Страница 59 из 67
Кэми с Анджелой обошли весь город, прикрепив статью к каждой двери. Анджела начала жаловаться после двух дверей и не замолкала, пока они не закончили. Хотя, когда они закончили и зашагали в темноте мимо последнего дома в переулке Призрачной Церкви, Анджела сказала:
— Помнишь то время, когда ты попросила меня выпускать школьную газету вместе с тобой?
— Насколько я помню, — сказала Кэми слегка печально, — я не так много у тебя просила.
— Я ведь могла сказать «нет», — продолжила Анджела. — Вообще-то, я скорее эксперт в этом. «Хочешь с нами?» — говорят парни, и я отвечаю: «Чего? Нет. Я предпочту мариновать свои глазные яблоки в лимонном соке». «Ты вообще в курсе, что встаешь в три часа дня?» Нет. «Может, улыбнешься мне?» Нет. «А ты можешь вести себя не так стервозно?» Нет. Если ты редко слышала от меня «нет», то на это была причина. Я хотела сказать нет всему миру, кроме тебя. Дурацкие чародеи появились бы и без газеты, они бы… сделали то, что сделали, но благодаря твоей газете, мы подружились с Холли, и одержали победу над Эшем. И нам пришлось орать на людей, а я такое люблю.
Анджела уставилась на площадь Призрачной Церкви. Луна висела низко, запутавшись в ветвях деревьев, словно уличный фонарь подвесили на одну из веток. И кто-то запустил в него булыжником, пролив лунную дорожку, которую луна разворачивала по поверхности воды на обычно темную улицу.
— Наверное, я хочу сказать этим спасибо. Спасибо, что заставляешь меня делать с тобой твою тупую газету.
— Спасибо, что делаешь ее со мной, — сказала Кэми, утыкаясь подбородком Анджеле в плечо. — За каждый шаг на этом пути.
— Да пожалуйста. Просто я знаю, как легко можно вляпаться, и не хочу, чтобы ты делала это в гордом одиночестве.
Хотя кое-что Кэми все-таки придется сделать без нее. Она сказала Анджеле, что встретится с ней в гостинице, и пересекла площадь.
Подойдя к маме, она коснулась ее каменной руки, толком не зная, — то ли она таким образом ее благословляла, то ли надеялась испросить благословение для себя. Она прошла дальше мимо заросших травой надгробий, с истертыми ветром словами на них, мимо ангелов и теней, пока не добралась до надгробия человека, который принадлежал ей когда-то.
Камень был прост, как и кандзи [15] на нем. Кэми видела, как ее папа здесь плакал и бушевал этой зимой. Сейчас могилу окаймляли подснежники, и стояла такая тишина, что невозможно было представить, как кто-то мог разразиться здесь гневом. Кэми смотрела на надгробие, словно это было окно, в котором, если Кэми будет смотреть достаточно долго, могла появиться ее бабушка.
Ее собо была маленькой, темноволосой женщиной с открытым взглядом, уверенной и нетерпеливой, убежденной, что Кэми непременно попадет в беду, но при этом нисколько не сомневающейся, что внучка со всем справится. Кэми была любимицей у бабушки, как Тен был любимцем у папы, а Томо у мамы. Она вспомнила, как говорила Ржавому, что все ее мысли были другими, потому что она делилась ими с Джаредом, но Джаред не определял их. И она такая, какая есть, не только благодаря ему. Она сформировалась под воздействием другого человека, хотя ее бабушка и не думала, что вылепила внучку. Кэми надеялась, что бабушка гордилась бы ею.
Она закрыла глаза и попыталась вызвать силу из места, что создало ее.
— Обассан, — прошептала она, положив руку на холодный камень, залитый лунным светом, — пожелай мне удачи.
ЧАСТЬ VII
ЧАРОДЕЙСТВО В ДОЛЕ
Не стой у могилы моей со слезами,
Мой сон не измерить земными часами.
Я тысяча ветров, что носят снежинки.
Я яркий алмаз, что сверкает на льдинке.
Я солнечный луч на колосьях созревших.
Я дождик осенний с небес потемневших.
Когда ты проснешься в рассветном затишье,
Меня будет в стае стремительной слышно
Безмолвных стрижей, что по кругу летают.
