хвосты огромных лисиц – они, как сказал мне Франческо, называются кипарисами. С горы Монте Альбано, если погода ясная, мы даже видим бескрайнее Средиземное море! А иногда, когда дядя занят чем-то другим, я брожу один по горам и оврагам.
– Но почему один, сынок? Разве у тебя нет друзей из соседних дворов? – спросила мать.
– Нет, Мама. Все мои ровесники застряли в своем детстве и их игры и увлечения меня больше не интересуют, – ответил матери Леонардо, – Но ты не тревожься. Со мной ничего не случится, я научился умело карабкаться по крутым уступам вверх, чтобы потом там, наверху, смотреть вокруг и мечтать, когда подо мной внизу мирно пасутся стада овец, а над головой кружатся крылатые хищники, – мать завороженно смотрела на сына, не понимая, когда же он успел так быстро повзрослеть и научиться красиво и грамотно говорить. А тот увлеченно продолжал:
– Мама, знаешь, это так интересно, наблюдать природу и животных, и запоминать все детали этого таинственного мира, следить за повадками рыб и тем, как растут деревья! Ты знала, например, что их ветви всегда толще на южной стороне, чем на северной? Франческо объяснил мне, что это солнце притягивает влагу на ту поверхность растения, которая к нему ближе. Их листья всегда поворачиваются лицом к небу, чтобы лучше воспринять своей поверхностью росу. А круги срезанных деревьев показывают число их лет и то, какие были более влажными или более сухими, смотря по большей и меньшей их толщине. И показывают так страны света, смотря по тому, куда будут обращены, – и вновь Катарина была удивлена его увлечениями и широким кругозором. Она видела, что разум сына дарован Господом и открыт всему миру, который в будущем ему предстоит покорять. Она гордилась им, своим сыном, в то же время признавая, что никогда не могла соперничать с ним в его умных речах. И, конечно, она отчетливо понимала, что не смогла бы дать Леонардо даже маленькой толики тех знаний, которые он получает в доме отца.
– Ты уходишь? – вдруг спросил он со слезами на глазах… Катарина молча кивнула.
Они прощались долго и тяжело. Прижав сына к себе, мать пыталась как бы напитать его собой. А он стал по-детски крепко-крепко обнимать ее и, приподняв голову, много раз подряд ее целовать, затем он грустно свернулся в такой маленький беззащитный клубочек, словно весь мир сейчас ополчился против него. В этот момент сердце Катарины окончательно растаяло, а душевные силы, которые она все это время, прилагая неимоверные усилия, держала в себе твердым комком, вдруг потекли ливнем из ее слез…
На краю этого все еще залитого солнцем луга стояли рядом две вечные спутницы – Любовь и Разлука, издали безмолвно наблюдая за душераздирающим зрелищем: двумя крепко обнявшимися родственными душами Сына и Матери, навсегда связанными друг с другом незримой пуповиной, и находившимися в эту минуту в самом центре скорбного перекрестка Радости встречи и Печали расставания.
Леонардо обхватил Мать своими детскими, но уже крепкими руками, а в его памяти всплывали подробные детали самых первых воспоминаний его жизни. Он хранил их глубоко в сердце, в самом сокровенном уголке, пронеся через всю жизнь:
– Ой, почему Мама так громко стонет? Ей больно? Как же мне сейчас страшно! Стало очень тесно и больно! Я вижу что-то светлое, даже яркое. Чья-то жесткая рука больно ударяет меня… я делаю свой первый вздох, я дышу, кричу! Кажется, я родился! Я боюсь! Мне страшно и холодно! Всё вокруг такое непривычное! Неужели в этом мире можно существовать? И вдруг… что-то такое незнакомое, но уже родное, такое долгожданное лицо… Её улыбающееся лицо. И почему-то по нему текут слёзы, такие горячие. Ой, да это же моя МАМА!!! Так вот, оказывается, ты какая! И мне уже не страшно, я не кричу, я с упоением впервые пробую вкус её теплого сладковатого молока, наслаждаюсь ее запахом и засыпаю счастливым младенческим сном. Я расту… Мама подарила мне жизнь, она – мой самый дорогой человек на Земле.
