Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 13

Вот так она рассказывала мне о происшествии. Заикалась, глотала слова и целые фразы, плакала, размазывая слезы, а суть все никак не выходила на поверхность. Я отчаялась добиться от нее толка и стала подумывать, как бы уговорить ее принять успокаивающее лекарство и лечь отдыхать. Выходило, что разговор надо было откладывать до завтра. Мучить Татьяну вопросами было бессмысленно.

– Ты когда спала последний раз, можешь вспомнить? – Дотронулась я до ее плеча, а она вся дернулась, как от удара, и потом непонимающе уставилась мне в лицо. – Тебе надо отдохнуть. Я дам таблетки, чтобы могла заснуть. А завтра мы поговорим.

– Разве, тебе не надо быстрее разобраться во всем этом?

– У меня будет время. Сейчас, давай ляжем спать.

Она послушно приняла таблетки и скоро заснула. Я еще немного посидела рядом, а потом тихонько вышла из комнаты. Прошла на кухню, а оттуда на балкон. Моей целью было не дышать свежим воздухом, а заглянуть в окна квартиры этажом ниже. Там жил мой давний друг. Тот самый Вовка, которого Танька называла ментом. Но это он только для меня был Вовкой, а для большинства, кто его знал, Владимиром Евгеньевичем Кондратьевым.

Я свесилась с балконного парапета, перегнулась с него головой вниз, и смогла увидеть, что на кухне горел свет. Это означало, что хозяин квартиры только недавно пришел домой и пытался организовать себе холостяцкий ужин. Не раздумывая дольше, направилась к нему. Спустилась на этаж ниже по лестнице, игнорируя лифт, и позвонила условленным манером. Точка, тире, точка. Долго не ждала. Он открыл мне дверь, распахнул пошире, чтобы могла зайти, а сам, не дожидаясь этого, развернулся и пошел в комнату за футболкой, чтобы прикрыть свой голый торс.

– Проходи. Я сейчас.

– Привет. – Не задерживаясь в прихожей, пошла сразу на кухню.

Заметила там на плите сковороду с яичницей и убавила под ней огонь, чтобы не подгорела. Потом взяла в руки нож и принялась нарезать для него хлеб, хорошо зная, сколько кусков ему понадобится. За этим занятием он меня и застал, когда вошел уже одетым в выцветшую синюю футболку и бриджи цвета хаки.

– Чего пожаловала?

– Если ты снова в этой страшной футболке, то значит, что снова со своей разбежался…

– Наблюдательная, да? – Прищурил Вовка на меня глаза, усаживаясь за стол и пристально следя, как я выкладывала ему на тарелку готовую яичницу. – Вот, скажи мне, почему всех моих баб эта вещь бесит, а тебя нет?

– Может, потому, что я не твоя баба? – Пожала я плечом.

– Может. – Фыркнул он и принялся за еду. – Чай сделай, подруга детства.

Я неспешно налила воды в стеклянную колбу, нажала кнопку, включая нагрев, и принялась наблюдать за движением пузырей, подсвеченных синим светом. Через пару минут уже ставила перед ним горячий сладкий чай.

– Опять же… Знаешь, сколько ложек сахара надо положить мне в стакан. Другие будут переспрашивать и запоминать месяцами… Может мне на тебе надо было жениться?

– Совсем сдурел, Вован?

– Что-то мне тоскливо сегодня, Галка. Покаркай чего-нибудь, чтобы смог немного забыться. Ты всегда на меня действуешь успокаивающе.

– Я за тем и пришла, чтобы, как ты говоришь, покаркать. Или как еще?

– Галдеть!

– Точно. Я тебе сейчас такого нагалдю, что точно забудешься. Только спокойствия после моего карканья, я тебе не обещаю.

– Тогда, может не надо?

– А куда мне еще податься, если не к тебе, к лучшему своему другу?

– Тоже верно. Но хоть поесть-то мне дай спокойно.

– Это ладно. Я подожду. – Уселась напротив него и принялась грызть сушку, взяв ее из глубокой тарелки, стоящей на столе.

– Ладно. Уже можно. – Отставил Вовка быстро опустевшую тарелку, а сам придвинул к себе чай и потянулся тоже за сушкой. – Давай, выкладывай, что там у тебя в детективе не склеивается.

– Нет. Не в детективе. Не про книжную историю пойдет речь, а про реальную жизнь. Помнишь мою подругу Таньку Лукину?

