Ярость стихий – Искра

До вечера я еле дотерпел, рыбы поймал на рыбалке всего ничего, больше просто сидел, смотрел на воду и думал. Если бы вести были добрыми, то мне бы сказали сразу. Почему дядя Брег сказал до вечера его не трогать? Что такого мог сообщить ему этот человек? Чем больше я обо всём этом думал, тем больше боялся. Я уже согласен был не уезжать, а хотя бы просто услышать, что ошибаюсь и с родителями всё хорошо.

Домой я вернулся уже ближе к ночи. Дядя Брег молча сидел на лавочке во дворе и хмуро разглядывал звёзды, взгляд у него был спокойным, но каким-то словно тяжёлым, мрачным. Не знаю почему, но я сразу почувствовал, что он ждёт меня уже довольно давно. Я подошёл к нему и остановился напротив. Дядя Брег встал, долго смотрел на меня, а затем сказал, что родители велели мне ненадолго здесь задержаться, его покачивало, и вообще он, кажется, с трудом держался на ногах, это было странно, потому что до этого я ни разу не видел его пьяным. Затем он сразу развернулся и ушёл в дом. Я постоял немного и тоже побрёл к себе в комнату.

Со следующего дня всё вновь пошло своим чередом. Так, прошёл месяц, затем два месяца, три, четыре и наконец незаметно и год. За это время я слегка подрос, подучился рыбалке, но ближе этой семье так и не стал. Каждый день я по-прежнему ждал известий, ждал, когда же меня наконец отсюда заберут. Я часто просился домой, спрашивал, но дядя Брег каждый раз говорил мне, что всё хорошо. Когда я спрашивал его о своих родителях, его лицо чуть уловимо менялось, он улыбался, но в глубине его глаз я видел печаль. Иногда после этого он начинал рассказывать мне о море, о том, как они жили далеко-далеко и выходили в него на огромной лодке рыбачить вместе с моим отцом. Как оказалось даже наша собака, Тунец, осталась у отца с тех самых пор.

Я чувствовал, что от меня скрывают что-то важное, что за этими пустыми разговорами есть что-то ещё. Я чувствовал и боялся.

Отсюда нужно бежать.

Не знаю когда мне впервые пришла в голову эта мысль, но потом я стал думать об этом постоянно. Мне в любой миг могли сообщить, что родителей больше нет. Скорее всего я хотел сбежать именно потому что боялся этих слов. У меня было ощущение, что если их мне не скажут, то всё обойдётся, всё можно будет изменить.

Вскоре после этого я начал незаметно таскать с кухни еду. Я не гордился тем, что делаю, но успокаивал себя мыслью, что ещё смогу сюда вернуться и всё возместить. Я боялся, что меня поймают, но ещё больше я боялся остаться здесь навсегда.

Наконец настал день побега. Еды было уже достаточно, а дорогу я помнил даже сейчас. Я планировал добраться до той реки, по которой мы сплавлялись и просто пойти против её течения по берегу пешком. Я не знал сколько это может занять времени, поэтому готовился всерьёз: отец всегда учил меня перестраховываться в важных вопросах.

Был поздний вечер, до ночи оставалась пара часов. Я как обычно вернулся с рыбалки и заперся у себя в комнате. Теперь мне оставалось лишь собраться и подождать, пока все уснут.

Я разложил всю еду по полу и хотел начать складывать её в сумки, как вдруг внутренний крючок на двери моей комнаты лязгнул, и она распахнулась. Кожей спины я ощутил на себе чей-то тяжёлый пристальный взгляд.

– Что ты делаешь?

Заскрипели половицы. Дядя Брег подошёл ко мне и положил мне на плечо руку. Я вздрогнул и быстро осмотрел свои запасы. Выглядело всё это ужасно, я чувствовал себя словно вор.

– Я… играю.

На самом деле я произнёс первое, что пришло мне в голову, не мог же я напрямую заявить, что собираюсь сбежать.

– Посмотри на меня.

Дядя Брег убрал руку с моего плеча. Я испуганно развернулся. По его голосу я понял, что ничего хорошего меня не ждёт. Я пару раз видел этого человека, когда он злился. И это пугало меня. Он был довольно строг к своим детям, хоть и всегда справедлив: кричал на них лишь за дело. Я набрался смелости и взглянул ему прямо в глаза.

– Хорошо. – дядя Брег посмотрел на меня пристально. – А теперь скажи правду. Я долго делал вид, что ничего не вижу, но…, это уже начало переходить всякие рамки.

