Мгновения любви

Наташа, кажется, уже почти уснула, её голова наклонилась, а очки держались за ушами самыми краями дужек. Решив, что нехорошо будет, если она сейчас захрапит, а Нехлюдова вполне могла, Мейер протянул руку и легко, с осторожностью потряс студентку за плечо.

― Наташа. ― Он аккуратно провёл пальцами по её руке, стараясь пересилить желание притронуться к её оголённой воротником блузки шее. ― Ты уснула?

― Что? ― Нехлюдова встрепенулась и подняла голову, глядя сонными светло-зелёными глазами на Мейера. ― Нет, Альберт Борисович, я не сплю. ― Она улыбнулась ему. ― Я просто устала. ― Нехлюдова потянулась, разминая затёкшие плечи. Мейер сглотнул. Как же она была красива.

― Ну так сходи покури, отдохни, ― усмехнулся Альберт, стараясь отогнать наваждение.

― Я не курю, ― чуть виновато развела руками Наташа.

― Правда? ― с долей сарказма ответил Мейер, вспомнив, как Наташа клянчила у него сигареты летом. ― Тогда я пойду. ― Он отодвинул стул, который мерзко проскрежетал ножками по полу, и вышел из кабинета в коридор, направившись в курилку.

Включив вытяжку и достав сигареты, Мейер закурил и, слушая шум воздуха в трубе, надолго задумался. Так поздно они с Наташей ещё не оставались одни, и с каждым разом ему было всё трудней сдерживать себя. Он понимал, что, признайся он в своих чувствах, Нехлюдова скептически изогнула бы бровь и посоветовала бы ему успокоиться. Что бы он тогда сделал, Альберт даже не представлял. Ушёл бы, убил, поцеловал её? Мейер не знал ответа и в глубине души надеялся, что никогда не узнает, в то время как его сердце почти кричало ему о том, что он должен попытаться.

Альберт, затушив сигарету и выключив вытяжку, вышел из курилки, закрыл комнату и уже хотел отворить дверь кабинета, где он до этого работал с Наташей, как вдруг услышал, что оставшаяся одна студентка поёт.

По телу Мейера прошла дрожь. Эта была та самая песня, которую Нехлюдова пела летом, закрыв глаза и самозабвенно перебирая струны. Прислонившись лбом к двери и чувствуя, как бьётся его сердце, Алберт слушал глубокий голос студентки:

― От края до края небо в огне сгорает, и в нём исчезают все надежды и мечты…

― Но ты засыпаешь, и ангел к тебе слетает, ― Мейер, не в силах сдерживать порыв нахлынувших на него чувств, переступил порог кабинета и подпел Наташе, ― смахнёт твои слёзы, и во сне смеёшься ты…

― Альберт Борисович, вы знаете эту песню! ― Нехлюдова с восторгом, обернувшись, смотрела на него. ― Как здорово!

― Ты столько раз её пела летом, что было трудно не запомнить. ― Альберт подошёл совсем близко к Наташе. ― К тому же, ― он улыбнулся, ― я и раньше её знал.

Нехлюдова улыбнулась ему в ответ, и в этот момент внутри него что-то сломалось, и он, отбросив сомнения, наклонился, взял лицо ошеломлённой Наташи в свои ладони и крепко поцеловал. Она дёрнулась было назад, но в следующую секунду её руки порывисто легли на его плечи, а губы раскрылись ему навстречу. Ободрённый своим успехом, Альберт углубил поцелуй, запуская пальцы в волосы студентки.

― Ну, наконец-то! ― произнесла, когда он оторвался от неё, Нехлюдова. ― А то я уже думала, что у вас никогда не хватит смелости! ― Она, раскрасневшаяся и растрёпанная, с мокрыми и припухшими от поцелуя алыми губами, дерзко смотрела на удивлённого такой реакцией Мейера. ― Вот только ваша борода колется. ― Наташа недовольно почесала подбородок. ― Что теперь делать будем? ― Она, вопросительно изогнув бровь, посмотрела на Алберта.

― Абрикосов забыл на кафедре ключи от своего кабинета, ― осторожно начал Мейер. ― Можно переночевать там. Охрана, кажется, уже закрыла входную дверь. ― Он выразительно постучал пальцем по стеклу своих наручных часов, которые показывали одиннадцать, и сунул их под нос слегка одуревшей от поцелуя и усталости Наташе.

Она кивнула и, поднявшись со своего стула, на котором до этого просидела много часов, а теперь рассеянно крутилась из стороны в сторону, вышла из кабинета и, стоя в коридоре, выжидающе посмотрела на Мейера.

