Страница 21 из 44
Тесные деловые связи поддерживались мной и со многими членами ГКО. Например, с секретарем ЦК А. С. Щербаковым. Последнего очень беспокоил вопрос прикрытия столицы с воздуха. Дело в том, что, когда в июле 1941 года войска Московской зоны ПВО отразили первый налет на нее вражеской авиации, сразу же резко встал вопрос о снабжении их зенитными снарядами. Ибо произошел большой перерасход их. А 85-мм снаряды для зениток, кстати сказать, были довольно сложными и дорогими. Корпус - из высококачественной стали, взрыватель по сложности не уступал наручным часам. И когда расход таких снарядов за одну только ночь достигал нескольких десятков тысяч, то и пополнение ими, естественно, требовало особых забот.
Положение усугублялось тем, что, готовясь к войне, руководство ПВО страны не проявило должной предусмотрительности в обеспечении боеприпасами зенитной артиллерии даже в Московской зоне. Понадеялось, видимо, на ГАУ. Последнее же совершенно не рассчитывало столкнуться с той обстановкой, которая начала складываться в небе над столицей едва ли не с первых же недель войны, и лихорадочно искало пути обеспечения боеприпасами "прожорливой" Московской зоны ПВО. И, следует сказать, вскоре нашло их. Так, со стороны ГАУ были предприняты немедленные меры к созданию в районе Москвы сборочно-снаряжательных баз для ПВО.
Требовалось и вооружение для войск НКВД. Дело в том, что если до войны это ведомство имело в планах свои заказы отдельной строкой, то в войну единоличным заказчиком стало ГАУ. И лишь через нас, притом по указанию Верховного Главнокомандующего, НКВД выделялось вооружение для подчиненных ему войск.
В этой связи хочу рассказать такой случай. Однажды (дело было в июле 1941 года) ко мне в кабинет вошел неизвестный мне генерал-майор. Отрекомендовался генералом Масленниковым, сказал, что должен отправиться с такими-то частями НКВД к командарму Богданову. Все уже готово, а вот 76-мм пушек им до сих пор так и не прислали.
Пришлось пояснить Масленникову, что пушек действительно мало и отпустить их я ему не могу. То, что есть, идет сейчас на новые формирования по плану Ставки. Но я имею возможность дать в его части 122-мм гаубицы образца 1938 года.
От них генерал-майор И. И. Масленников вначале категорически отказался, ссылаясь на то, что они для него непригодны. Но затем все же согласился получить с основной базы ГАУ четыре гаубицы. Ушел он от меня явно неудовлетворенным. А через несколько недель, уже находясь на фронте, связался со мной по телефону и виноватым голосом стал умолять дать ему еще 8-12 гаубиц. Уж больно, говорит, они хороши в бою.
Что ж, в этом я и раньше не сомневался. Поэтому, пожурив генерала за преждевременное охаивание 122-мм гаубиц, распорядился направить в армию, откуда звонил И. И. Масленников, еще 8 гаубиц.
А теперь мне хочется несколько отвлечься от непосредственной работы ГАУ и упомянуть о тех людях, кто в годы войны ведал производством вооружения, боевой техники и боеприпасов. Это - Д. Ф. Устинов, В. А. Малышев, А. И. Шахурин, Б. Л. Ванников, П. И. Паршин... Но особенно мне почему-то запомнился молодой (в 1941 году ему было всего лишь 33 года) нарком вооружения Дмитрий Федорович Устинов. Он, когда я писал эти воспоминания, стоял у меня перед глазами подвижный, с острым взглядом умных глаз, непокорной копной золотистых волос. Не знаю, когда он спал, но создавалось впечатление, что Дмитрий Федорович всегда на ногах. Его отличали неизменная бодрость, величайшая доброжелательность к людям.
На посту наркома вооружения Д. Ф. Устинов показал себя великолепным инженером, глубоким знатоком и умелым организатором производства. Он был сторонником быстрых и смелых решений, досконально разбирался в сложнейших технических проблемах. И притом ни на минуту не терял своих человеческих качеств.
Помнится, когда у нас буквально иссякали силы на долгих и частых совещаниях, светлая улыбка и уместная шутка Дмитрия Федоровича снимали напряжение, вливали в окружающих его людей новые силы. Казалось, ему было по плечу абсолютно все!
