Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 31

Иван Александрович Клочков был первым заместителем директора ИРФХБ по хозяйственной части, «по общим вопросам», как стали называть эту должность позже. В 1959–64 гг. на нём лежала главная ответственность за реконструкцию здания и за всё сложное хозяйство нового института. И он, уже немолодой, полный человек с отдышкой работал и работал, и ушёл на пенсию, когда ему стало совсем невмоготу. Он опирался на коллектив механических мастерских, электриков и сантехников Института. Они, ребята, пришедшие из армии, делали своими руками очень много для реконструкции здания, а Иван Александрович очень их любил, поощрял и защищал. Он и лаборантов нам подбирал: пригласил на работу в Институт целую группу выпускниц средней школы, лично знакомых ему, и большинство из них оказалось хорошими и толковыми лаборантами. Некоторые из них поступили на вечерние отделения в МГУ и другие вузы. Моя лаборант, Тамара Васильевна Боровкова, «завербованная» дядей Ваней, как она его звала, стала потом кандидатом наук в Институте гематологии АМН СССР. Я специально привожу этот пример для характеристики стиля академического института 60-х годов: те, кто «обжигал горшки», тянулись к знаниям и росли. Препараторы и лаборанты, пришедшие прямо из школы, получали высшее образование. В. В. Чуканов – слесарь высокого разряда, стал начальником механических мастерских, потом закончил Нефтяной институт им. Губкина по специальности «Приборостроение и автоматизация», выполнил дипломный проект по автоматизации «…выделения и очистки аспартатаминотрансферазы», как он с гордостью сам выговаривал это название. После этого он стал главным инженером Института, а потом и заместителем директора по общим вопросам, достойным воспитанником И. А. Клочкова.

После Клочкова и до Чуканова заместителем директора по общим вопросам был П. П. Гамынин, человек профессорского вида, в золотых очках. При нём его подчинённые во главе с Чукановым расширили и оборудовали для прохода людей технический тоннель из главного здания Института (дом 32) во флигель (дом 34) и тем избавили нас от необходимости бегать зимой по улице, по морозу, из одного здания в другое – чаще всего раздетыми. Постройка этого тоннеля была серьёзным вкладом в работу соседних Институтов (ИМБ и ИБХ), ибо некоторые лаборатории обоих институтов, а также редакции журналов, научные советы, бухгалтерия ИМБ, мастерские ИБХ располагались во флигеле, в доме 34.

После строительства тоннеля под надзором П. П. Гамынина было построено пятиэтажное здание в виде пристойки к дому 32, в которой разместилось несколько лабораторий.

Встреча коллег-ветеранов института. Слева направо Г. Гурский, Ю. Богданов, А. Суровая, А. Жузе, Е. Твердохлебов, Т. Цилевич. Примерно 1999 г. (Из архива ИМБ РАН).

И ещё один важный аспект технической работы вспомогательных служб Института: была организована квалифицированная группа техников – электронщиков и механиков, изготавливавших лабораторную технику: перистальтические насосы для коллекторов фракций и сами коллекторы, чинивших спектральные и электронные приборы и т. п. У этой группы было квалифицированное научно-техническое руководство в лице кандидата технических наук Л. Б. Каминира, которому помогал его сотрудник Э. Крейндлин.

Кафе «Спираль» и ещё немного о стиле Института

Кафе «Спираль» – это были эпизодические вечерние встречи научных работников Института с литераторами, артистами, историками. Они происходили в 60–70-х годах в полуподвальном помещении столовой Института, и кофе действительно подавался. Организаторам разрешалось пользоваться кухней, а «официанты» были из числа институтской молодежи. Душой и организаторами были М. Я. Тимофеева, В. В. Гречко, Л. Е. Минченкова, Э. Е. Минят и Л. Л. Киселёв. Из состоявшихся в кафе встреч я запомнил четыре: дважды приходил историк и писатель Натан Эдельман, который интересно рассказывал о дневниках Екатерины II и о декабристах, а молодой искусствовед Виталий Вульф – о детях А. Пушкина и о Наталии Гончаровой. Всё это были сведения, которые тогда, как правило, не публиковались, ибо отличались от устоявшихся догм, и это были новые для большинства из нас, биологов, знания и эмоции! Прекрасным был вечер в кафе, на котором выступала любимая В. А. Энгельгардтом певица-исполнительница романсов Г. Карева. Романс «Отцвели уж давно хризантемы в саду» она исполнила специально по его просьбе. А из встреч, на которых я не присутствовал, можно назвать встречи с народным артистом Казаковым, писателем Фазилем Искандером и Владимиром Высоцким. Эти гости «кафе» были «знаковыми фигурами» культурной жизни страны того времени. Кроме того, выступали историк Померанц, и племянник писателя Евгений Пастернак.





