Страница 19 из 28
Микеланджело вернулся во Флоренцию в 1501 г. Савонарола был уже мертв, и религиозный экстремизм ушел в прошлое. Религия оставалась неотъемлемой частью флорентийской жизни, и связи между экономикой, политикой и Церковью были прочными, как всегда. И воплощением этих связей был архиепископ Ринальдо Орсини. «Давид» доказывает, что язык религии оставался центром формирования гражданской идентичности и являл собой сущность самовосприятия Флоренции. Религия (и глубоко благочестивый Микеланджело знал это очень хорошо) все еще определяла структуру повседневной жизни. Но сексуальные отклонения, соперничество за прибыли, политические интриги и страсть к реформированию все еще бурлили под спокойной с виду поверхностью.
Когда законченная статуя 8 сентября 1504 г. наконец предстала перед глазами зрителей, Давид увидел мгновенный снимок городской жизни.
На торжество собрался весь город. На высокой платформе у главных врат Палаццо Веккьо расположились знатные горожане, представлявшие миры политики, экономики и религии: благородный Пьеро Содерини в дорогом красном одеянии сверкал драгоценностями, маленький и толстый Якопо Сальвиати в немыслимо дорогих одеждах и гордый Ринальдо Орсини в расшитом золотом одеянии. Площадь была заполнена людьми, гражданами и негражданами, мужчинами и женщинами, молодыми и старыми, мирянами и священниками. Большая часть собравшихся была одета бедно, на многих была подержанная одежда, многие пришли босиком. Некоторые держали свои орудия – они вырвались из своих мастерских буквально на несколько минут.
Это зрелище символизировало все влияния, которые испытывал на себе Микеланджело в тот момент. Площадь являла собой доказательство того, что Флоренция оставалась республиканским городом, сделавшим свое богатство торговлей и производством, единым в своей вере – ив восхищении новым творением Микеланджело. Но город не избавился от глубокого социоэкономического неравенства, поддерживаемого гильдиями, от политического исключения, скрытого под мантией свободы, от религиозного рвения и нарушения церковных законов. Если бы можно было, то Давид увидел бы все три института, которые определяли ход жизни Микеланджело в течение последних десяти лет и более всего заботились о собственном существовании. Политика, экономика и Церковь присутствовали на площади: внешность всех была обманчива, все порождали напряженность, недовольство и насилие, и все были необходимы для искусства Ренессанса.
4. Мастерская мира
Когда Микеланджело работал над «Давидом», его художественная жизнь несомненно определялась меняющимся миром экономики, политики и религии. Но институционный фон – это лишь часть истории. Конечно, великая статуя нагружена смыслом мучительного неравенства, характерного для того периода. Но медленный процесс работы скульптора происходил в заурядных реалиях повседневного существования.
В 1501–1503 гг. Микеланджело был человеком очень скрытным. Получив разрешение работать над «Давидом» в мастерских Опера дель Дуомо близ собора Микеланджело «окружил мрамор дощатой оградой и лесами, и работал там так, чтобы никто его не видел…».1 Он уже был опытным скульптором, но работа эта была очень тяжелой. Стучал ли он молотком по резцу или бурил мрамор, скульптору приходилось напрягаться физически, работать в постоянном шуме и грязи. Как говорил Леонардо:
работа скульптора сопровождается выделением пота, который, смешиваясь с мраморной пылью, превращается в грязь. Лицо его постоянно покрыто мраморной пылью, что делает его похожим на пекаря. А к одежде пристают мелкие крошки мрамора, и кажется, что его запорошил снег.2
Но, несмотря на всю страсть художника к секретности, работа Микеланджело не была работой затворника. Его постоянно окружали люди. В его мастерскую вечно кто-то приходил и уходил.3 Помощники и ученики сновали туда и сюда с материалами, и друзья, например, талантливый каменщик «Тополино» (Доменико ди Джованни ди Бертино Фанчелли), тоже не забывали скульптора. Каждый день к Микеланджело как бы невзначай заглядывали члены совета собора. Их интересовало, как продвигается работа над статуей. Частенько бывали и видные чиновники, в том числе и пожизненный гонфалоньер Пьеро Содерини. Не оставляли художника своим вниманием потенциальные меценаты, например Таддео Таддеи. Они хотели договориться о новых работах или обсудить цены. Торговцы приносили заказанные товары или требовали оплаты, налоговые инспектора задавали неудобные вопросы. Да и обычные прохожие с интересом заглядывали в щели, интересуясь, чем там занимается скульптор. Ну и, конечно же, невозможно было обойтись без долгих ужинов с Лодовико и братьями. Семейные проблемы требовали внимания, и со слугами тоже нужно было поговорить.
