Страница 28 из 35
Еще раньше, 28 октября 1928 года, Бабель писал матери Фане Ароновне: «Несмотря на все хлопоты – чувствую себя на родной почве хорошо. Здесь бедно, во многом грустно, – но это мой материал, мой язык, мои интересы. И все больше чувствую, как с каждым днем я возвращаюсь к нормальному моему состоянию, а в Париже что-то во мне было не свое, приклеенное. Гулять за границей я согласен, а работать надо здесь».
Жизнь наперекосяк: жена в Париже, Бабель в России. И это счастливая семейная жизнь? Конечно, Исаак Эммануилович одиноким не оставался: женщин привлекал его интеллект, юмор и природное обаяние. Одна из них – актриса театра Мейерхольда Тамара Каширина, которая родила Бабелю сына Мишу и… вышла замуж за другого, за писателя Всеволода Иванова, автора знаменитой пьесы «Бронепоезд 14–69» (очевидно, бронепоезд оказался более надежным средством передвижения по жизни, чем лукавый сатирик из Одессы).
А какие замечательные письма писал Бабель Тамаре Кашириной:
«Мой милый, чудный, любимый друг!.. Тамара, утешение мое на земле, пишите мне каждый день. Я чувствую, что заслужил это. Я думаю о Вас с отчаянием и любовью, от которых некуда бежать… Я очень грустен в Киеве. Какая несправедливая жизнь, какие ненужные кругом люди… Кашироч-ка… милая, не оставляйте меня одного… Дух мой грустен. Его надо лечить. Не тебя ли взять в доктора? Нет. Рецепт мне известен. Это – одиночество, свобода, бедность. Я медленно иду к этой цели…»
Отрывки из разных писем. Но суть одна – любовь и одиночество. Но потом на Тамарином фронте появился Всеволод Иванов, и, как вспоминала Каширина, «Бабель и Иванов были большими друзьями до того, как мы с Всеволодом стали жить вместе. Но с тех пор они друг друга буквально не могли терпеть. И даже тогда мы приезжали к Горькому, а у него гостил Бабель, то его от нас прятали. Я в этом никак не виновата. Жена Пастернака Зинаида Николаевна была раньше замужем за Нейгаузом, и от Нейгауза у нее было два сына – так вот Нейгауз в доме Пастернака всегда был самым дорогим и любимым человеком. Это естественно и нормально. Ненормально, когда сперва любишь, а потом не пускаешь на порог…»
Затем в жизни Бабеля появилась Антонина Пирожкова, на которой он женился в 1932 году, как признавался художнице Валентине Ходасевич – «на дивной женщине с изумительной анкетой – мать неграмотная, а сама инженер Метростроя». Родилась дочь Лида.
Антонина была моложе Бабеля на 15 лет и только что приехала в Москву, и знакомство с Бабелем началось с «краеведческих» прогулок по столице. Инженер-метростроевец и «инженер человеческих душ» быстро сомкнули две свои жизни, хотя рядом с красавицей-женой Бабель выглядел не только непрезентабельно, но и подозрительно, как «пятая колонна». А она, как представили ее писателю, – «принцесса Турандот из конструкторского отдела». Бабель часто звонил ей на работу и представлялся, пугая всех, что звонят из Кремля.
Когда Бабеля арестовали, то Пирожкову не тронули, но как жену «врага народа» уволили из Метростроя. Антонина Николаевна пережила Исаака Бабеля на долгие десятилетия и ушла из жизни 12 сентября 2010 года в возрасте – и это удивительно! – 101 года. Последняя великая вдова…
Как это делалось в Одессе – это рассказы Бабеля. А как это делалось на Лубянке – это о горькой участи писателя. Исаак Эммануилович мог этого избежать, оставшись на Западе, но (повторимся) не захотел, рвался на родину. В письме к сво-
ей давней знакомой Анне Слоним 4 октября 1937 года Бабель писал: «…О Париже что же сказать? В хорошие минуты я чувствую, что он прекрасен, а в дурные минуты мне стыдно того, что душонка и одышка заслоняют от меня прекрасную, но чуждую, трижды чуждую жизнь. Пора бы и мне обзавестись родиной…»
Несколько дней спустя, 28 октября, другу Исааку Лившицу: «…Все очень интересно, но, по совести говоря, у меня не выходит. Духовная жизнь в России благородней. Я отравлен Россией, скучаю по ней, только о России и думаю…»
И тому же Лившицу: «…Жить здесь в смысле индивидуальной свободы превосходно, но мы – из России – тоскуем по ветру больших мыслей и больших страстей…»
И радостное сообщение, что возвращается, едет в Варшаву, «а оттеда через небезызвестную Шепетовку в Киев…».
