Стаб

Не знаю, что это, но звучало соблазнительно.

- А сейчас могу угостить тебя яблоками. Пробовал когда-нибудь? - Я замотал головой. - Фрик принеси. И печенье захвати с кухни.

Это был примитивнейший подкуп, и я понимал это, но не смог противостоять "яблокам" и "печенью". Майлз хотел иметь своего человека в доме Многорукого уже давно. Наверное, он не верил, что когда-нибудь это вообще случится.

- Отдашь ему их, ладно? - Он подтолкнул фотографии ко мне, и я их поспешно спрятал в карман. Совсем не так аккуратно, как требовала такая драгоценность. - А в следующий раз, как придёшь, захватишь таких же красоток? Может, даже журнал? Многорукий говорил, у него куча журналов с обнажёнкой.

- Ладно. - Я отвечал только на самый первый вопрос, но Майлз так просиял, что мне стало совестно его переубеждать.

- Отлично! Я знал, что на тебя можно положиться, братишка.

Фрик принёс угощение и сел рядом со мной.

- Жуй, не стесняйся.

- На самом деле... мне нужно идти...

- Да брось, посиди ещё, - настоял Майлз. - У нас тут новые лица - редкость.

- Но не сегодня. - Фрик имел в виду Зорких, которые и к ним нос сунули.

- Да, сегодня у нас с самого утра много посетителей. Но такого на моей памяти не было.

Я откусил от печенья, и понял, что пропал.

- Вкусно?

Я почувствовал, как глаза защипало, слезы скапливались на нижних веках.

- Так к Многорукому тоже Зоркие заглядывали?

Печений хватило как раз на то, чтобы я рассказал эту историю.

- Он что-то сделал с командиром, - закончил я. - Я такое видел только раз. Когда иерарх прикоснулся к парню, и тот обмочился. Это - то же самое. - Я посмотрел на их впечатленные лица. - Он сказал, что так могут все искусственные люди.

- Не знаю, кто он такой, но точно не из пробирки, - пробормотал Фрик.

- Да, все из пробирки - химические кастраты. Если он импотент, тогда на хрена ему столько порнухи?

- С такими дебилами, как ты, расплачиваться.

- Он отдал за свою коллекцию кучу бабла, вряд ли это окупается, если брать дешёвую выпивку в такой дыре. - Майлз помахал рукой, словно отгонял все возможные предположения друга. - В любом случае, не советую тебе лезть к нему в душу. Очевидно, сейчас Многорукий заинтересован держать тебя рядом, но у него настроение меняется на раз-два.

- Да, как у грёбаных энитов.

- Почему его так зовут? - спросил я. - Это же что-то значит?

Мужчины переглянулись. Очевидно, слова о том, что копаться в прошлом местного элиминатора опасно, я пропустил мимо ушей

- Не знаю, его так звали еще до того, как мы тут появились.

- Говорят, еще до Мэда.

- Он сказал, ему только двадцать, - вставил я.

- Не, вряд ли. - Майлз загибал пальцы. - Я обустроился здесь три года назад, Фрик подгрёб через год. А через неделю Мэд отмечал юбилей - пять лет со дня своего воцарения. Получается, Многорукий появился здесь как минимум в тринадцать? И он уже был элиминатором.

- Лицензию выдают с шестнадцати, - добавил Фрик. - А значит ему... двадцать три,

Я восторженно на них уставился. Эти двое в совершенстве знали язык и арифметику. Могли читать, писать, делать сложные вычисления и вообще вытворять такое, о чем неграмотные приютские мальчишки могли только мечтать.

- Да, так повышаются шансы на выживание, - согласился Майлз.

Я оттянул футболку на груди.

- Тогда скажете, что здесь написано?

Глава 7

Я тащил бутылки, по одной в каждой руке, и думал: такие отношения нормальны? И я сейчас говорю не о надписях на футболке, а о том, что я несу крепкий алкоголь мужику, о котором ничего толком не знаю. Кроме того, что он дважды спас меня, ага.

Теперь я уже не обращал внимания на прохожих и не сомневался в правильности пути - Фрик объяснил мне, как быстро выйти к дому Многорукого.

