Страница 39 из 44
Но совсем другое дело, когда та же минометная батарея в особо горячие периоды боя получала приказ перейти на беглый огонь. В этой ситуации оглушающий шум боя, к тому же и частые выстрелы своей батареи сливались в общий грохот. Вот тут-то командиру минометного расчета нужно было смотреть в оба. Ведь не уследи он момент выстрела, и может произойти двойное заряжание миномета, следствием чего явится разрыв в стволе миномета двух мин. А за этим - почти верная гибель расчета.
Да, такие случаи, к сожалению, имели место. Но нас о них подчас не информировали. И это происходило вовсе не из-за того, что командование на местах пыталось скрыть факты ЧП. В горячке боя далеко не всегда было возможно установить истинную причину случившейся трагедии. Ну а подрыв миномета и гибель его расчета... Все это, как правило (и вполне искренне), относили к прямому попаданию вражеского снаряда.
Такое наведение истинных причин происходившего продолжалось до тех пор, пока один из чудом оставшихся в живых командиров расчета не рассказал о случае двойного заряжания. Тут уже по всем инстанциям забили тревогу. Доложили, как уже говорилось, и в ГАУ.
Меры были приняты незамедлительно. В частности, по нашей заявке конструкторы в короткий срок отработали некое съемное приспособление к дульной части 82-мм и 120-мм минометов. Суть его кратко заключалась в том, что после выстрела на наружной части ствола миномета появлялся указатель, свидетельствующий о том, что выстрел произошел.
Этим указателем в первую очередь предупреждался заряжающий. Именно он должен был следить за появлением такого указателя. И если его не было, то это говорило о том, что миномет заряжать еще нельзя - в его стволе мина.
Кстати сказать, созданное нашими конструкторами приспособление было несложным. Но оно сделало наши минометы более надежными при боевом применении.
Хочу добавить, что на трофейных минометах мы страхующих приспособлений от двойного заряжания не замечали. Видимо, мысль вражеских конструкторов работала хуже, чем мысль наших.
* * *
Не могу не отметить такого прискорбного факта, что наши войска были довольно плохо обеспечены таким, например, оружием, каким являлся у немцев фаустпатрон.
А ведь он прекрасно зарекомендовал себя в противотанковой борьбе.
Но буду самокритичен: ГАУ, а следовательно, и я, как его начальник, не проявили должной настойчивости, чтобы доказать боевую ценность подобного рода противотанковых средств.
Правда, в 1942 году у нас появилась так называемая шомпольная граната. Но дальность стрельбы ее была невелика, да и точность попадания невысока. И все-таки именно в этой гранате, думается, нужно было увидеть те направления, которые при соответствующей доработке могли привести к созданию мощного противотанкового средства.
Однако весь ход обсуждений, проходивших в Ставке едва ли не с первых недель войны, сводился к скорейшему созданию прежде всего противотанковых ружей. Осенью 1941 года, например, было принято решение в кратчайшие сроки наладить производство трофейного 7,92-мм немецкого противотанкового ружья. И это было сделано, несмотря на труднейшее положение в нашей промышленности. Сделано, но в совершенно недостаточных количествах.
Одновременно появились и отечественные 14,5-мм противотанковые ружья. И хотя по весу они значительно превосходили немецкие, зато по калибру патрона, да и по дальности прямого выстрела, оказались гораздо мощнее,
Затем пошли рассуждения о ценности подкалиберных и кумулятивных снарядов, дававших возможность на сравнительно больших дальностях вести борьбу с фашистскими танками. Но все это было не то, не то! Такие снаряды - это хорошо. Но ведь речь должна была идти о более мощных средствах ближнего боя!
Повторяю, в ГАУ не нашлось активных сторонников таких средств противотанковой борьбы, как фаустпатрон. Считалось, что коль скоро в войсках из-за малой дальности не пользуется популярностью даже 50-мм миномет, то зачем, дескать, создавать наряду с ПТР еще какое-то средство ближнего боя. К тому же, мол, есть и противотанковые гранаты.
В итоге у нас так и не было создано оружия, подобного тому, которое имелось у противника. А ведь враг, повторяю, очень эффективно, особенно в последние месяцы войны, применял фаустпатроны и против танков, и в боях в населенных пунктах.