Я звезды ночные, что мягко сияют.
Не стой у могилы моей со слезами.
Меня же там нет, я жива и я с вами.
— Мэри Элизабет Фрай (перевод Юни Они)
Глава Двадцать Вторая
Трое, любимых мною
Кэми проснулась на заре их последнего дня вместе с боем колоколов Элинор, слаженно распевавших об опасности. Небо было пасмурным, как и на протяжении двух дней со смерти Ржавого, и блестело жемчужной серостью.
Неожиданно для себя, ей удалось немного поспать.
Кэми, Джаред и Эш должны были провести церемонию в день весеннего равноденствия. По словам Элинор, она могла убить двоих из них.
И вот день весеннего равноденствия настал. Вот так просто.
Кэми вспомнила ясность глаз Ржавого, спокойствие его голоса, уверенность рук. Ей хотелось попрощаться с ним, как он попрощался с ней.
Анджела не дала сказать ей ни слова. Анджела просто обняла ее, неистово и крепко. Кэми прижалась сомкнутыми губами к плечу Анджелы. Как бы ей хотелось, чтобы Анджела не размыкала объятий, но, в конце концов, им пришлось отпустить друг друга.
Холли обняла ее следующей. Ее руки были теплыми и обволакивающими.
— Пригляди за Анджелой, — сказала Кэми ей на ухо. — И… спасибо тебе.
Холли улыбнулась. Ее глаза блестели от слез, но улыбка была как всегда светлой.
— За что?
— За то, что дружишь со мной, — сказала Кэми. — Ни больше, ни меньше. И у тебя это потрясающе получается.
Она отстранилась от Холли и увидела, как та повернулась к Джареду и душевно обняла его, услышав при этом замечание Анджелы:
— Я ограничусь простым дружеским кивком, — произнесла та, растягивая слова, обратившись к Эшу.
Папа стоял между Томо и Теном. Она остановилась и обняла Томо, который выглядел рассеянным, но с готовностью обнял ее в ответ.
— Удачи, — сказал он, часто моргая. Кэми пришло на ум, что он все еще ждет возвращения Ржавого. Она проглотила комок, вставший в горле, при мысли, что он точно так же будет ждать и ее возвращения.
— Спасибо, малыш, — сказала она.
Папа наклонился и смахнул с ее щеки слезу, о которой она даже не подозревала. Все, что он хотел сказать, было написано у него на лице. Чтобы она этого не делала, для этого наверняка есть другой способ.
— Я так тебя люблю, — сказал он. — И ни за что не отпустил бы, если бы безоговорочно не доверял тебе.
— А я не смогла бы уйти, если бы ты мне не доверял, — сказала Кэми.
Когда она попыталась обнять Тена, он не дался. Она хотела сказать, что вернется, но не хотела, чтобы он запомнил ее последние слова, потому что они были бы ложью. Она поцеловала его в щеку, хотя он и отвернулся, а потом выпрямилась и зашагала прочь. Времени было мало.
Кэми зашагала через поле к лесу, парни Линберны шли по обе стороны от нее. Она услышала топот маленьких ножек у себя за спиной. Они бежали отчаянно быстро, словно знали, что она не остановится ради них.
Но она остановилась. Кэми развернулась, рухнула на колени в высокую луговую траву, и Тен влетел в ее объятия. Он зарылся лицом в шею сестры, прижавшись очками к ее подбородку.
— Прости, — прошептал он.
— Тебе не за что просить прощения, — прошептала она в ответ. — Совершенно не за что.
Это была мелочь, славное маленькое благословение перед неизбежным. Кэми не могла думать о смерти, словно все уже было сделано. Она не могла думать о смерти, пока город не будет спасен.
Холли знала, что Кэми с парнями нужно было сыграть свою часть пьесы, а им — свою. Им пришлось оставить братьев Кэми в «Наводнении», Джону с Анджелой нужно было уехать. Холли точно знала, что требуется сделать.
В этот последний день могли явиться чародеи. Роб мог пожелать насладиться своим триумфом, а торжествующий Роб — это новые жертвы. Они не должны были этого допустить. Им придется их сдержать. Но чародеи стали не только сильнее, но и быстрее, чем были.
Холли все это понимала. И в их загоне было слишком много лошадей.