Неглинный мост

Летом меня скрутила Великая Любовь, о которой я так мечтал, я закрутился с Дианой и почти на полгода забыл и про Старика и про Маэстро и про учебу. Осенью 76-го я познакомился с Грифом, который ухаживал за Дианиной подругой Конфеткой, и мы образовали «любовную четверку». К новому, 77-му году я совершенно ошизел от такой жизни и был готов на все, чтобы отвлечься от мыслей об этой правильной и невинной девочке. Гриф же никогда не отличался постоянством, и мы пустились в загулы. Начали мы с того, что стали ходить в Могилу.

Эх, Могила, Могила… Какой был шикарный бар! Вход в него был бесплатный, народу никогда много не было, коктейль стоил 1.90, и не было дебильной диско-музыки. Зато были свободные девочки, которые легко снимались и долго не ломались. А главное, там собирались только свои: Леня Нашев с неразлучным спутником Гитаристом (они играли в знаменитой тогда на весь район группе «Земное Притяжение»), Леннон, Найн, Дуремар, Тэн, Мозга́, Мидий и т.д. Мы ходили туда с Грифом всю зиму и весну и веселились вовсю. Учился я кое-как, Диана отходила все дальше, и характер мой неудержимо менялся. Под влиянием алкогольных паров я постепенно превращался в наглого циничного гаера, которому все было нипочем, и начитавшись Блока, я постоянно повторял его крылатую фразу: Все – все равно, а над диваном написал: Profani, procol ite, his amoris locus sacer est! (Перевод ищите у Блока). Захаживали мы в Могилу и со Стариком, дружба с которым возобновилась после долгого перерыва. Одновременно я сошелся с Позднячком, учеником на-шего же класса и ближайшим соседом, тоже активно пьющим и рассекающим девок. Мы собирались у него дома или на чужих хатах, или ездили к нему на дачу, выписывая каких-то красоток, которых ни до, ни после я ни разу не видел.

Сейчас я даже не помню, как звали ту, которая была у меня первой, но зато я очень хорошо помню Нашу Дуру, которую мне сосватал Старик. Уже тогда я начал разочаровываться в женщинах, так как все то, что казалось мне сладостным и таинственным, на деле оказалось банальным, пошлым и неинтересным. Как писала еще Ахматова: Губы к губам – и навек утрачено предощущение этого мига. Да еще и Старик постоянно уверял меня, что женщина не человек и существует лишь для того, чтобы с ней спать. И история с Нашей Дурой послужила тому подтверждением.

Я встречался с ней недели две, в течение которых Старикан рассказывал мне о ней всякие гадости, в конце концов, я махнул на нее рукой, но не успел оглянуться, как хитрый друган оказался в ее постели. После этого я решил, что никакая баба не заменит доброго стакана вина, и к концу 10-го класса окончательно порвал с Дианой, с удовлетворением отметив, что любовь прошла, а аттестат у меня – 3,5 балла. Летом, вместо подготовки к вступительным экзаменам, я продолжал пьянствовать, и наконец все это кончилось тем, чем и должно было кончится.

В июле Старик со всей семьей уехал в Сибирь (как он уверял, почти на год) и оставил мне ключи от квартиры для того, чтобы я мог приводить туда девочек. Я ликовал! Еще бы: трехкомнатная квартира оказалась в моем полном распоряжении. Я каждый день ходил в Могилу, но по Закону Вредности нужных девчонок что-то не попадалось, да и экзамены все-таки надо было сдавать, и я уж решил пока передохнуть, но тут и произошла та история, о которой я собираюсь рассказать.

Сдав последний экзамен и поняв, что Института мне не видать, я решил хорошенько кутнуть. И мы с Позднячком отправились в Яму. Кстати, в тот день был поставлен мой первый Рекорд – 7 кружек. Яма – пивная известная, находится она в Столешниковом переулке и официально называется Ладья.