Альберт взял со стола ключи и закрыл кабинет, попутно стараясь унять внезапно возникшую в пальцах дрожь. Сейчас бы выпить чего-нибудь, подумал он, вдруг вспомнив, что у заведующего кафедрой Абрикосова в ящике стола была припасена бутылка-другая с вином, на случай внезапного рандеву с очередной любовницей. Мейер усмехнулся про себя: похождения Димы, в кои-то веки, сыграют кому-то на руку. Он молча пересёк коридор и дважды повернул в замке ключ. Дверь кабинета Абрикосова с тихим скрипом открылась, и Мейер, посторонившись, пропустил вперёд себя Наташу, жадно глядя на то, как колышется на её бёдрах широкая юбка в такт шагам студентки.

Оказавшись в комнате, Альберт прикрыл за собой дверь и широким шагом прошёл к столу заведующего, выдвинув на пробу один из ящиков, в котором обнаружилась почти пустая бутылка с коньяком. Мейер скривился: он не любил коньяк, предпочитая спирт, но наливать сейчас стаканчик из огромной канистры у него не было ни малейшего желания.

Решив, что Абрикосов не хватится коньяка, Альберт свинтил крышечку бутылки и щедро плеснул себе напитка в найденный в том же ящике стакан. Коньяк оказался премерзким, дешёвым, успевшим уже порядком выветриться, но его горького вкуса было достаточно, чтобы Мейер немного привёл мысли в порядок.

Завинтив крышечку, он положил коньяк на место, и тут ему на глаза попались лежавшая в ящике упаковка презервативов. Альберт прикрыл глаза. Целый день его словно испытывали, проверяя на прочность. Решив, что чем чёрт не шутит, Мейер взял в руки коробочку, повертел её немного, собираясь с духом, а затем открыл. Внутри лежали две «резинки». Немного подумав, Альберт положил коробочку на место, украдкой положив одну «резинку» в карман. На всякий случай.

Наташа тем временем успела снять сапоги и устроиться с ногами на диване. Она смотрела куда-то в сторону, машинально теребя кончиками пальцев воротник блузки. Очки она сняла, и теперь её большие зелёные глаза были широко открыты, а взгляд несколько смазан и расфокусирован. Нехлюдова слегка наклонила голову набок, наблюдая за тем, как Мейер садится рядом с ней на диван, обдёргивая полы пиджака. На какое-то время между ними повисло неловкое молчание, которое нарушил Альберт:

― Если хочешь, можешь ложиться спать. Приставать не буду. ― Он слегка улыбнулся, на что Наташа приподняла голову и произнесла:

― И поэтому вы, Альберт Борисович, украли у Абрикосова презерватив? ― В её глазах играли шальные золотистые отблески. ― Я слышала, как вы шуршали картоном. На вашем месте я поступила бы так же. ― Она неровно вздохнула, а затем протянула руку и положила свои прохладные пальцы на запястье Альберта.

По всему телу Мейера прошла давно забытая им дрожь возбуждения. Часто дыша и чувствуя, как твердеет его член, он, глядя в глаза Наташи, спросил:

― Ты понимаешь, что сейчас будет? ― Его голос показался хриплым и низким даже ему самому. Вот что значит страсть.

― Абсолютно, ― серьёзно ответила Наташа. ― Кажется, дождь начинается, ― вдруг произнесла она, протягивая руку к выключателю. Раздался щелчок, и кабинет погрузился во мрак, нарушаемый лишь светом фонарей за окном да неярким свечением системного блока компьютера.

Наташа, повернув голову, смотрела отрешённым взглядом в окно. Одна рука студентки расслаблено лежала на запястье Мейера, а пальцы другой потянулись к косе, расплетая её. Пару мгновений спустя светлое облако волос, испуская мелкие искорки, упало на плечи Нехлюдовой, которая продолжала рассеяно поглаживать руку Альберта. Эти ласковые поглаживания всё больше и больше распаляли Мейера и, в конце-концов, не выдержав, он притянул к себе Наташу, жадно впиваясь поцелуем в её губы.

Нехлюдова ответила ему и ловко повернулась, перекидывая ногу через сидящего Альберта и устраиваясь на нём сверху. Даже через ткань брюк он чувствовал горячие бёдра Наташи. Мейер, отбросив последние остатки совести, запустил руки под юбку Нехлюдовой, с наслаждением лаская её стройные ноги. На ней были тонкие капроновые чулки, что немало обрадовало его, а когда он широким движением провёл рукой по внутренней поверхности её бёдер, то с удовольствием отметил, что Наташа тоже возбуждена.