Мастерская Микеланджело в 1501–1503 гг. дает нам четкое представление о повседневной жизни художника эпохи Ренессанса. Когда мы говорим о «Ренессансе», нам легко забыть об этой стороне творческого труда. Художник существовал в социальном мире, с его тревогами и беспокойствами, надеждами и мечтами, обязательствами и предубеждениями. Все это формировало содержание искусства того времени, обогащая его живыми деталями.
Когда Микеланджело работал над «Давидом», в его мастерской перебывали люди из всех уголков города. В этом отношении он был совершенно типичен. Хотя современник Микеланджело Пьеро ди Козимо отличался невероятной мрачностью и был настоящим мизантропом, большинство художников окружала широкая сеть людей. Как писал Вазари о Филиппо Брунеллески, «никогда попусту он не тратил времени, будучи всегда занят либо для себя, либо помогая другим в их работах, посещая друзей во время своих прогулок и постоянно оказывая им поддержку». А Донателло был настолько загружен просьбами и обязательствами, что «предпочитал умереть с голоду, чем быть вынужденным думать обо всем этом».4
Но толпы людей, с которыми Микеланджело приходилось ежедневно общаться в 1501–1503 гг., были не просто аморфной массой случайных прохожих. Подавляющее большинство относилось к определенным социальным кругам, каждый отражал определенную сферу современного социального существования, у каждого были свои ценности и правила, и каждый нес с собой четкие обязательства, которые определяли характер не только работы, но и повседневной жизни. Динамика этих кругов отражала чистый, идеальный мир, построенный на знакомых концепциях Ренессанса и порой приятного, порой отвратительного социального мира Микеланджело, столь типичного для того времени.
Семья
Первым и самым важным социальным кругом Микеланджело была его семья. В Италии эпохи Ренессанса не было связи более важной, чем эта. Значимость эта подчеркнута в многочисленных литературных произведениях, в том числе и в диалоге Леона Баттисты Альберти «О семье». Семья в большей степени, чем сегодня, определяла течение и характер социальной жизни человека. Она не только определяла восприятие социального статуса, но еще и обеспечивала «удовлетворение целого ряда человеческих потребностей: материальных и экономических, социальных и политических, личных и психологических».5
В 1501 г. Микеланджело вернулся в родной дом. Жизнь в доме била ключом, что было во многих отношениях типично для периода, когда средний размер домашней сферы расширялся в соответствии с ростом населения.6 Многие художники возраста Микеланджело – особенно неженатые – жили в семьях, включавших в среднем пять человек из двух или даже трех поколений.7 Обычно дома принадлежали старшему мужчине в семье. Хотя мать Микеланджело умерла, когда он был еще ребенком, его отец полностью контролировал жизнь семьи. У Микеланджело было не менее пяти братьев и сестер, и четверо все еще жили в родительском доме. Старший брат Лионардо за несколько лет до возвращения Микеланджело стал монахом-доминиканцем, но сестра Кассандра и три брата – Буонаротто (1477–1528), Джовансимоне (1479–1548) и Джисмондо (1481–1555) еще только начинали испытывать судьбу в мире, находясь под защитой семьи.