Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 44 из 59

Одна рука на моём горле, другая между моих ног. Одна обхватывает, другая сжимает. Одна достаточным давит, чтобы заставить меня трепетать от страха, другая пробирается под шёлковое бельё в поисках плоти, крадя моё дыхание.

— Ты моя, Икс.

Я могу только стонать в ответ. Он сгибает пальцы, я становлюсь чувствительной и горю от потребности, меня трясёт, ноги подкашиваются.

Я кончаю, быстро и сильно.

Но я ещё не закончила. Нет, нет. Пока я набираюсь сил встать самостоятельно, он вытаскивает из меня пальцы и расстёгивает молнию на брюках. Моё платье собирается вокруг бёдер, я чувствую горячее дыхание около своего уха, и затем моё нижнее бельё исчезает, оставляя меня обнажённой от талии и ниже, воздух в комнате прохладный, а моя влажная сущность очень горячая. Слышу, как он снимает туфли, а брюки и ремень со стуком падают на пол. Калеб ногами подталкивает меня, а рукой наклоняет вперёд. Моё лоно обнажано, выставлено на показ. Я теку от желания. Мне больно. Боже, как мне больно.

Рука на моём горле не ослабляет свою хватку, и теперь, когда Калеб наклонил меня вперёд, его рука — всё, что удерживает меня от падения.

Раздаётся глубокий стон, и Калеб заполняет меня. Глубоко, медленно и жёстко.

— Чувствуешь, Икс? Ты чувствуешь нас?

Я не знаю, как это понимать. Слова никогда не входили в это уравнение, никогда не были частью этого действия.

— Да, Калеб.

— Да что?

— Да, я чувствую.

Но всё абсолютно так же, как обычно. Несмотря на слова, несмотря на эмоции, всё то же самое. Я вижу только пол. Чувствую только то, что мне позволено чувствовать.

Но потом что-то меняется. Толчок, другой. Я стону, спотыкаюсь, дрожу, только рука на горле удерживает меня в вертикальном положении. У меня головокружение из-за недостатка дыхания. Калеб меня не душит, но всё же ограничивает мне кислород.

Контролирует.

Но я хочу большего.

— Я хочу видеть тебя, Калеб, — я произношу это вслух и поражаюсь своей смелости.

Наполненность внутри меня исчезает, и меня поднимают в вертикальное положение рывком за волосы. Он разворачивает меня. Глаза огненные, сверкающие, тёмные и непостижимые.

— Ты хочешь меня видеть?

Боже, это тело головокружительно прекрасно. Твёрдые и огромные мышцы. Чёткие, как будто вырезанные и идеальные. Я протягиваю руку, и на секунду мне позволено прикоснуться к твёрдой плоти, но только на мгновение.

Он снимает с меня платье, быстро справляется с бюстгальтером без бретелек, и вот я обнажена.

Толкает меня назад, и я спотыкаюсь о что-то.

Я настолько сосредоточена на мужчине перед собой, что не замечаю ничего вокруг. Думаю, это диван. Я опускаюсь назад на спинку дивана, а мужское тепло и твёрдость следуют за мной. Я лежу на спине, ноги висят над краем, словно в космосе. Широкая мужская плоть и мышцы заполняют пространство, раздвигая мои ноги. Он хватает мои бёдра, тянет на себя, а затем приподнимает. Я вижу острые черты лица и чёрную щетину, дикие, сердитые глаза, тонкую линию рта. У меня есть момент чтобы вдохнуть, момент, чтобы посмотреть, увидеть его грудь и рельефный живот, а затем одним толком он вводит свою толстую эрекцию прямо в меня.

Я вскрикиваю от неожиданности. Она царапает меня изнутри, наполняет под странным углом, наполненность, но другая. Руки обхватывают мои бёдра, меня поднимают и тянут назад для следующего толчка, жесткого и грубого.

— О... Боже.

Его жёсткие движения причиняют боль и блаженство.

— Ты моя, Икс. Ты, чёрт возьми, принадлежишь мне.

Бёдра стучат друг об друга, и я подаюсь вперёд, но сильные руки удерживают меня и подтаскивают обратно для следующего мощного толчка.

Тёмные глаза не оставляют моих. Я не могу посмотреть в сторону, даже закрыть глаза, когда дрожь оргазма проходит сквозь меня. Не могу отвернуться, нет.





— Моя, — ещё один толчок, и я отправляюсь через край. — Скажи это, Икс. Скажи, чёрт возьми! Скажи, что ты моя.

