Страница 122 из 123
Жена выехала ему навстречу: в нарядном платье, смоляные волосы тщательно уложены, на шее — изумрудное ожерелье, которое он выбрал для нее в Италии. Улыбнулась, знакомым движением вытянула шею, подставляя щёку для поцелуя. Но сквозь привычный озорной огонёк в глазах проглядывало смущение и некая торжественность — и от этого нового взгляда Сергей напряженно замер, не понимая, что происходит.
— Серёжка, ты есть будешь? — спросила она. — У нас «цезарь» и антрекоты.
Он присел у её ног, взял руку жены — ту, на которой тонкой полоской желтело обручальное кольцо. Ко дню их свадьбы он, тогда ещё вчерашний студент, кое-как наскреб денег на два узеньких, самых дешёвых... А через несколько лет — когда попёр в гору бизнес и начались подвижки по минтрансовской карьере — несколько раз предлагал ей поменять их на что-то более статусное. Но Анюта была непреклонна: «Какая разница, сколько стоит это кольцо? Оно мне дороже всех!» Вот и теперь поблескивает на её пальчике, как в первый день... Сергей прижался к нему губами и кое-как нашел в себе силы поднять голову, чтобы посмотреть в глаза жене.
— Давай всё-таки поужинаем, — попросила она. — Я новости тебе расскажу...
Он кивнул и послушно прошёл в гостиную вслед за её креслом, из-за спинки которого виднелись точеные плечи и смоляная головка жены. Сел на свое место во главе стола — там было уже накрыто, и даже свечи стояли. Он приободрился, вздохнул украдкой: свечи у неё — всегда к приятному сюрпризу, злилась бы — не зажгла.
— Серёж, ты грустный, случилось что? — спросила Анюта, уловив этот вздох.
— Да на работе бардак, — махнул он рукой. — Как обычно. А у нас какой-то праздник?
— Ну… почти, — она замешкалась, и пододвинула к нему блюдо с антрекотами. — Налетай. Праздник — не праздник? Не знаю даже. Просто хотела с тобой поговорить. В общем… я на один день приехала. Завтра мы с мамой снова улетаем в Германию. Мама там клинику нашла, которая берётся за такие случаи, как у меня. Мы ездили туда, они сказали, что шанс есть. Сделают мне операцию, вживят какой-то прибор, который будет восстанавливать ткань повреждённого нерва. А потом нужен курс инъекций и специального физлечения. В общем, я решила попробовать. Результаты у них есть, они парализованных людей на ноги ставили, представляешь?
— Нютка, это же здорово! — обрадовался Сергей. — Только я с тобой. Давай через три недели, как выборы пройдут — сразу рванём!
— Серёжа, я должна там быть послезавтра, — попыталась объяснить Анюта. — Мне уже подготовку провели. Я просто тебе не говорила по скайпу, хотела потом, чтобы ты рядом был.
— Ань, какое послезавтра? — нахмурился он. — Я не могу сейчас уехать! И тебя туда не отпущу, я же с ума здесь сойду, ты что!
— Но мы с доктором договорились… — растерянно сказала она.
— Так отмени!
— Нельзя отменить, поздно, процесс лечения уже запущен!
Он вскочил, нервно прошёлся по комнате.
— А нельзя было со мной сначала всё это согласовать? Ты же знала, что я побоюсь тебя отпускать! И знала, что у меня выборы…
— Да ты совсем с ума сошел с этими выборами! — рассердилась она. — Только о них и говоришь! Только о них и заботишься! Даже семейные дела готов отодвинуть, лишь бы там все было в срок! И злющий стал, скрытный какой-то… Думаешь, я не вижу?
Волегов растерянно молчал.
Она закрыла лицо ладонями. Потом потёрла виски и сказала со спокойным укором:
— Ты изменился, Серёжа. Ты много раз менялся за нашу с тобой жизнь, но всё это были хорошие перемены — ты рос, сильнее становился, а если и ошибался, то ошибки умел признавать. А сейчас у тебя новый период в жизни, я понимаю — но не понимаю, отчего ты вдруг стал таким. Резко очень, и очень круто поменялся. Я какие-то знакомые черты в тебе вижу — вот твою целеустремленность, к примеру. Но она тоже изменилась… Превратилась в какую-то… маниакальность. Ты даже на меня готов наброситься, лишь бы дойти до цели. А цель-то какая?
Волегов раздраженно бросил:
— Пройти в областную думу! И мне дали понять, что через год я там точно буду. А к тебе я не изменился ни на йоту. Всегда тебя любил и любить буду.
— Я тоже, Серёжа. Я тоже… Но это депутатство — знаешь, оно не стоит того, чтобы мы жили так, как сейчас. Будто чужими становимся.
Печаль в её словах будто черту между ними провела — только Волегов осознал, что не черта это, а тонкая, ещё неглубокая, трещина. И она, такая маленькая, могла располовинить их сросшийся воедино мир. Сергей, уже готовый возразить, прикусил язык. «Маниакальность», «чужими» — эти слова бередили душу, болели, как ожоги. Сильные, беспощадные слова. С какой-то особой, ядовитой начинкой.
Но самое главное — он шкурой чувствовал правоту Анюты.
В груди сдавило. Он быстро подошёл к жене, присел перед ней, огладил своими медвежьими ладонями ее хрупкие плечи.
— Совёнок, прости, — покаянно попросил он. — Бес попутал. Но я всё устрою. Мне, знаешь ли, всё равно сниматься с выборов. Я вот прямо сейчас Слотвицкому позвоню и попрошу, чтобы организовал всё в удобные сроки. А завтра вместе поедем. Одну я тебя не отпущу, и не проси.