В его голосе прорвались раздражённые интонации. Он всё ещё держал себя в руках, но я чувствовал, что ещё немного и он сорвётся.

– Я всё равно уйду!

Я вдруг тоже ощутил злость и бросил сумку на пол. Они не имели права меня тут задерживать, я чувствовал, что я прав. Лицо дяди Брега изменилось: судя по всему этого он явно не ожидал.

– Такой же… Тебя ничто не остановит, да? Тебе некуда возвращаться, я просто не хотел тебе говорить.

Он посмотрел на меня как-то слегка растерянно, осёкся и замолчал.

Я подошёл и поднял с пола сумку. Не знаю зачем я это сделал. Эта вещь была моей единственной надеждой. Я… должен был уйти прямо сейчас.

– Сомневаюсь, что твой отец учил тебя этому.

Дядя Брег задумчиво посмотрел на меня и шагнул в сторону. Путь был свободен, я мог уйти, но…

Я повернулся к нему и поставил сумку на пол. Он кивком указал мне на кровать.

Я отошёл и присел. Он плотно закрыл дверь, взял стул и уселся напротив.

Некоторое время дядя Брег молчал, затем залез в карман, достал какую-то небольшую деревянную коробку и протянул мне. Я так же молча её взял. От коробки сильно пахло травами и… этот запах я знал: так пахла та повязка, которую на меня надели, когда отправляли сюда. Внутри коробки, среди трав, лежали обручальные кольца моих родителей. Я знал, как выглядит каждое из них, и ни за что бы не спутал. На кольцах была копоть, и сами они слегка оплавились. Я закрыл коробку: не смог заставить себя к ним прикоснуться.

Дядя Брег тяжело вздохнул.

– Вашей деревни больше нет. Тебе некуда возвращаться.

Он поднялся и отставил стул, по его лицу было заметно, что он не знает, что делать. Мне вдруг стало его жаль. Он действительно был очень хорошим человеком. Хоть и слишком прямым.

– Я… останусь.

На самом деле это было всё, что я смог заставить себя сказать. Все мои призрачные надежды рухнули, и теперь мне оставалось лишь жить. Здесь. В чужом доме. Дядя Брег молча кивнул, вышел и закрыл за собой дверь. Коробку с кольцами он оставил.

Прошло сколько-то времени. Я сидел на кровати и пытался заставить себя сделать хоть что-нибудь. Мысли плавали, словно в каком-то тумане. Одна из них постоянно повторялась, и я никак не мог её отогнать. Что изменится, если я сейчас переставлю коробку на стол? Что изменится, если лягу спать? Что изменится, если сбегу, как и планировал?

В дверь негромко постучали. Я хотел что-нибудь ответить, но не мог, потому что это бы тоже ничего не изменило.

Дверь открылась и в комнату вошла тётя Фая. Я вдруг понял, что даже не чувствую стыд за разбросанные по полу припасы. Эти вещи не были моими. Тут вообще всё было чужим, кроме этих двух колец в коробке. И сам мой мир, казалось, теперь тоже там.

Тётя Фая подошла, молча взяла коробку у меня из рук, переставила её на стол и присела на кровать рядом со мной. От неё почему-то пахло свежим хлебом. Я не знал, что мне делать. Я хотел, чтобы она ушла, и боялся оставаться один… с этими кольцами.

– Поплачь.

Тётя Фая вдруг обняла меня, прижала к себе и начала гладить, так иногда делала и моя мама. Я почувствовал, как у меня из глаз сами собой катятся слёзы. Они катятся, а я не могу их остановить. Это было нечестно. Это было несправедливо всё. Даже то что меня утешает чужой человек. Ей ведь не должно было быть до меня дела. Я вспоминал, как отец впервые сказал, что он мной гордится, как мама однажды сильно пересолила кашу и в шутку ругалась потом, как каждый вечер читала или рассказывала мне сказки. Так прошло ещё сколько-то времени. Слёзы у меня закончились, но в душе по-прежнему была пустота. С кухни запахло горелым.

– Ой! Пироги!

Тётя Фая осторожно отстранила меня и виновато улыбнулась. Я лишь кивнул. Она встала, ещё раз провела рукой мне по волосам и вышла. Я поднялся, подошёл к двери, закрыл её на крючок и лёг на кровать. Спать мне не хотелось, скорее уж я хотел прикинуться, что сплю, сделать так, чтобы меня больше не трогали. Тётя Фая вернулась чуть позже, постучала, но я не открыл, а открывать крючок снаружи, как до этого сделал её муж, она не стала.