Конечно, ссылки на кого-либо теперь, спустя десятилетия после окончания войны, надо признать несостоятельными. В первую очередь ГАУ и я, его начальник, не проявили в данном случае должной предусмотрительности, дальновидности.
Глава восьмая. В тесном содружестве
Cоразмерно с масштабами войны расширялись и функции ГАУ. Едва ли не с первых дней сражения на нашем, как говорится, балансе оказались, например, и Войска противовоздушной обороны страны. Кроме обычного стрелково-пулеметного вооружения мы снабжали их 25, 37 и 85-мм зенитными орудиями, а также боеприпасами к ним, радиолокаторами, прожекторами, оптическими приборами и, наконец, даже аэростатами заграждения.
Да, этот вид Вооруженных Сил требовал от ГАУ постоянной заботы. И я хочу без преувеличения сказать, что буквально все потребности ПВО за время войны неукоснительно удовлетворялись. И командующий ПВО генерал М. С. Громадин, и Военный совет ПВО особых претензий к ГАУ не имели.
Военно-Морские Силы, начавшие уже с 1941 года формирование морских бригад и, кроме того, нуждавшиеся в прикрытии ряда портов зенитными средствами, тоже требовали (в немалом количестве) тех образцов вооружения, которыми ведало ГАУ. Помнится, заместитель наркома ВМФ и начальник его артиллерийского управления были довольно частыми посетителями ГАУ.
Хочу особо подчеркнуть воспитанность этих адмиралов, их большую скромность. Прекрасно понимая все сложности и трудности с обеспечением вооружением и боеприпасами, они "торговались" в ГАУ терпеливо и корректно. И честно скажу, что подчас именно поэтому мы старались во всем помочь нашим доблестным морякам.
Вопросы оказания помощи со стороны наших западных союзников ГАУ в годы войны практически не занимали. Хотя я, как начальник Главного артиллерийского управления, и был назначен в конце 1942 года заместителем по боевому снабжению члена ГКО А. И. Микояна, который ведал тогда и внешней торговлей. Но все равно поставки ленд-лизу полностью входили в компетенцию Микояна.
А эти поставки подчас были просто абсурдными. Однажды, например, не знаю уж из каких таких соображений и по чьему заказу, из США была поставлена довольно крупная партия 40-мм зенитных орудий. Но к моменту их доставки завод Наркомата вооружения, дававший хорошие 37-мм зенитные пушки, перед этим эвакуированный на восток, уже на новом месте наладил свое производство. Таким образом, в 40-мм американских зенитных пушках просто уже не было нужды. А тут прислана целая партия!
Забегая вперед, скажу, что из всей этой партии в деле были использованы лишь единицы. Остальные же бесцельно простояли всю войну на базах ГАУ.
* * *
Особое значение для деятельности ГАУ имели связи с органами тыла, во главе которых стоял генерал А. В. Хрулев. Андрей Васильевич отличался высокой трудоспособностью, неистощимой энергией, всегда оперативно решал все возникавшие вопросы.
А их оказалось немало. Как я уже упоминал в предыдущей главе, шел колоссальный поток грузов, в частности вооружения и боеприпасов. И все эти перевозки надо было спланировать, согласовать.
План на формирование транспортов ГАУ отрабатывало совместно с Управлением военных сообщений. Кстати, вначале это управление подчинялось непосредственно Генштабу. Но затем было передано в подчинение Начальнику тыла, то есть А. В. Хрулева. И Андрей Васильевич сумел так нацелить работу ВОСО, что его начальник И. В. Ковалев совместно со своим аппаратом (будучи, естественно, тесно связан с НКПС) всю войну безотказно обеспечивал ГАУ транспортом.
Работники ГАУ были постоянными представителями в ВОСО, поэтому-то мы всегда и имели исчерпывающие данные о том, где на любой час находятся те или иные транспорты, когда они прибудут на разгрузочные станции фронтов. Но это о наших связях с органами тыла и транспорта. Вернемся же теперь снова, так сказать, к внутренней жизни и деятельности ГАУ.