Мне необходим следующий толчок, он нужен, чтобы остаться здесь, на стороне блаженства, где всё кажется ничем, и ничто не имеет значения, кроме тепла и полноты, лёгкой боли и жара, властных рук на моих бёдрах и звуков удара плоти об плоть. Сейчас это всё, что имеет значение. Мне это необходимо, этот момент, это сейчас.

— Я твоя, Калеб, — произношу я всхлипывая.

Как только эти три слова слетают с моих губ, я чувствую жаркий влажный порыв освобождения внутри себя, чувствую, как тяжёлое тело падает вперёд, и я принимаю его вес, чувствуя жёсткие мышцы под руками. Щетина на моем лице, щека прижата к щеке. Моменты нашего дыхания, резкого и рваного.

— Икс.

Моё имя, произнесено так... с такой... не уязвимостью, но чем-то, что мне нравится и я хочу верить всему, что слышала за последние несколько минут.

Мне следует сказать что-то, но что?

Вдруг тяжесть веса пропадает, и я вновь вижу холодную статую с пустым выражением лица.

— Мне пора.

Я лежу на диване, голая и пресыщенная, смущённая и эмоционально разрушенная. Смотрю на его обнажённое тело, как оно, дюйм за дюймом, скрывается за дорогостоящей одеждой. Обувь он надевает в последнюю очередь, быстро завязывая шнурки.

— Не уходи, — прошу я с надеждой.

Пауза. Нерешительность. Всё, что я могу видеть, это широкую спину, узкую талию и сильные ноги. Мне не видно выражения его красивого, слишком красивого лица.

— Я не могу. Но вернусь, обещаю. Оставайся здесь. Не одевайся, — гул идёт из его груди, какие-то эмоции, слишком глубокие, мужские и бурные, чтобы выразить простыми словами. — Просто.... дождись меня. Я вернусь. И, Икс?

— Да, Калеб?

— Ты для меня особенная.

Я чувствую, как что-то во мне скручивается, затем распускается и расцветает в надежде.

Серебряный ключ поворачивается. Двери лифта открываются, он легко шагает внутрь, поворачивается, и я вижу намёк на бурю эмоций. Он многое скрывает, я понимаю.

В тихом омуте черти водятся, как говорится.

Двери лифта закрываются, и я остаюсь одна.

Отвожу взгляд на огромные окна, впускающие солнечный свет. Возможно, прошло уже полчаса с тех пор, как я вошла в этот пентхаус.

Квартира гигантских размеров. Исследуя её, я понимаю, что самый верхний этаж здания это и есть пентхаус, в нём больше квадратных метров, чем я в состоянии сосчитать. В основном пентхаус представляет собой открытое пространство, разделённое местами невысокими стенами и гипсокартонными панелями, или длинными диванами, для создания укромных уголков. Кухня подальше, вся из блестящего мрамора и нержавеющей стали. Балкон, с раздвижными дверями и крышей с откосом назад, чтобы обнажить саму балконную площадку.

А вон там, ряд гипсокартонных панелей окрашенных в стиле японской культуры, тщательно отделяют спальню. Три панели образуют барьер, из-за которой не возможно увидеть комнату. Широкая, низкая кровать с аккуратно застеленным белым одеялом. Тумбочки с обеих сторон, совершенно пустые. В стене образующей левую сторону спальни, есть дверной проём, ведущий в ванную комнату.

Внезапно я осознаю, что мне необходим душ. Я давно не мылась.

Но когда я попадаю в ванную комнату, где стоит глубокая ванна на ножках, я улыбаюсь про себя.

Я включаю горячую воду, наполняю ванну. Захожу внутрь, опаляемая восхитительным теплом, разбрызгивая воду на пол. Опускаюсь, постепенно погружаясь, до уровня носа.

Тут же в моём разуме начинается полный хаос, яростный натиск всего, о чём я отказывалась думать.

Между бёдрами я ощущаю боль, и теперь, когда источник этой боли исчез, я чувствую стыд, смущение, отвращение. Ненависть. Я снова попалась на колдовство. Калеб каким-то образом заклинает меня, заставляя забыть все возражения и все мысли, всё, что логично или рационально.

Калеб — Бог, а Боги — настойчивые... или так пишут в древних мифах. Как Бог, Калеб вмешивается в мою рациональность. Манипулирует моим телом и разумом. Топит мои чувства своим мужским совершенством, ослепляет меня красотой. Теперь, оставшись в одиночестве, я вижу только отдельные части, составляющие целое, и эффект уже не тот. Глаза, рот, челюсть; руки, кисти рук, массивная мускулатура... Это Калеб. Гнев, холод, жар тела и умелое прикосновение, то, от чего я могу расплавиться. Но всё вместе — нечто совершенно другое.