Зверинец

Кузнецов Михаил "Ёж Пиетт"

Зверинец

Пауки в банке

Всё-таки, химия - это наука!

Когда нашему первому взводу первого курса повелели ехать на горно-штурмовые сборы, никто особо не возражал. Коротко вякнули: "Ну, есть...", пожали плечами, подобрали чемоданчики - и понеслись.

Особо мотивировать нас тут не надо. Всего пейзажа - сопки да терриконы, да низкие серо-зелёные тучи. Последние такие не то сами по себе, не то из-за нашей Базы - как мы зовём нашу "альма-матер", учебку при городке Сахар. В Сахаре стоят: ГОК (горно-обогатительный комбинат), наша учёбка, часто обзываемая без буквы "ча" через "е", дивизион зенитных ракет и какие-то то ли лётчики, то ли истребители. Короче, чего только там, в этом Сахаре, не стоит. Всё стоит, кроме хрена... Поговаривают, что это во всём ГОК виноват - мол, его испарения и тучи красят, и всё естество глушат. Поговаривают, впрочем, что это не из-за комбината, а из-за учёбного (без "ча", да...) начмеда Рахметуллина, Рашкина - ударение на "и" - подмешивающего в чай ударные дозы брома... Про бром - безбожно врут, Рашкин глушит его сам: двадцать семь лет начмеду, и он стойко страдает мешающим работе токсикозом "нижнего мозга"; как тню увидит - язык на сторону, глаза по пять рублей, весь слюнями истекает; перережь кому пару артерий - крови и то меньше бывает; и весь напрягается, как перед прыжком. Того и гляди - сейчас как напрыгнет, как вскочит, и начнёт непотребствовать.

Про комбинат не знаю, я не химик, гранатомётчик. Это не моя ведомость, за этим к нашему начхиму, Видиняеву, Видику в нашем обиходе. Он про всю эту петруситовую муть знает - едва ли не больше главного химика ГОКа. Знает - но молчит, и никому не скажет. Немой ибо, во время последней своей операции - где-то под Церной - пала его вертушка смертью храбрых. От бешеного излучения сдохла вся электроника, и всё, выходи строиться. Слава богу, грохнулись на шасси, но Видиняев при посадке прикусил себе язык. Да так прикусил, что наполовину откусил... С тех пор - нем как рыба. И новый не пришить, медики говорят, что сложное там место само по себе.

Гоподи, пронеси, как говорится...

Так вот, о ком это мы..? О Видиняеве. Он наш начхим, в учёбке нашей. А раз так, то лететь на сборы должен вместе со всеми. Без него штат подразделения не полный, он у нас ещё и зам комбата по боевой. А раз так - то уметь лазать должен вместе со всеми; раз способен - то должен и обязан. Отсутствие языка вбиванию анкеров и установке распоров совсем не помеха, знаете ли, да и стрелять сверху вниз (иногда и снизу вверх - как придётся, короче) не благопрепятствует. Одна беда - его Рашкин не пускает:

- Я тебе, выхухоль, не то что допуску - спуску не дам!..

Видик его как-то раз смертельно обидел. Нечаянно, разумеется... На ГОКе случился разлив какой-то дряни, и его, безголосого, срочно потребовали туда. А у медика как раз очередной приступ "головной" боли, ему срочно надо "погасить"; иначе - атас, поймает и того, отлюбит, причём "по нечаянности" может сделать это хоть с пауком петровичем... Да, Рашкин - он такой, гигант, понимаете ли, тела и духа!.. И полез этот гигант, гигантище наш, к нему, к химику. А у химика - чего только нет, какой только дряни! (По слухам, есть и такая, от которой хрен колом не только за училищным забором, но и на территории, из-за которой мед и страдает) Одна беда - не подписаны склянки. Точнее, подписаны, но у хима почерк неразборчивый, медицинский; в этом он спорит с Рахметуллиным - просто ой...

