Страница 12 из 23
Между поверьями есть довольно одинаковых у немцев и славяноруссов, например: сглазить, или изурочить, beschreien, einen bosen Blick haben; у первых есть Springwurzel, как у других разрыв-трава, или спрыг-трава, которая отпирает все замки и открывает сокровища. Вера в волшебниц и колдуний (Hexen, Wettermacheri
В начале истории нашей финны и чудь суть развалины каких-то огромных народов, претворившихся в массу других племен – варягов и славян: остатки финских поколений находятся в разных российских губерниях, особенно северных и восточных, под разными названиями. Посему и самых россиян можно разделять на россиян славянского и финского происхождения, хотя при таком превращении невозможно, чтобы у них не сохранились коренные и кровные их качества в позднейших их поколениях124.
Северные славяне, поселяясь между финскими племенами и по соседству с оными и превышая их своей образованностью, более сообщили им своих понятий и обычаев, чем сами от них заимствовали. Последние долее оставались в язычестве, чем первые: у них глубже укоренились древние суеверия, нежели у русских славян. В именах мифологических между русским и финским почти нет сходства, кроме весьма малого, например: Перун в Piru, родительный – Pirum125. У финнов также празднуется Иванов день, в который ночью зажигается костер из хвороста и сучьев, известный под именем Kokko126, а в Новгородской губернии, где есть и селение Кокуй, называется этот огонь кокуем, от которого, вероятно, получила свое наименование Кукуевой Немецкая слобода в Москве127. В XVI веке чудь и русские на Иванов день, 24 июня, собирали травы в пустынях и дубравах с суеверными обрядами, а ночью веселились, били в бубны, играли на сопелях и гудках; молодицы и девицы плясали, обнимались с юношами, забывая стыд и целомудрие128.
Абевега и Георги свидетельствуют, что ижорцы, племя финское, на Иванов день под дубом закалают белого петуха, который у скандинавов был символом огня. Колдовство, волшебство, коби и кудесы, или чудеса, господствовали между финскими племенами и чудинами, даже самые новгородцы нередко ходили к чудским кудесникам для гаданий. Сами скандинавы почитали финнов величайшими колдунами и чародеями, а землю их – страной чудес и превращений. В средние века имя финн то же значило, что колдун; даже и до сих пор в Финляндии есть колдуны (Tietyat, Noijat)129. Как у балтийских славян главный храм находился в Ретре, так у финнов – в Биармии и посвящен был Юмале: в Ретрийском Пантеоне находились вместе со славянскими и тевтонскими финские божества.
Достойно замечания и исследование то, что суеверные понятия почти одинаковы у всех жителей глубокого Севера: финские колдуны, татарские шаманы, гренландские ангекоксы сходны в своих действиях. У шведов и русских финны заимствовали многие поверья, обычаи и обряды. Они думают, что в лесах живет пара страшных леших – один мужского пола Liekkoner, являющийся иногда в виде птицы, собаки, человека, другой – женского, Ajattara, сбивающий с дороги прохожих и проезжих. У шведов домовой, известный под именем Мага, у финнов называется pajnajainen, то есть гнетущий, давящий — ходит в виде белой кошки или белой женщины, освещающей собой всю комнату, как постень, наваливается на спящего и давит грудь его так, что тот не может поворотиться. В Карелии, недалеко от Выборга, есть гора каменная, слывущая у финнов Tyrjan wuori, то есть гора Тура, или Тора, прославляемого в некоторых финских и русских песнях и столь известного в скандинавской мифологии. Как на юге России ведьмы слетаются на Лысую гору под Иванов день, так, по мнению финнов, в ночь на Светлое Воскресенье они уносят собранные ими шерсть и хвосты на высокую гору, называемую по-фински Blakulla, или Blocks-berget, – островок, находящийся в Кальмарском проливе.
В праздничные дни у финнов совершаются разные суеверные обряды, частью остатки от времен католицизма, например, в Егорьев день (23 апреля), который празднуется песнями, играми и попойками, в Екатеринин (25 ноября), всех Святых. Как у велико-россиян в день Бориса и Глеба, так у финнов в день св. Олова (29 июля) не занимаются сельскими работами, чтобы не лишиться плода оных. Христианские праздники отправляются у финнов со многими увеселениями и играми; на Святой они приготовляют пресные лепешки из муки (mammi), об Рождестве Христове в честь грома пекут большой хлеб, выставляемый накануне сего праздника и хранимый до весеннего посева, во время коего он раздается всем домашним. Рождество (Joulu) почитается величайшим в году торжеством; на третий день оного (27 декабря, память св. Стефана) молодые мужчины, ходя со двора на двор, спрашивают: дома ли Стефан? Ответом служит угощение пивом и вином. В Саволаксии, особенно в Карелии и северной Остроботнии, день всех Святых (Kekri, Кбугу) есть большой праздник жатвы, совершаемый со многими суеверными обрядами и песнями. Во вторник на Маслянице по всей Финляндии едят блины и другие жирные кушанья, катаются на санях и лыжах по горам, а на Святой неделе, подобно русским, качаются на качелях. В весенние и летние праздники бывают хороводы, кои прежде важивали старухи.
Как литовская мифология и эортология представляют нам многие черты, общие со славянорусскими и древнепрусскими, то, прежде чем приступим к сличению оных, скажем о самом значении литвы. Под словом литва разумеются два разных племени, именно: 1) Литва означает Великое княжество Литовское в наибольшем его распространении; а как собственная Литва, говорящая своим особенным языком, составляла самую малую часть народонаселения, то под Литвой разумели россиян, или русинов, Великого княжества Литовского; 2) литва – народ отличного от славян племени, говорящий языком неведомого происхождения и известный в Виленской губернии под именем жмуди. У польских писателей Литва часто употребляется вместо Литовской Руси и вместо жмуди или самогиции. В отечественных летописях литва называется поганою, вероятно, по приверженности оной к по-ганским, то есть языческим, обычаям.
Литовская мифология подвергалась сильному влиянию римских переселенцев, германцев и славян. Между великими и малыми богами и богинями оной встречаются сходные с римскими и греческими130. У литовцев Perkunas, как у славян Перун, почитался богом грома, которым они клялись; самое слово на литовском значило громовой удар. Когда гремит гром, то и доныне литовцы говорят: Перку и едет на своей колеснице. У литовского города Ромове стоял огромный вечнозеленый дуб, посвященный Перкуну, предприяти коим теплился неугасаемый огонь. Вместе с городом истреблен и дуб Гедемином в XIV веке. К имени Перу и придавалось у первых Dewas, или Div, то есть бог. Литовский Gurko, известный также под именем Ziemienikas, по мнению Бандке131, соответствовал славянскому Горовиду, а может быть, и горке, преобразившейся в уменьшительное от имени Георгия: Гурко был богом земным урожая хлеба. Богиней, матерью святого огня, была у литовцев Praurime, сходная с римской Вестой. Ладо, как выше заметили мы, известна была у литовцев, у которых дни с 25 мая по 25 июня посвящались сему божеству, коему приносили в жертву белых петухов, в честь его певались девицами на лугах песни с припевами, какие и в русских есть песнях: Lado, Lado, Lado, didie musu dewe, то есть Ладо! великая наша богиня! Простолюдины величали ее золотой Ладой, которая, по-видимому, то же была, что у обдорцев Золотая баба, имевшая храм свой на Оби. Мать перунов и молний именовалась Perku-natele, разделявшая с Перуном владычество на земле им на небе; в жмуди давалось сие прозвание Пресвятой Богородице: Po