Страница 2 из 123
Макс толкнул кий — резко и сильно, посылая вперед, как разящее насмерть копьё. Гладкая деревяшка заскользила меж пальцев, но в нагрудном кармане шевельнулось и взвыло. Рука испугалась, дернулась — и деревянное остриё, щедро натёртое мелом, скользнуло на миллиметр вправо. Шар метнулся по зелени поля, но ближе к краю затяжелел, покатился лениво — и глумливо замер в миллиметре от цели.
— Ч-чёрт, черт! — Макс сжал кулаки до белизны в костяшках, разъярённо мотнул головой.
— Не переживай, партнер, — ухмыльнулся Олег Василенко, даже не пытаясь скрыть радость. — Подумаешь: одним долгом больше! Тебе же не привыкать. А я подожду, как всегда.
Макс отвел взгляд.
Бильярдный шар стыл на краю лузы.
Десять. Тысяч. Долларов.
— Ч-чёрт, чёрт!!!
А телефон всё вибрировал, щекоча кожу сквозь нарочито грубую ткань дорогой рубашки, требовательно гремел — вызывал на корриду.
Эта мелодия стояла только на одном номере. Значит, звонит жена. Музыку с корриды он поставил на номер Татьяны специально, как символ семейной житухи — надоевшей, скандал на скандале, которую он терпел только ради доступа к деньгам. Женился на них, по сути. Ну а что, Максим Вячеславович Демидов не из тех, кто клювом щёлкает. Но теперь, похоже, прощёлкал десятку — и всё из-за Таньки.
Отвернувшись от Василенко, Максим дернул трубку из кармана.
— Да! — рявкнул он.
Танька что-то пробубнила. Поморщившись, Макс заткнул пальцем ухо: в бильярдной невозможно разговаривать — музыка, стук шаров, девки-дуры кудахчут.
— Погоди, я перезвоню, — пробурчал он. Обогнув длинный плац бильярдного стола, Демидов двинулся в направлении коридора, под очередью низко висящих ламп. Расстегнув ворот белой рубашки, нервно потер вспотевшую шею. Рука коснулась широкой золотой цепи. Память о девяностых, подарок Алены... Единственное, что никогда бы не продал — даже если бы Василенко раздел его за долги его до трусов.
Почти миновав барную стойку, Макс поймал скучающий взгляд бармена, развернулся и злобно бросил:
— Двойной вискарь!
Бармен засуетился, отмеряя пойло железным стаканчиком. Демидов скользнул взглядом по шеренге бутылок за его спиной. В зеркальной стене над ними отразилось его лицо, раскрасневшееся от злости и выпивки. Тёмно-карие, близко посаженые глаза смотрели хищно, по-волчьи. Короткие волосы потемнели от пота.
По стойке скользнул квадратный стакан, до половины наполненный коричневатой жидкостью. Жадно проглотив ее, Макс протяжно выдохнул. Щекочущее тепло разлилось по телу, расслабляя. Задумчиво щурясь, он обернулся — тощая фигура Василенко виднелась у бильярдного стола. Демидов прикинул: Олег ведет 8:6, но партия еще не закончена. Играть договорились до десятки, и фора у Макса ещё была.
Немного успокоившись, он вышел в коридор и, прикрыв за собой дубовую дверь с медной ручкой-львом, прислонился к стене. Набрал Танькин номер:
— Привет, чего хотела?
— Макс... Не теряй меня, я буду в больнице. Ложусь в гинекологию. Прости, я... У нас... — голос Таньки был тусклым. — Макс, ребёнка не будет. У меня опять замершая беременность.
Демидов закатил глаза. Дети, дети… Когда уже это кончится!? Говорил же ей: не получается — не рожай. Как еще объяснить?
— Макс, что ты молчишь? — голос жены стал обиженно-требовательным.
— А что тут скажешь? Плохо, конечно.
Она всхлипнула.
— Таньк, не реви, — угрюмо попросил он. И не удержался, кольнул: — я ж тебя отговаривал, но ты сделала по-своему.
— То есть это я во всём виновата?
Слова зазвучали отчетливо, с ноткой угрозы. «Ну вот, завелась, — понял Макс. — Надо бы фильтровать базар, а то опять начнет о разводе. А это сейчас совсем не в масть».
— Танюш, я ж не то имел в виду… Ясен пень, ты ни при чем. Природа, чё уж. Ты как сама-то? Как чувствуешь себя? — Демидов старался, чтобы голос звучал участливо
— Да как… Хреново.
— Мне приехать? — спросил он.
Но жена снова выпустила жало:
— Зачем? Когда было нужно, ты не помог.
«Твою дивизию! — взбесился Демидов. — Ну да, не пошел я сдавать эти чертовы анализы — и не пойду, не надейся! Терпеть все эти уколы, сидеть с журнальчиком в конкуре для сдачи спермы — я что, пацан?!»
Но сказать это вслух он не решился. Пообещал, чтобы ее успокоить:
— Ну прости. Если надо — ладно, сделаю. Ты отдохнешь мальца, подлечишься. А через годик вместе пойдем к твоей докторице.
— Правда?
— Конечно, — буркнул он. И ощутил, как внутри шевельнулся стыд. Свинья он, конечно. Потому что мухлевать за ее спиной с ее же бизнесом, выкачивая из него бабло — это одно, здесь цель оправдывает средства. Но совсем другое — давать ей надежду сейчас, когда она в больнице. А ведь через год его уже здесь не будет. Он вернется в Самару, к Алёне. Но сейчас нет другого выхода, кроме как терпеть и врать.
Он упрямо двинул челюстью. Да, терпеть и врать — но он наврал бы еще с три короба и стерпел бы хоть десять Танек, чтобы вернуть Алёну! Её он любил, любил по-настоящему, и с Алёной всё было бы по-другому… Нет, и с Танюхой всё изначально складывалось не так плохо. Как ни странно, эта толстушка с первой минуты казалась ему симпатичной. Грудь у нее — роскошная, Макс всегда считал, что вот такая полнота любой бабе к лицу. Глаза красивые, курносенькая. И поговорить с ней бывало интересно, и хозяйственная: готовит вкусно, убирает, заботится. А с другой стороны — упёртая, как ослица. Принципы у неё… Семья, дети, любовь до гроба… Дура. Сама придумала, и сама поверила.