Леонардо еще в раннем детстве наблюдал яркое проявление материнского чувства на примере одной кошки в Анчиано, которая, спасая своих малышей, каждый раз заходила в горящий дом, пока не вынесла всех своих котят в целости и сохранности, при этом бережно неся их в своих зубах, чтобы не поранить. Это ли не есть любовь и самопожертвование Матери?
В его памяти жили теплые воспоминания о маминой трепетной любви и заботе. Нежный ласковый голос, теплые руки, которые по утрам гладили его волосы, будили. Как он был счастлив в те утренние мгновения! Мама – она как Природа ранним летом, когда все благоухает, растет, цветет, мир дышит жизнью.
Он вспоминал, как гулял с мамой по лугу в Анчиано. Время для них как будто остановилось, и они просто шли, наслаждаясь красотой Природы, взявшись за руки, плели чудесные венки из желтых ароматных одуванчиков, похожих на пушистых цыплят. Мама так терпеливо отвечала на его многочисленные вопросы о мире, который их окружает. Он помнил звуки, наполнявшие тот прекрасный день: мелодичные переливы пения птиц, бесконечное жужжание шмелей, нежнейший шелест изумрудно-зеленых листьев… И как он был счастлив, что именно Мама открывает ему это удивительное богатство Природы! Мама – это природа, художник, лекарство, герой, ангел-хранитель… «Мама – это прекрасный и удивительный мир, который вокруг меня, внутри меня! Мама – это жизнь»…
Леонардо, понуро опустив голову, возвращался домой. Перед лицом его, в какой-то дымке, неподвижно стоял образ Мамы, смотрящей на него любящими, но такими печальными глазами. Разлука с ней наполнила невыносимой болью его душу. Он больше не слышал стрекотания кузнечиков и жужжания пчел, не чувствовал аромата растений. Весь мир, словно сопереживая ему, замер в какой-то торжественной печали.
– Вернуть бы ее, хоть на минутку – лишь увидеть лицо… чтоб посмотреть в любимые добрые глаза… и прикоснуться к ее теплым, мягким, рукам…
Сейчас, когда он простился с Матерью, он стал понимать, как важна она для него. Ведь без нее померк свет, ушла вся радость жизни и осталась… лишь одна глухая тишина…
* * * * * * *
В доме его ждали дядя Франческо, бабушка Лючия и Альбиера. Отец уехал во Фьоренцу по делам, а дед Антонио, как сообщила бабушка, был приглашен в один из домов Винчи для составления какого-то нотариального завещания.
– Леонардо, где ты ходишь весь день напролет? Ты весь пропах лесом! Смени штаны и рубаху, мой руки и садись за стол поскорее, – сказала бабушка добрым, мягким голосом, накрывая на стол, – вот-вот подойдет дедушка и мы будем обедать. Она искренне любила своего единственного внука, прощая его шалости и никогда не жаловалась мужу на его многочасовые прогулки по горам и лугам Тосканы.
В Винчи, в большинстве домов, кухня обычно объединялась со столовой и приготовление пищи осуществлялось на открытом очаге посреди комнаты с целью сохранить в доме тепло. В этом же, одном из самых, наверное, больших и знатных домов в городке, кухня была отделена от других комнат. Приглашенными сэром Антонио мастерами камин был перемещен к стенам главного зала, а позднее выстроено отдельное крыло для кухни, которая была отделена от зала крытой галереей так, что дым, ароматы и вечная суета кухни не тревожили гостей и домочадцев. На стенах кухни висели сковороды, большие и маленькие кастрюли, чайники и узорная вафельница, в которой по воскресеньям бабушка выпекала хрустящие вафли с козьим сыром и шафраном. В углу стояли вертела для готовки на открытом огне, различных размеров треноги для котлов, и крючки для протыкания перепелов и дичи. Бабушка Лючия по праву считала себя полной хозяйкой этой империи запахов и вкусов. Домашнюю прислугу к приготовлению пищи она не допускала, они занимались лишь уборкой и стиркой, покидая дом Синьора Нотариуса по вечерам. Она же ежедневно обучала молодую невестку правильно пользоваться ковшами и терками, ситечками и ступками, чтобы тщательно измельчать пищу, протирать или процеживать ее до или после готовки.