Женщина в озере

– Здесь вышиты две буквы, – сказала она холодным и сердитым тоном. – Те же инициалы, что у меня. Вы это имеете в виду?

– Да, хотя у него, возможно, имеется полдюжины знакомых молодых женщин с такими же инициалами.

– Однако вы – злой человек, – сказала она спокойно.

– Это ваш платок или нет?

Она медлила с ответом. Потом спокойно протянула руку, взяла вторую сигарету и закурила.

– Да, это мой платок, – сказала она. – Должно быть, я его когда-то там забыла. Давно. И уверяю вас, не под подушкой у Криса. Вы это хотели узнать?

Я не ответил, и она добавила:

– Видимо, он одолжил его женщине, которая любит этот сорт духов.

– Но это как-то не вяжется с Лэвери. Ее верхняя губа слегка сморщилась.

У нее были красивые губы. Мне такие нравятся.

– Я думаю, – сказала она, – что в сложившееся у вас представление о характере Лэвери нужно внести кое-какие коррективы. Если вы в этом образе обнаружили какие-то положительные черты, то это чистая случайность.

– О мертвых нельзя говорить плохо, – сказал я.

Какое-то время она сидела и смотрела на меня так, словно я ничего не сказал, и ждала, чтобы я продолжил. Потом у нее задрожало горло, и эта дрожь распространилась по всему телу. Руки судорожно сжались, сигарета сломалась.

Она посмотрела на нее и быстро бросила в пепельницу.

– Его застрелили в ванной комнате. В душевой кабине. И есть основания думать, что это сделала женщина, которая провела с ним ночь. Он как раз перед этим брился. Женщина оставила револьвер на лестнице, а этот платок под подушкой.

Она слегка пошевелилась в кресле. Теперь ее глаза были устремлены в пространство. Лицо было холодным, как у статуи.

– И вы ждете от меня, что я сообщу вам все подробности? – спросила она с горечью.

– Слушайте, мисс Фромсет, я предпочел бы в таких делах быть деликатным и чутким. Я с удовольствием сыграл бы эту сцену так, чтобы женщина вашего склада не почувствовала себя оскорбленной. Но я не могу, этого мне не позволяют ни мои клиенты, ни полиция, ни мои противники. Как бы я ни старался казаться деликатным, – дело все равно кончается тем, что я попадаю носом в дерьмо, а кулаком кому-нибудь в глаз!

Она кивнула, словно и не слышала моих слов.

– Когда его убили? – спросила она, все еще слегка дрожа.

– Полагаю, что сегодня утром. Вскоре после того, как он проснулся. Я уже говорил, он только побрился и собирался принять душ.

– Насколько я его знаю, это было не очень рано. А я здесь уже с восьми тридцати.

– Между прочим, я и не думаю, что это вы его убили.

– Спасибо, это очень любезно. Но ведь это мой платок, не так ли? Хотя и не моими духами надушен. Боюсь, что полиция не очень разбирается в запахе духов. И в некоторых других вещах.

– Верно. Это же относится и к частным детективам. Нравится вам такой тон?

– Боже мой! – сказала она и прижала ко рту тыльную сторону ладони.

– В него выстрелили пять или шесть раз. И все выстрелы кроме двух прошли мимо. Он отступил в душевую кабину. Вероятно, это была довольно мерзкая сцена. Убийца действовал с большой ненавистью. Или, наоборот, слишком обдуманно.

– Его было легко возненавидеть, – сказала она без всякого выражения. – И чертовски легко полюбить. Женщины, и даже вполне порядочные, иногда совершают такие неприятные ошибки.

– Из всего этого я могу заключить: вы когда-то думали, что полюбили его, но вы его теперь не любите и вы его не убивали.

– Да! – Ее тон теперь был сухим и легким, как духи, которыми она душилась. – Я надеюсь, вы оцените мое доверие. – Она рассмеялась коротко и горько. – Мертв, – сказала она, – бедный, эгоистичный, дешевый, скверный, красивый, фальшивый мальчишка! Мертв и холоден. Нет, мистер Марлоу, я его не убивала.

Я подождал, пока она справится с собой. Наконец она спросила спокойно:

– Мистер Кингсли знает об этом?

Я кивнул.

– И полиция, конечно, тоже?

– Еще нет. По крайней мере от меня – нет. Я нашел его тело. Дверь дома была не закрыта. Я вошел и нашел его.