Ах, Шепетовка, ах, Киев, ах, ветры больших мыслей и больших страстей. До гибели Бабеля оставалось меньше 12 лет…
Бабель неустанно работает. Знаменитые рассказы «Фраим Грач», «Ди Грассо», драма «Закат», пьеса «Мария». Сочиняет для кино. Задумал повесть «Коля Топуз» и роман «ЧеКа» – тянуло к гибели…
Надежда Мандельштам вспоминала: «Осип заинтересовался, почему Бабеля тянет к “милиционерам”. Распределитель, где выдают смерть? Вложить персты? – Нет, – ответил Бабель, – пальцами трогать не буду, а так потяну носом: чем пахнет?»
Читатели требовали от Бабеля повторения успеха «Конармии», но такого успеха уже не могло быть. Он мало находился дома, колесил по стране. Внешне оставался веселым, а внутри души было темно и глухо. «Почему у меня непроходящая тоска? Разлетается жизнь, я на большой непроходящей панихиде», – записал Бабель в дневнике. После убийства Кирова по стране зашагал большой террор. То один, то другой близкий и знакомый исчезали. И в одном из писем к матери Бабель сообщал: «Главные прогулки по-прежнему по кладбищу или в крематорий». Достаточно прозрачный эзопов язык. И не случайно в одном из рассказов промелькнула пророческая фраза: «А тем временем несчастье шлялось под окнами, как нищий на заре».
Пушкинские строки «Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю…» прямо относятся к Бабелю, он явно ходил по краю, когда стал посещать литературный салон своей одесской знакомой Евгении Ханютиной и соперничал в любовных успехах с наркомом НКВД Ежовым, мужем Евгении Соломоновны. Бабелю казалось, что, сближаясь с чекистским логовом, он тем самым избегает опасности. Наивное заблуждение: Бабеля пасли «органы» с 1934 года, и фиксировалось все то, что он говорил о советской власти.
За ним пришли на рассвете 16 мая 1939 года на дачу в Переделкино. Когда кончился обыск, Бабель тихо сказал жене Антонине: «Не дали закончить…». Вероятно, писатель имел в виду «Новые рассказы». «Когда-то увидимся…» – обратился Бабель к жене и исчез за тяжелыми воротами Лубянки.
При обыске в Николоворобинском изъяли 15 папок, 11 записных книжек, 7 блокнотов с записями, более 500 писем – материалы на несколько томов. Из книг, подаренных Бабелю, выдирали листы с дарственными надписями… И завели «Дело № 419», обвинили писателя в шпионаже, ну конечно, французский и австрийский шпион!..
Далее Сухановская тюрьма, пытки, выбитые показания… В апреле 39-го в Сухановскую тюрьму угодил и бывший нарком Ежов. Погибла и Евгения Ханютина.
На допросах Бабель признался в том, чего не совершал, оговорил ряд своих коллег, но потом отказался от своих показаний. Но это уже не имело никакого значения. 27 января 1940 года в 1.30 Исаака Бабеля расстреляли, а его останки кремировали. Был человек – нет человека. Творил писатель – и больше уже ничего не сочинит.
Вдове в течение долгих лет на все ее запросы о судьбе Бабеля отписывали: «Жив. Здоров. Содержится в лагерях». А потом Бабеля реабилитировали: невиновен! Вернулись книги. Первое издание «Избранного» Бабеля появилось в 1957 году. И те, кто не знал творчества Бабеля, воскликнули: «Какой мощный стилист!» Кстати, сам Бабель как-то написал Паустовскому: «Стилем-с берем, стилем-с. Я готов написать рассказ о стирке белья: и он, может быть, будет звучать, как проза Юлия Цезаря».
В 1946-м Иван Бунин в Париже беседовал с кем-то из сталинских эмиссаров: «Скажите, вот был такой писатель – Бабель. Человек бесспорно талантливый. Почему о нем ничего не слышно? Где он теперь?»
Интересный вопрос: где? В сталинскую эпоху отправляли на смерть и в забвение не только писателей, но сподвижников самого вождя, к примеру, в какой-то момент Сталин хотел зачеркнуть и маршала Семена Михайловича Буденного. Того, кто прославился в Гражданскую войну и ответил на вопрос: «Вам нравится Бабель?» – «Это смотря какой бабель», – усмехнулся маршал. И вот к нему на дачу поехали чекисты с ордером на арест. Когда Буденный их увидел у ворот, он бросился к телефону звонить в Кремль: «Иосиф! Контрреволюция! Меня пришли арестовывать! Живым не сдамся!» Затем выставил пулемет «Максим» и приготовился отразить вторжение. Чекисты отступили, и маршала после этого случая оставили в покое.