Страница 3 из 11
У него даже наушники солидные: настоящие полноразмерные «Сони», отделанные кожей, на толстой дужке с металлическими вставками. Наушники были просто гигантскими, но на солидном Лебедева смотрелись органично.
Я, как любой обходчик, вынужденно став меломаном, довольствовался маленькими наушниками марки «Ноунейм», купленными на барахолке. У них был хлипкий каркас и короткий, но вечно путающийся в узелок, провод. Поролоновая обёртка динамиков быстро стиралась, превращаясь в лохмотья.
Жил Лебедев в районе Пятой стены, тогда как я во Второй, то есть в абсолютно противоположной стороне. Поэтому мы ходили в разные школы. Познакомились и подружились на первом курсе Транспортного Колледжа.
Вчера вечером отправил ему письмо, описав историю с отказницей в платьице белом. Лебедев пообещал, что «обмозгует» и сообщит решение.
Так и написал «решение», будто моя судьба зависела от его слов. Да, умеют такие люди перетягивать внимание на себя.
Лебедев позволил пожать его огромную руку, вытер платком пот на толстой шее и степенно произнёс:
— Короче, я тут подумал. Надо выяснить, подозреваемая живёт в нашем дворе с рождения или нет? Сузим параметры поиска. Нужно посмотреть списки переехавших.
— А где их взять?
— У Модератора Информбюро.
— А он даст?
Лебедев степенно побарабанил пальцами по рукоятке своего дыролова:
— Нет, это же личные данные. Ломать надо.
— Скорее, он меня об колено сломает. В модераторы берут при условии, что они два роста метром и «кэмэсники» по карате или боксу.
— Тебе его не сломать, есть такое, — согласился Лебедев. — Нужно к профессиональным взломщикам обращаться. Но ты их не любишь.
— А кто, кроме тебя, их любит? У отца, тот раз, сберкнижку увели с зарплатой.
— Не все взломщики — мошенники, есть среди них люди с идеалами. Да и не фиг светить сберкнижкой где попало. Твой папашка и пароли от почты в блокноте держит?
Я решительно отказался:
— Взломщики не вариант. С ними больше потеряю, чем найду.
— Не хочешь, как хочешь.
— Что же делать, Лебедев? Не хочу отказником стать!
Лебедев обиделся, что я отверг идею:
— Отказник — это херово. Я с тобой даже здороваться перестану, друг, сразу предупреждаю.
Пол туннеля стал слегка подрагивать.
С потолка отвалился кусочек штукатурки и звонко разбился об монорельсу. Лебедев прислушался к нарастающему рокоту:
— Состав идёт. Давай, повисим, и после продолжим обсуждение поисков.
2
И я Лебедев зачехлили дыроловы, спрятали их в одном из ближайших Г-образных рукавов. Взялись за вделанные в стену поручни и прижались спинами к стене, ожидая прохождение состава.
Земля сильно задрожала, с потолка посыпалась какая-то труха.
Составы ходили по туннелям по многу раз в день, на протяжении трёх веков, а с потолка всё сыпалось и сыпалось. Откуда труха бралась? Если замерить количество выпавшей трухи и соотнести с массой земляного покрова над туннелем, не выяснится ли, что вся планета ссыпалась на рельсы?
Вот парадокс будет.
На отрезках перед вокзалами составы шли ниже гиперзвука, поэтому не было нужды прятаться в Г-образные рукава, расположенные каждые сто метров. Хотя правила безопасности строго этого требовали.
Даже на низкой скорости, давление вымещаемого воздуха такое сильное, что могло затянуть неопытного обходчика под днище состава и размазать на десятки километров. Подобные несчастные случаи так и назывались «размазня». Одно из самых обидных ругательств у железнодорожников.
Если тебя кто-то всерьёз обозвал размазнёй, считай, что ты профнепригоден.
А выражение «Держись, не будь размазнёй», приобретало для обходчика буквальный смысл.
Первый порыв ветра попытался сдёрнуть меня с поручня. Я закричал в ответ — всё равно никто не услышал бы, звук уже унесло за километр от моего рта.
Стал виден клубок дрожащего воздуха, пронизываемого статическим электричеством.