Встреча бывших сотрудников и аспирантов Института молекулярной биологии во время празднования 50-летия Института в мае 2009 г. Слева направо: академик Ю. В. Ильин, доктора наук, профессора Г. Б. Завильгельский, В. И. Иванов, Н. А. Ляпунова. (Фото автора).

Встречами в «кафе» не ограничивалась культурная жизнь в институте. Существенную культуртрегерскую роль в Институте играл С. Г. Тулькес, сотрудник Лаборатории изотопных методов. Он был физиком по образованию, окончившим Тбилисский университет. Он вёл какую-то плановую работу в лаборатории, но для интеллигенции института важнее была его эстетическая миссия: он оформлял стенгазету, писал плакаты для школ по молекулярной биологии, информировал нас о художественных выставках, концертах и сам был интересным художником. В 80-е годы он стал выставлять свои акварели и пастели на выставках. Он ездил с университетскими биофизиками на Беломорскую биостанцию МГУ и привез оттуда серию прекрасных пейзажей. Им были написаны очень удачные портреты А. Эйнштейна, Б. Пастернака и В. А. Энельгардта. Он был полезен в коллективе лабораторных работников для того, чтобы не дать лабораторным работникам «засохнуть» и не дать блуждать без руля в океане художественной информации. В. А. Энгельгардт, человек с определёнными вкусами в поэзии и живописи, очень ценил миссию Сэма Тулькеса в институте.

Ещё одним «институтским каналом» в искусство была пианистка Маргарита Чхеидзе, жена доктора биологических наук К. А. Кафиани, бывшего аспиранта В. А. Энгельгардта и руководителя группы в Институте. Время от времени К. Кафиани приглашал нас на её концерты то в зале им. Гнесиных, то в Доме Союзов.

Понятно, что доморощенные культурные явления типа «Кафе Спираль», выставки С. Тулькеса и концерты М. Чхеидзе были каплями в культурном море Москвы, и люди, нуждающиеся в том, чтобы время от времени вырываться из лабораторий на концерт или на выставку, могли бы обойтись и без этих «доморощенных поводырей». Однако молодежь, да и люди постарше, работавшие в институте с утра и до поздней темноты, всегда были благодарны тем, кто мог подсказать им или хотя бы рассказать, что происходит в культурном мире.

Вместо заключения

Целью этого очерка было описать, как постепенно формировался коллектив академического института, составленный из специалистов очень разного образования и разных специальностей: биологов, химиков и физиков, и насколько удачно оказалась эта кооперация и взаимное обучение в области, которая получила название «молекулярная биология». Напоминаю, что весь этот процесс развивался в стране со слабо развитыми возможностями для высокотехнологичной исследовательской работы на стыке наук, со слабыми связями с внешним миром (где наука всегда развивалась свободно и быстро). Я стремился показать как, «несмотря на, тем не менее и так или иначе» (“in spite of, nevertheless and anyhow” – N.V. Timofeef-Resovsky) в результате вырос крупный и лидирующий в отечественной науке институт, который сохранил эту роль, по крайней мере до начала XXI века, даже в исключительно трудные для российской науки 1990-е годы. В этом большую роль сыграл новый директор Института, академик А. Д. Мирзабеков. Работая в 90-е годы ежегодно по полгода в США, он нашёл себе блестящего заместителя, ежегодно (по 6 месяцев) исполнявшего обязанности директора – А. А. Краевского, также избранного академиком. Оба они использовали большой опыт работы в институте и широкий академический опыт другого заместителя директора – биолога А. В. Зеленина. Не менее важно, что они опирались как на ветеранов Института, так и на «среднее звено», выросшее при Энгельгардте и, конечно, на молодёжь.