Так вот, в тот раз мы умудрились снять четырех девочек, о моральном облике которых можно судить по тому, что пиво они запивали портвейном (или наоборот). Мы их прихватили и поехали на квартиру. Ну, тут уж мы оттянулись по полной! Через полчаса после нашего ЗАГНЕЗДЕНИЯ бардак на хате царил жуткий: по полу кухни были разбросаны вареные макароны, бычки, грязные кастрюли, сковородки, тарелки и вся еда, найденная в холодильнике; дымились винные лужи, кровати были переставлены в другую комнату, девицы валялись на большом диване в весьма обнаженном виде, и шум стоял невообразимый. В какой-то момент я помчался в Могилу за добавкой (благо наш любимый бар располагался в доме Старика), встретил там бывших одноклассников Мидия и Большого и сдуру пригласил их принять участие в нашей оргии. Тут такое началось! Короче, все напились так, что в конце СЭЙШЕНА Мидий ухитрился сломать кухонный стол задницей одной из девиц. В полночь я кое-как выгнал всех, и мы с Позднячком еще часа два драили и скребли всю хату, пытаясь навести порядок, там и заночевали.

На следующий день я встретился со «своей пассией» уже тет-а-тет, и мы поехали на квартиру. Ну а утром в самый, как говорится, пикантный момент мы услышали скрежет ключа в замке. Решив, что это зашла соседка полить цветочки (о чем предупреждал Старик), мы вместе с простынями залезли в стенной шкаф. Но не прошло и полминуты, как мы поняли, что вернулись хозяева.

И вот представьте себе такую картину: вся семья Старика (матушка, батюшка, младшие брат и сестра) ходят по комнатам и восторженно причитают: Здравствуй, наш дом! О, наш милый дом! – и прочую чепуху, а мы дрожим в шкафу, покрытые липким потом. Через некоторое время батюшка обнаружил что-то неладное, и радость их поубавилась. Когда же они нашли мои джинсы, женское белье и сломанный стол, им вовсе стало нехорошо, и в конечном итоге апофеозом этого радостного возвращения стал момент, когда батюшка сподобился открыть дверь стенного шкафа. Сами понимаете, картина была потрясающая!

Что было после, рассказывать я не буду. Естественно, я не выдал своих подельников, все взял на себя, но отделался весьма легко: крупным разговором со своим Батюшкой и покупкой нового стола. Но дело не в этом. Главное, что после той истории на женщин я просто смотреть не мог (надо ли упоминать, что «виновницу торжества» я сразу послал со свистом), и если тремя месяцами раньше разочаровался в Великой Любви, то теперь всех женщин просто возненавидел и перестал обращать на них внимание. Может быть, поэтому они начали липнуть ко мне как мухи.

Потом, конечно, я вспоминал все это со смехом, но по району поползли слухи, и долгое время, встречая бывших одноклассников, я слышал: А-а-а, Леон! А ну-ка расскажи, как ты голышом в шкафу стоял! И я с удовольствием рассказывал.

Двери квартиры Старика с тех пор были для меня закрыты, а сам Старик сказал мне, что я полностью рассчитался с ним за Нашу Дуру, и пропал на долгих три года.

КУРС ВТОРОЙ

ЗОЛОТЫЕ КУПОЛА

УВЕРТЮРА 3

Теплым весенним деньком 80-го мы с Джеггером шли вниз по Печатникову переулку. Мы возвращались из Кружки, где изрядно оглушили себя пивом, и настроение у нас было мрачнее некуда: деньги подходили к концу. И вдруг этот Очкарик остановился, резко схватил меня за локоть, и поперхнувшись табачным дымом, прохрипел:

– Смотри, Леон, золотые купола!

– Ты что, ошизел? Протри очки, Джеггер! Откуда здесь могут взяться купола, да еще золотые?

– Да нет, ты посмотри!

Я посмотрел и действительно увидел далеко за домами золотые купола. Узкий просвет переулка ограничивал нашу видимость, но купола было хорошо видно, они сверкали на солнце так, что резало глаза.

– Фантастика! – восхищенно прошептал я, и мы, застыв как два тополя на Плющихе минут десять стояли с раскрытыми ртами и любовались открывшейся нам картиной. Наконец мы пошли дальше. Откуда там купола? – в очередной раз спрашивал я, сворачивая на Жданова. Не знаю, – бурчал Джеггер, раскуривая очередную сигарету.

Через несколько дней мы снова пошли в Печатников, чтобы полюбоваться куполами, но… Не знаю, как это объяснить, но никаких золотых куполов мы не увидели, только один маленький купол сиротливо торчал над домами, да и тот был гнусно-зеленого цвета. Мы не могли придти в себя от изумления.