– Такая, пухленькая? Как же, помню. Ножки у нее очень даже ничего.

Я смерила его взглядом, особенно порассматривала ухмыляющееся лицо, но на провокацию не поддалась и сохранила серьезность в голосе.

– Беда у нее. Любовника у нее убили сутки назад.

– Сочувствую. – Посерьезнел и он, только я заметила, что тема его не тронула.

– Застрелили его. Прямо у нее на даче. И теперь она подозреваемая.

– У нее что, оружие на даче имелось? И она что, пользоваться им умеет?





– Нет. И оружия не имела, и в руки никогда ничего кроме, может, рогатки, и то в детстве, не брала. Правда, когда-то мы с ней ходили в один кружок, где…

– И ты в ней так уверена?

– Я ее хорошо знаю. Со школы дружим. Характер у нее… в общем, мы, бывало, ссорились. Но убить человека! Это не про нее.

– Постой, это та Татьяна, из-за которой тебя тогда в отделение загребли? А я тебя оттуда вынимал? Ну-ка, посмотри мне в глаза. Детка, ты за кого пришла ко мне хлопотать?

– Она нормальная девчонка!

– Так, так! – Он сжал в кулаке сушку, та хрумкнула и оказалась потом у него за щекой. – А еще помню ее розыгрыш на первое апреля. Тебе надо напоминать о том случае, или сама еще не смогла забыть? А ее хлопоты со сватовством? Тебя хотела пристроить за женатого…

– Откуда про это знаешь?

– От верблюда.

– Я тебе точно не рассказывала.

– И что?! Я же всезнающий!

– И про это дело знаешь? – Насторожилась я. – Фамилия убитого Некрасов.

– Нет. Про это точно не знаю. И знать не хочу.

– А если я тебя очень попрошу?

– Напрасно потратишь усилия. Точно тебе говорю. Давай, лучше про другое что поговорим. Например, про твою последнюю книгу.

– Не получится.

– Это почему? Обычно, ты любишь про это щебетать, и спаса от тебя нет, часами можешь галдеть.

– Напрасно стараешься меня отвлечь от темы. Не получится. Танька меня свидетельницей назвала. Некому Колесникову Николаю Николаевичу.

– Свидетельницей чего? Убийства?!

– Нет, ее алиби. Сказала, что была у меня в ту ночь.

– А она была у тебя?

– Откуда? Мы с ней не разговаривали после того, как… В общем, та история про жениха была правдой.

– Черт! Опять она тебя втравливает в историю. А ты, совсем дура, если снова дашь себя затянуть. Что молчишь, глаза опустила? Только не говори мне, что уже влезла в это дерьмо по самые уши.

– Нет. Не влезла. Он мне только сегодня вечером позвонил. Этот Николай Николаевич велел явиться к нему завтра.

– Значит, еще не успела. Это хорошо. Во сколько тебе назначено? Это совсем хорошо. К этому времени я уже смогу что-нибудь разузнать. А что твоя подружка, где на самом деле была во время убийства ее любовника? Что говорит?

– Они поссорились. Она собралась и уехала в Москву. Он остался на ее даче. Танька переночевала у себя дома, а утром вернулась к этому Вадику, решив, что погорячилась, устроив ему скандал. А он мертвый, в луже крови лежит. Она вызвала полицию, ее забрали, как подозреваемую, телефон отобрали, пугали, требовали признания. Танька перенервничала и сказала, что ночевала у меня, душу мне всю ночь изливала, жаловалась на судьбу и на любовника. Просит меня это подтвердить.

– Но ты же не станешь этого делать, правда?!

– Я же не законченная идиотка. Или ты во мне не уверен?

– Кто тебя знает? – С сомнением посмотрел на меня, и стало даже обидно, когда поняла, что он сказал это вполне серьезно. – Вроде, умная женщина, но временами…

– Как ты можешь?!

– Ладно, ладно. Сдаюсь. Не хватало мне и с тобой поссориться… Да, еще и на ночь глядя. Иди уже к себе, Галчонок. От греха подальше. А еще и от искушения. Я, все же, холостой мужик, а ты молодая и соблазнительная…

– Вот, пересмешник! – Фыркнула на него, но с места поднялась и направилась на выход.

– И помни, говорить надо завтра, а так же и по жизни, конечно, только голую правду. Начнешь выдумывать и фантазировать, и мои коллеги тебя там в момент расколют. Нас этому хорошо учат, ловить на вранье и нестыковках, имею в виду. Это тебе не романы писать…