Х-безумие

Он потерял счет времени, когда послышался звук моторов. К месту стали подъезжать разные машины. Один из мужчин, ежась на ветру, направился к Мите. Тот поймал на себе оценивающий взгляд. То ли думают, что он убил. То ли прикидывают, насколько он пьян. Или и то, и другое разом.

Человек показал удостоверение в красной обложке:

– Вы звонили?

– Я.

– Спасибо, что дождались. Пойдемте в машину. Погреетесь.

Митя чуть шатающейся походкой – замерз? боится? ноги затекли? пьян? всё вместе? – пошел следом. Человек впереди обдумывал, столько выпил свидетель (или убийца), как быстро его разморит в теплом салоне и сколько потом этот салон придется проветривать.

Смотря под ноги, Митя краем глаза увидел, что к девушке направились какие-то люди в перчатках и чемоданчиками.

А чуть позже затрезвонил телефон Сергея Голдина. Известие быстро сняло рукой выходную негу:

– У нас, похоже, вторая жертва, – сообщили старшему следователю.

***

Голдин приехал на пляж, когда Митя храпел на заднем сиденье служебной машины. Старший следователь заглушил мотор, надел теплое пальто, укутался шарфом. Морально приготовившись к пощечине холодом, он открыл дверь. Порыв ветра, казалось, готов был ее вырвать.

Голдин с трудом захлопнул машину, прикидывая, что накопленное во время пути тепло выветрилось за несколько секунд. Из-за высокого роста – до двух метров не хватало меньше десятка сантиметров – создавалось ощущение, что ему еще больше доставалось от непогоды.

По очереди поздоровавшись с коллегами – молча, только за руку – он направился к линии черной речки. Там, где летом дети лепили замки из песка, сейчас лежала девушка. Грязная, мокрая, мертвая.

– Дождь в помощь, – усмехнувшись, поприветствовал следователя судмедэксперт Мирон Степанович Триницкий. – Ночью сильный ливень был. Если и были следы на песке, все смыло. Ладно, что свидетель, – Мирон кивнул в сторону автомобиля с запотевшими окнами, – додумался не подходить близко, не натоптал.

– Кто он?

– Местный, – ответил незнакомый мужчина, который тут же представился: – Виктор Разин, участковый. А это, – он также кивнул в сторону машины, – Митька Семенов. Балбес местный да пьяница. Дома молодая жена, а он пьет и от ревности с ума сходит. А потом идет топиться. Стабильно пару раз в месяц, а то и чаще.

– Сегодня тоже топиться пришел?

– Ага. Сколько раз мозги ему вкручивали и жена, и я, и деревенские – без толку. Может, сейчас остепенится.

– Девушка – не местная?

– Не похожа. Проверю, конечно, может, приехала в гости к кому-нибудь. Но лицо незнакомо.

– Покажи, – сказал Голдин, присев и достав мобильник.

Триницкий осторожно убрал мокрые волосы. Красивая девушка, светло-серые глаза открыты, на лице застывший ужас. Следователь сфотографировал ее.

Поперек шеи убитой след – от веревки или чего-то такого. Кровоподтеки на руках и голове. Свитер на спине разорван, с боков торчали края черного лифчика. Спина в крови и воде, мелкие порезы перечеркивали две жирные линии: от лопаток до противоположного бока поясницы. Или крест наклоненный, или буква «Х», или знак мишени.

– Об коряги могло такое произойти?

– Раны слишком глубокие и направленные. И свитер порван тоже направленно.

– Арматура на дне?

– Исключать не будем, конечно, но строительного мусора здесь не должно быть. И берег регулярно чистят «зеленые». Вообще, я склонен предположить, что ее не прибило к берегу, а ее оставили здесь.

Триницкий помассировал горло, начинающее першить на ветру.

– Не хочу давать вам ложную надежду, – продолжил он. – У Ксении Гудковой подобные раны. Если и была арматура, то в руках убийцы. Но это не арматура, как вы знаете. Какой-то инструмент с тонким острым кончиком. Возможно, повреждены ребра.

– Ее так, – Голдин кивнул на спину, – при жизни?

– Я склонен думать, что да. Просто звери… Но она сопротивлялась.