Она взяла свой карандашик и потыкала в носовой платок.

– Мистер Кингсли знает об этом платке?

– Нет. О нем не знает никто, кроме вас и меня. И, конечно, того, кто его туда положил.

– Мило с вашей стороны, – сказала она сухо. – И мило, что вы так думаете.

– В вас есть оттенок высокомерия и достоинства, который мне нравится,сказал я. – Но не перегибайте палку. Чего можете от меня ожидать? Что я вытащу носовой платок из-под подушки убитого мужчины, понюхаю его и подумаю:

"Так-так! Монограмма мисс Адриенн Фромсет! Мисс Фромсет, видимо, знала Лэвери, и весьма интимно. Скажем, настолько интимно, насколько это допускает мое испорченное воображение. Значит – чрезвычайно интимно. Но эти синтетические дешевые духи – нет, мисс Фромсет никогда не стала бы пользоваться дешевыми духами! Платок лежал у Лэвери под подушкой – нет, мисс Фромсет никогда не станет класть свой платок под подушку мужчине! Стало быть, все это не может иметь никакого отношения к мисс Фромсет! Абсолютно!

Это – всего лишь обман зрения!"

– Ах, перестаньте! – сказала она. Я ухмыльнулся.

– Что вы, собственно, думаете обо мне? – в упор спросила она.

– Я бы вам сказал, но уже поздно, вы заняты! Ее лицо вспыхнуло. После паузы она спросила:

– У вас хоть есть предположение, кто это сделал?

– Предположения-то есть. И всевозможные версии. Но это все – только версии. Я боюсь, что полиция отнесется к делу проще. В шкафу у Лэвери висит несколько платьев, принадлежащих миссис Кингсли. И если им известна вся история, включая то, что произошло вчера на озере Маленького фавна, то они не станут долго рассусоливать и сразу схватятся за наручники. Конечно, сперва ее надо найти. Но для них это не очень трудно.

– Кристель Кингсли, – сказала она тихо. – Боже мой, неужели ему придется еще и это пережить!

– Это не обязательно сделала она. Убийство могло быть совершено по мотивам, о которых мы и не знаем. Например, это мог сделать кто-нибудь другой, вроде доктора Элмора.

Она быстро подняла глаза, но потом покачала головой.

– И все-таки это возможно, – настаивал я. – Правда, у нас нет против него никаких улик. Но вчера он что-то слишком нервничал для человека, которому нечего бояться. Хотя, конечно, можно трусить и не будучи ни в чем виновным.

Я встал, похлопал по краю стола и посмотрел на нее сверху вниз. У нее была очень красивая шея.

– А что будет с этим? – Она показала на носовой платок.

– Если бы это был мой платок, я бы постарался поскорее отмыть его от дешевого запаха, – сказал я улыбаясь.

– Но ведь он может что-то означать, разве нет? И даже очень многое!

– Я не думаю, чтобы это было важной уликой. Женщины вечно забывают везде свои носовые платки. Такой человек, как Лэвери, мог собирать их и складывать в ящичек из сандалового дерева. А потом какая-то женщина обнаружила этот склад и взяла себе один платок для пользования. А может быть, он сам ей дал и при этом не преминул похвастаться чужой монограммой. Я считаю его человеком как раз такого типа. Ну, прощайте, мисс Фромсет, большое спасибо за беседу!

Уже собираясь уходить, я спросил:

– Вы случайно не знаете фамилию репортера, от которого Браунвелл получил свою информацию?

Она покачала головой.

– А фамилию родителей миссис Элмор?

– Тоже нет. Но, возможно, сумею для вас узнать. Могу попробовать.

– Как?

– Ну, обычно такие вещи указываются в траурных извещениях, не так ли? А я точно помню, что в какой-то газете Лос-Анджелеса было помещено траурное извещение.

– Это было бы очень любезно с вашей стороны, – сказал я. Я провел пальцем по ребру стола и посмотрел на нее со стороны. Бледная кожа цвета слоновой кости, темные прекрасные глаза. Волосы ее блестели, как только могут блестеть волосы, и при этом были темными, как ночь.

Я вышел из кабинета. Маленькая блондинка у коммутатора посмотрела на меня с ожиданием, ее красные губки приоткрылись, казалось, она ждет от меня какой-нибудь шутки.