Страница 25 из 26
Ко мне сынок был очень внимателен, всегда помогал, чем мог. По утрам он сам просыпался, сам завтракал, сам уходил в школу, стараясь не тревожить меня. Правда, старшие тоже так поступали, беря пример с отца, но те были уже почти взрослые. А Федюша с девяти лет стал самостоятельным. Удивительно, как Федя чувствовал мое состояние. Мои мысли передавались ему.
Однажды под большой праздник я ему сказала, что болею и не пойду в храм. Он уехал один. Но прошло около часа, мне стало полегче, и я тоже поехала в собор. Я не пошла вперед, так как храм был полон, а встала в приделе, сзади. До конца службы оставалось еще около часа, когда я почувствовала, что силы меня оставляют. «А до дому далеко ехать городским транспортом – так тяжело мне одной… Вот бы за Федюшу держаться, так бы легче было идти в темноте», – думала я, поглядывая издалека на черненькую головку сынка, которая виднелась далеко впереди храма. Смотрю, мой Федя начинает тревожно оглядываться, всматриваться в толпу. Я гляжу на него, но он меня не видит. Однако Федя поворачивается и идет ко мне, будто ища меня глазами.
Десантник ефрейтор Федор Соколов.
Ноябрь 1977 г.
Он скоро подошел ко мне.
– Мама, ты тут? А я почувствовал твой взгляд, стал искать тебя.
Так Господь, вездесущий и любящий нас, дает рабам Своим чувствовать нужду близкого человека. А сын наш Федор служил в десантных войсках, много раз прыгал с парашютом. Он часто писал нам письма, потому что мы долгое время с ним не виделись, и он скучал по дому. Часто поздно вечером мне не спалось, и я, лежа в постели, начинала писать Феде письмо. Я чувствовала его близко, рядом. Получая ответные письма, я замечала, что и Федюша в те же вечерние часы того же дня писал нам. Сбывалась пословица: «Сердце сердцу весть подает».
В конце 70-х годов все внимание мое и батюшкино было отдано семье отца Николая, в которой уже появилось трое детей. Эти внучата завладели всецело моим вниманием и моим сердцем. А другие дети наши на время как-то удалились из глаз, хотя сердце болело о них еще больше, чем если б я их видела. Спокойны мы были лишь за Серафима, который уже стал отцом Сергием и находился при Патриархе Пимене. А Федюша служил в армии, часто писал нам письма, прося поминать его в молитвах, особенно в дни его прыжков с парашютом. Но я и без писем всегда чувствовала его переживания. Ничего о нем не знаю, а сердце болит. И вручаю далекого сына предстательству Царицы Небесной, угодникам Божиим: «Вы видите моего Федюшу, дорогие наши, милые святые – святитель Николай, отец Серафим, отец Иоанн Кронштадтский. Вместе с Богородицею излейте о моем Феденьке свои молитвы пред Господом. Спаситель вас всегда слышит, защитит и сыночка нашего по вашей молитве». И только впоследствии, когда наш десантник приезжал домой на побывку, мы узнавали из его рассказов, какие неприятности и передряги бывали у него в бытность его в литовских казармах.
Дисциплина и исполнительность наших сыновей-солдат всегда нравились начальству. Мы, родители, получали из армии благодарственные письма за детей. Но то, что они были единственными некомсомольцами, настораживало офицеров. Федюшу не раз вызывали на беседу с начальником, которая продолжалась иногда до поздней ночи.
– Сначала стоишь напряженно, даешь короткие ответы на строгие вопросы начальника, – рассказывал сынок, – потом он предлагает тебе сесть, потом идет беседа все более и более непринужденная, откровенная. А часа через два-три мы расстаемся друзьями. Офицер обещает хранить тайну моей веры. Я, в свою очередь, храню тайну его доверия и расположения ко мне.
Так благополучно заканчивались эти ночные беседы. Я знала, что Господь всегда защитит наше дитя. Или Царица Небесная не услышит молитву матери? Ведь Она тоже была Мать, тоже переживала за Сына. Так вручайте же, матери православные, нашей Заступнице своих детей, Она их сохранит и устроит!