В тонкой прослойке воздушной волны проявился моторный вагон. Его куполообразная лобовая часть раскалилась от нагретого газа, образовывая красное пятно, растекающееся по обшивке в форме лучей звезды. Эта стилизованная звезда изображалась на всей оснастке «Глобальной Перевозки™». От комбезов обходчиков и фуражек вокзального начальства, до брелков в сувенирном киоске на Вокзале.
Раскинув объятия лучей, звезда летела на меня, выталкивая впереди себя ионизированный воздух.
Вздохнул как можно глубже и закрыл рот. Задержал дыхание, чтоб не хапнуть горячего воздуха.
Длинный моторный вагон промелькнул за долю секунды. Ослепил плазмой из двигателя, обдал жаром обшивки, ещё не остывшей после гиперзвукового перегрева. За ним потянулась тающая в пространстве вереница вагонов, разделённая светящейся полосой окон. По 55-й линии ходят местные, поэтому состав не длинный, вагонов семьдесят.
Тяга уходящего воздуха подхватила мои ноги и потянула в сторону движения состава. Между телом поезда и стенами туннеля воздух сделался тонким, почти вакуум. Именно сейчас возможна потеря сознания, когда засасывает под дно.
Пронеслись последние вагоны. Свет габаритных огней, казалось, оставил в воздухе тающий след.
Состав ушёл.
Я разжал губы и вдохнул обжигающий воздух. Отпустил скобу и пробежал несколько метров вслед за воздушным завихрением. Пробежать эти метры и не упасть — задачка посложнее, чем просто держаться за скобу. Счёт шёл на доли секунды: отпустишь руки слишком рано, завихрение будет достаточно сильным, чтоб ты свалился на пол и покатился, как сухой лист. Не только рёбра переломаешь, но и проедешь мордой по монорельсе, лишаясь кожи.
Лебедев с завистью посмотрел на мою лихую пробежку. Он никогда не рисковал, не отпускал поручень и не вливался в вихрь. Слишком толстый и солидный, обязательно упадёт и расшибётся.
3
Лебедев оттряхнул пыль с комбеза и протёр свои ботинки бумажной салфеткой:
— Ещё идея. Доставай блокнот и пиши.
Приказ был такой солидный, что я тут же подчинился, Мои ноги дрожали от недавнего напряжения. Руки одеревенели, я не попадал ими в карман комбинезона. Подождал, чтоб возбуждение улеглось, продолжая прислушиваться к звуку ушедшего состава.
— Давай пиши, а не мечтай, — прикрикнул Лебедев. — Для тебя же стараюсь.
Непослушными руками вытащил блокнот. Проверил чернила в ручке и присел на тёплый монорельс.
Лебедев сел рядом:
— Записывай. «Разыскивается женщина в белом платье…»
— Ха, женщина. Да она девчонка. Младше меня.
— Хватит мыслить детской терминологией. Пиши, «Разыскивается молодая женщина, участвовавшая в Почтительном Ожидании…» Когда оно было?
— Позавчера. Ну, то есть позавчера закончилось.
— Ох, какой ты глупый, — посетовал Лебедев, — Писать нужно полную дату, с такого-то по такое-то. У каждого своё позавчера. Послезавтра твоё позавчера станет «четыре дня назад», не будешь же переписывать объявление.
— Понял, понял, — я поспешил остановить поток солидных поучений.
Лебедев продолжил диктовать:
— «…Молодая женщина в белом платье, участвовавшая в Почтительном Ожидании…» Не забудь с больших букв.
— Без тебя знаю, — отмахнулся я.
— «…С 30 августа по 1 сентября 1899 года, проходившем на платформе Коммунального Бюро, двора Юго-Запад 254, известного под самоназванием «Абрикосовый Сад» Записал? Дай посмотреть.
Лебедев проверил орфографические ошибки и вернул блокнот:
— Далее пиши… «Если вы что-либо знаете о…»
— «Молодой женщине?»
— Некрасивый повтор. Вместо «молодой женщине», пиши — «Если вы что-либо знаете о вышеупомянутой особе», сообщите отправителю. Почтовые расходы за счёт получателя…»
— Ой, Лебедев, а вдруг много писем придёт?
— Ты хочешь найти эту сучку или нет? Готовь бабки.
— Отец убьёт, когда узнает.
— Он ещё не знает про то, что ты отказник?