- Не знаю, какие у вас там отношения, но, если это в твоих силах, не давай ему много пить, - вспомнил я его напутственные слова.

- А?! - Разве это должен говорить мужик, после того, как всучил мне два литра целума?

- Ну... его клинит, когда он перестарается с этим делом. Творит всякое, знаешь... В общем, лучше ему пить поменьше или никуда не выходить, если напьётся. Может он и тебя подобрал, когда не в себе был?

Да, потому что по мне видно, что спасти меня может лишь надравшийся психопат.

Меня замутило, и я остановился, чтобы перевести дух. Ладони стали скользкими от пота, хотя мне не было жарко, и я совершенно не устал. Я перехватил бутылки поудобнее. Голова кружилась, и у меня не было никаких идей по какой причине.

Я пошел дальше, дыша глубже, веря, что дурнота скоро пройдёт. На меня мог так подействовать только разговор. Но злость никогда раньше не проявлялась на физическом уровне.

Когда до крыльца оставалось всего несколько метров, я понял, что умираю. Я буквально заполз на ступеньки, дотянулся до ручки, толкнул дверь. И как только я оказался за порогом, внутри меня что-то щелкнуло.

Стоя на четвереньках, я освободил желудок от печенья и яблок. Я никогда раньше не болел, поэтому не знал, что со мной и как себя вести. Я был напуган. Меня всего трясло. Я прислушивался к своему телу, в ужасе от того, что чувствую его так явно. Каждую клеточку, разрываемую болью. Я заскулил, свалившись на бок, хотя мне меньше всего хотелось, чтобы меня таким видел Многорукий.

- Три часа и тридцать две минуты. - Он спускался с лестницы. Так же медленно, как я уходил. - Бегаешь ты отстойно. И если уж ты так гордишься своей скоростью, страшно подумать, как ты делаешь то, в чем ты профан.

Я хотел огрызнуться:

А ты минуты считал?

Но простонал лишь:

- Я умираю.

Многорукий присел передо мной, подняв с пола одну из бутылок.

- Ты как настоящий солдат выполнил приказ ценой жизни. Но если ты всерьёз собрался сдохнуть, сделай это на улице.

- Меня отравили.

- Правильно сделали. Я сказал тебе метнуться туда и обратно, а ты там решил остаться на фуршет. Мило посидели?

Он отвинтил крышку и приник к бутылке. Я смотрел, как быстро двигается его кадык. Он хлестал выпивку, как воду, не морщась и не отрываясь до тех пор, пока не осушил половину.

- Прости... спаси меня... - Не знаю, с чего я взял, что он может справиться и с этим. Он не был похож на лекаря. Скорее даже наоборот.

- А-а, это уже второй раз за день. - Он наклонился надо мной, и я весь замер в ожидании облегчения. Но Многорукий лишь запустил руку в мой карман и достал торчавшие оттуда фотографии. - Это еще что за хрень?

А то ты не знаешь.

Он разглядывал их неторопливо, словно видел впервые.

- Нашел себе объекты для подражания?

Я не понимал его. На этот раз и не хотел понимать, если честно.

- Вот эта - ничего. И эта тоже. Да все они - горяченькие. Окажись здесь любая из них, началась бы новая война, представляешь? А этого наши иерархи ни в коем случае не допустят. - Он приблизил одну из картинок к моему лицу, словно оценивая различия. - Непохож.

Кинув фотографии себе за спину, словно ничего не стоящий мусор (за который Майлз продал бы душу), Многорукий выпрямился и пошел наверх. Он забрал бутылки с собой, а меня оставил на полу, давая поразмыслить над моим положением в этом доме.

Я уже давно раскаялся во всех грехах, но боль не утихала. Меня выворачивало снова и снова, пока не осталось ничего. Я чувствовал себя полым, словно труба - и морально, и физически. И когда я уже смирился со смертью, передо мной вновь появился Многорукий. Он успел переодеться во что-то настолько крутое, что даже умирающий я оценил.

- Это всего лишь адаптация к новому меню. Твоё тело требует того психотропного дерьма, которым тебя пичкали в приюте. Привыкай. Ты ещё долго отходить будешь. - Я не умру?! - Приведи себя в порядок. Больше пей. И для твоего же блага никуда не лезь.