Федюшка же наш, пройдя беседы с чинами, стал пользоваться их доверием. Его взяли работать в штаб, поручали ему секретные документы, скрывали, что он сын священника. Даже под праздник Рождества Федю командировали в Москву, дав ему возможность провести с родителями радостные дни на Святках. Слава Богу, Федя вернулся домой до начала войны в Афганистане. Разве в этом не видна рука Божия?
Патриарх Пимен знал Федю с тех лет, когда он еще в форме десантника приходил в алтарь собора повидать своих братьев – иподиаконов Патриарха. Лишь только Федя вернулся, Святейший зачислил его в штат своих иподиаконов. А с сентября Федя начал учиться в семинарии. Летом, когда Федя еще не был женат, у нас в Гребневе был наплыв девушек. Они гостили у нас под видом подруг Любы, а сами мечтали… Но пока сынок не окончил семинарию, он не засматривался на красавиц.
Я продолжала сохранять его своей материнской молитвой. Я усердно просила Господа устроить брак сына так, чтобы «святилось Имя Господне» в его союзе с будущей женой.
…Скоро 40 дней, как взял к Себе Господь нашего отца Феодора. Когда слезы невольно давят, то мне кажется, что сынок поет мне снова, но теперь уже громко и властно слова Вседержителя, исполнившего над Федей Свою волю:
Серафим Соколов
Старший брат отца Феодора Серафим Соколов, впоследствии преосвященный Сергий, епископ Новосибирский и Бердский, к сожалению, не оставил воспоминаний о брате, пережив его лишь на несколько месяцев. Но сохранилось письмо, которое он, тогда еще Серафим, писал призывнику Феде. Отец Феодор хранил это письмо всю жизнь: оно было с ним в казармах и после службы в армии лежало среди дорогих сердцу реликвий. Чем же дорого оно ему было? Только ли тем, что написано родным братом? А может быть, прежде всего, тем, что прошло через его сердце, тем, что поставило его в степень совершеннейшей ответственности, как личность перед Личностью?
Состояние бумаги говорит о том, что батюшка не раз обращался к письму. Из уст уже не воина, а священника, окормлявшего Вооруженные силы страны, протоиерея Феодора Соколова, содержание письма, если и не по букве, то по духу, слышали молодые воины, только что призванные в Российскую армию, и офицеры, связавшие свою судьбу с защитой Отечества. Написанное младшему брату, оно оказалось адресованным каждому солдату, от рядового до маршала.
Дорогой Федя!
Это письмо я пишу тебе, когда ты вот-вот должен пойти служить в армию. Прежде чем ты окажешься в совершенно ином, непривычном для тебя окружении, мне, твоему брату, хочется поделиться с тобой некоторыми мыслями и воспоминаниями.
Серафим Соколов с дедушкой Н. Е. Пестовым
Пусть это не звучит для тебя красивыми словами, но ты должен глубоко осознать, что армейская служба – это действительно почетная обязанность для каждого человека. В настоящее время ты пришел в такой возраст, когда государство сочло возможным доверить тебе охрану своих границ, своей территории, своего народа. Прошу тебя, не воспринимай мои слова как какую-то теорию, а постарайся понять сердцем; мне кажется, что ты это сможешь. Государство – это, прежде всего, люди. Люди, такие же, как ты и я. Для нас же, ты знаешь, все люди должны быть братьями. Государство – это большая семья, и все мы хотим, чтобы жизнь этой семьи протекала мирно и спокойно. С того момента, как ты наденешь воинскую форму, ты станешь ответственным за этот мир и спокойствие. Помни, что за твоей спиной стоят и надеются на тебя такие люди, как твой дедушка, который уже не в силах постоять за себя, мама, Катя, Люба, Света, Алешенька и новорожденная малышка. Это все твои родные, а кроме них таких людей миллионы. Когда будешь уходить из дома, не думай, что ты идешь на какое-то необычное дело, место. Иди так, как будто идешь на повседневную работу, исполнять свои обычные обязанности. Тому, кто честно и добросовестно учился и трудился на гражданке, армия не будет чем-то чересчур новым и необычным, потому что и здесь в основе всего дела – честность, добросовестность. Поэтому мне кажется, что тебе не будет особо трудно.