Короче, лучше бы не подписывал. Ибо мед перепутал успокоительное с послабительным, а вернее - с паучьей потравой. Громкий вой медика был слышен, наверное, на другой стороне Сахара. По слухам, в честь этого у лётчиков кто-то из технарей сверзился со стремянки, и кого-то там ещё в двигатель засосало; хорошо что поперёк воздухозаборников решётки специальные стоят, чтобы там пауки не ночевали (любят тепло они, понимаешь, твари ползучие...), и никого насмерть турбиной не смолотило. Иначе имели бы потери в людях и технике...

Меду ещё повезло, отделался мощным спазмом кишок, выдавившим из него позавчерашний обед. Рядом - так и вообще, стоял экстракт яда каменной сколопендры. Тоже криво подписанный... Хлебни Рахметуллин его - имели бы потери в личном составе без потерь в технике.

Видика с тех пор ни на одни сборы не дождёшься - из-за прикуса языка, видите ли, считается негодным к службе, а значит, и права не имеет. Сиди, кума, дома, гони свои яды по скляночкам да устраняй протечки на ГОКе. Тем более, что их главный технолог ни хрена в петрусите не понимает... Из-за этого, хим вечно пробивается в обход, через зенитчиков. Мы считаемся их боевым охранением, и обязаны прикрывать от всяческих напастей, а потому они нас берегут - тыкают во все норы и щели по своему расположению и заставляют гонять восьмилапых тварей почём свет стоит. Твари сопротивляются, ерошат на нас свои меха, клацают жвалами и махают лапами; некоторые даже норовят оседлать. Мы их осёдлываем в ответ и отстреливаемся, тоже на чём свет стоит. За это медики с батареи нас чинят, латают и выдают допуски, годности и служебные соответствия.

Так и живём. Днём с учебными целями прыгаем на пауков - плюшевых, естественно - и учимся забивать их ножами, арматурными прутьями и прочей подручной дрянью и ловить шинелями; ночью - тоже прыгаем, но уже от пауков, ибо съеденным быть не хочется никому, а ещё прыгаем по камням, между норами, на головы друг другу и между своими очередями. Каждое утро проверяем, не отросли ли у нас уши и зубы, как у зайцев... Не стали ими, наверное, лишь потому, что питаемся расстрелянными за ночные смены тварями, тушёнкой из них, колбасой - из них же - и кашей с мясом - угадайте, чьё это мясо?!

Пилите, Шура!

Сашок Лишнев - существо вообще уникальное. Таких, кажется, на всю армию - полтора человека... Полтора - потому, что второго известного мне индивида, попадающего под ту же классификацию, укусила пониже пояса сколопендра, и теперь он только и может, что руками шевелить да головой. Ну, и говорить ещё... Короче, пол-человека буквально.

Лишнев - большой любитель ходить в самоходы. Сам он местный, и, по слухам, у него кто-то на ГОКе есть - в смысле, он с этим кем-то любит заночевать на одном диванчике воимя умножения численности особей вида... За эти "ночные выходы" ему, естественно, прилетает - потому как без него, Лишенца, наш взвод суть инвалид. То есть - с неполным штатом. А значит, не может успешно выполнять задачу... То есть, как - выполнить-то мы можем всё, что угодно, но без Шуры мы просто-напросто не будем знать, что нам делать. Ибо Лишенец наш - наш радист-группер, и отвечает за связь и прочее радиотехническое техношаманство. Заведует трансляцией, короче. И без него мы - как без ушей и языка, почти как наш начхим Видик; только тот страдает лишь голосом и по нечастному случаю, а мы - всеми органами чувств и вынужденно.

Терпеть это, ясный перец, никто не любит и не хочет. Даже Видик... При чём тут начхим?! При том, что его часто требуют на ГОК - тамошний главный химик-технолог в петруситовой химии понимает чуть меньше, чем соображает каменная сколопендра. Из-за этого на завод всё время набегают разные гады, от плесени и тараканов до всё тех же многоножек, и их приходится травить. Потраву наш начхим выводит исключительно сам, записывая её рецептуры в специально выдрессированную тетрадочку. А так как живность очень быстро приспосабливается ко всему, что варит Видик в своей конуре, то каждый раз приходится эту живность ловить и ему на опыты приносить. В заводскую, естественно, лабораторию... Куда начхима всё время и зовут. По радио...

Угадайте, кто у нас сидит на антенном ключе и качает трансляцию?! Правильно...