Никогда не забуду глубоко врезавшуюся мне в память встречу Д. Ф. Устинова со старыми кадровыми рабочими завода "Большевик", где Дмитрий Федорович был некогда директором. Произошла она уже весной 1944 года. Мы тогда приехали вместе с Д. Ф. Устиновым по своим делам в Ленинград.
Поясню: Дмитрий Федорович в свое время не просто директорствовал на "Большевике", но и прошел здесь большой трудовой путь, начиная с начальника бюро эксплуатации и опытных работ. И вот он снова на родном заводе...
В литейном цехе к нам подошли несколько ветеранов "Большевика". Д. Ф. Устинов каждого обнял, расцеловал. И они, пережившие блокаду Ленинграда, начали ему докладывать: "Дорогой ты наш Дмитрий Федорович! Можешь быть уверен, не подвели мы тебя! Как ни трудно было здесь, а сдюжили, не смог нас проклятый фашист сломить! А трудно, ой как трудно было! Но теперь-то уже все позади. Не-ет, нас, питерских пролетариев, твоих питомцев, не запугаешь! Уж чем могли, но помогли фронту! Думается, что даже большим, чем могли! Потому и можем сейчас тебе, народному комиссару, смело в глаза смотреть!"
Да, надо было видеть и слышать этих старых кадровых рабочих! На изможденных их лицах еще остались следы страшной блокады. Но они и в тех невероятно трудных условиях отдавали Родине весь свой опыт, все свои силы во имя победы над ненавистным врагом. И они выстояли, преодолели тягчайшую блокаду, ни в чем не преувеличивая своих заслуг, не ожидая за это каких-либо особых почестей. И не зная даже, что их дела и мужество уже сама История вписала золотыми буквами на одну из главных своих страниц!
Поистине незабываемая встреча. И я сам видел, как по щекам Дмитрия Федоровича, этого волевого, прямо-таки железного человека, неудержимо катились слезы. И он даже не пытался скрыть их...
Но вернемся снова к работе ГАУ по обеспечению боеприпасами и вооружением частей и соединений Красной Армии.
Сразу скажу, что в предвоенные годы кое у кого бытовало мнение, что промышленность вооружения и особенно промышленность боеприпасов не в состоянии значительно увеличить свои производственные мощности. И это мнение не было произвольным: оно подтверждалось в определенной степени и фактическими поставками. Так, в 1938 году заводами оборонной промышленности было изготовлено всего лишь 12,3 тыс. орудий; в 1939 году - несколько больше, 17,3 тыс. В 1940 году снова произошло некоторое снижение, примерно до 15 тыс. За эти же годы было изготовлено соответственно 12,4 млн., 11,2 млн. и чуть больше 14 млн. снарядов всех калибров (данные даются без учета минометов и мин к ним). Как видим, мощности промышленности в довоенное время, особенно по боеприпасам, были таковы, что на полное удовлетворение всех наших потребностей рассчитывать, конечно же, не приходилось.
Но грянула война. И в первый же год (имеется в виду второе полугодие 1941 года и первое полугодие 1942 года) промышленность дала армии 83,8 тыс. орудий и 12,8 млн. снарядов, бомб и мин! Короче говоря, орудий (без учета минометов) было изготовлено в несколько раз больше, чем намечалось первоначальной заявкой ГАУ и даже планировалось самим Комитетом Обороны!
То же самое произошло и в производстве минометного вооружения: если в 1940 году промышленность поставила нам где-то около 38 тыс. минометов, то уже за первый год войны мы получили их 165,1 тыс.! Или в четыре с лишним раза больше!
К сожалению, несколько по-иному обстояли дела с производством боеприпасов. Да, их выпуск в первый год войны возрос по сравнению с 1940 годом. Выпуск снарядов, например, почти в 4 раза, мин - едва ли не в 2 раза. Но, по обоснованным расчетам ГАУ, опиравшимся на заявки, для удовлетворения нужд фронта необходимо было в это время увеличить поставки снарядов как минимум в 20 раз, а мин - хотя бы в 16. Однако промышленность не могла еще справиться с этим заданием. В результате возник снарядный голод. Был установлен строжайший лимит отпуска и расхода боеприпасов. Безусловно, эта, хотя и вынужденная, мера в совокупности с некоторыми другими причинами затрудняла ведение успешных боевых действий на фронтах.