– Звери или зверь, – Голдин задумался. – На изнасилование не похоже – брюки целы, но проверить все же надо, – судмедэксперт кивнул. – Сумки рядом нет?

– Практиканты прочесывают лес. Пока ничего не нашли. Документов, ключей, телефона тоже.

– То есть мы не знаем, кто она, – констатировал Голдин.

– Не знаем, – ответил Триницкий.

– Надо узнать, кто-нибудь заявлял о пропаже девушки, – следователь сказал это, продолжая смотреть на растерзанное тело. Боковым зрением он увидел, как молодой следак Паша Курамов пошел в сторону машины.

– Давно она мертва?

– Думаю, умерла до полуночи. Точнее скажу позже.

– Накрой ее, – попросил Голдин, подняв широкий ворот пальто, достающий первую седину в темных висках. Впрочем, от ветра, который словно с цепи сорвался это слабо защищало.

Он пошел вдоль берега, вспоминая летний детский смех, веселые зайчики, прыгающие по воде. Голдин направлялся в сторону сосен, смотря на почерневшее летнее воспоминание, когда услышал вой за спиной. Не плач, не крик, а именно вой.

Молодая женщина в старой куртке с капюшоном, джинсах и резиновых сапогах упала на колени на песок и, закрыв лицо руками, выла.

– Прости, прости, прости меня! Какая же я дура, – женщина продолжала выть.

Участковый бросился к ней.

– Катя. Катя! – Разин несколько раз тряхнул ее, пытаясь привести в чувства. Но та его не слышала, продолжая выть.

– Как же мне теперь жить с этим?! – слезы градом лились по щекам.

– Катя! Это не он! Не он, слышишь, Катя! – участковый пытался докричаться до женщины, продолжая трясти ее.

– Не… он? – женщина растерялась, она повернула к участковому глаза, под которыми росли мокрые разводы.

– Твой вон в машине спит, – участковый показал в сторону припарковавшихся автомобилей.

В одной из них в плотно запотевшем стекле появилась черная дыра, через которую проснувшийся от воя Митька наблюдал за женой. Любит, значит, ухмыльнулся он. Вот бы локти кусала, если бы он действительно покончил с собой.

Потом перевел взгляд на пленку или ткань, которой прикрыли тело, и похолодел от мысли: ему уже было бы все равно от этих слез. Вообще, было бы до всего все равно.

***

Голдин возвращался в город. Если это вторая жертва, то искать ее нужно там же, где была первая.

Странное ощущение, но дорога обратно всегда занимает меньше времени. Седан с ромбиком над бампером ровно гудел, направляясь в историческую часть областного центра, где находился университет.

В кармане ожил телефон. Следователь знал, чей голос он сейчас услышит.

Не глядя на дисплей, он ответил начальнику:

– Слушаю, Михаил Сергеевич.

– Ты че, издеваешься? – Волынский был зол. – Это я слушаю.

– Есть жертва, возможно, что вторая, имя еще не установлено. Вещей при себе нет. На спине знак – две перечеркнутые линии.

– Что собираешься делать?

– Еду в университет.

– Хорошо, отзвонись потом.

***

Парковка возле вуза была почти пуста: редкие студенты в субботу идут на пары и в библиотеку, пока не грянет сессия. Накинув пальто и подняв воротник, Голдин быстрым шагом направился в сторону парадного крыльца. Театр начинается с гардероба, альма матер – с помещения, огороженного толстым стеклом, переходящем в холл. К нему давно привязалось название «аквариум» или «предбанник», которое поддерживало не одно поколение студентов.

За стеклом стояли несколько человек. Увидев Голдина, они тревожно зашептались. Следователь увидел реакцию, и, закрыв за собой массивную деревянную дверь, направился прямиком к ним.

– Есть чё? – спросил он студиозов без тени улыбки. Пусть думают сами – наркотики, припрятанная взятка для преподов, информация об убитых или убийце.

– Здрассьти, – растерянно поздоровалась темноволосая девушка с прямой челкой до бровей. – Что именно?

– Информация. Студентку вашу убили две недели назад.

– Мы знаем… Слышали… Все слышали, не только мы, – покраснел белобрысый парень, боясь навлечь на себя подозрение. – И что вы следователь, тоже все знают.