Гордубал

Старый Манья сразу стал серьезным.

- А вы, Гордубал, зачем приехали? Хозяйство покупать или дочку сватать?

Гордубал багровеет.

- Хозяйство? Это чтобы я купил хозяйство у вас в равнине! Это болото, что ли? Камыш на свистульки? Спасибо вам, Манья, уж я скажу напрямик. Коли договоримся сейчас и обручится ваш Штепан с Гафьей, запишите свою усадьбу на Штепана, а я после свадьбы выплачу Михалу его долю и Дьюле тоже.

- А Марии? - вырвалось у Штепана.

- Ну, и Марии. Больше никого у вас нет? Пускай Штепан хозяйничает тут в Рыбарах.

- А Михал куда? - не понимает старик.

- Ну, получит свою долю и пускай идет себе с богом. Парень молодой, охотнее возьмет деньги, чем землю.

Старый Манья качает головой.

- Нет, нет, - бормочет он, - так не выйдет.

- Отчего ж это не выйдет? - горячо вмешивается Штепан.

- А ты проваливай отсюда, да поживей! - обрывает его старик. - Чего лезешь в разговоры?

Обиженно ворча, Штепан выходит во двор.

Дьюла, разумеется, вертится около лошадей.

- Ну как, Дьюла? - Штепан хлопает брата по плечу.

- Добрый коняга! - тоном знатока говорит паренек. - Дашь прокатиться?

- Слишком хорош для тебя, - цедит Штепан и кивает головой в избу. - Наш старый...

- Что?

- Эх, ничего! Так и норовит счастью моему помешать!

- Какое счастье?

- А никакое! Что ты смыслишь!..

Тихо на дворе; только свинья похрюкивает, точно разговаривает сама с собой, да с болота доносится голос коростеля, лягушки квакают.

- А ты останешься в Кривой, Штепан?

- Наверно. Еще не решил, - важничает Штепан.

- А хозяйка?

- Тебе-то какое дело? - скрытничает старший брат.

Ох, и комары! Ласточки чуть не чиркают крыльями по земле. Штепан широко зевает, - едва челюсть не вывихнул. Интересно, что там поделывают старики в избе? Не откусили друг другу носы?

Штепан с досады и от скуки вытаскивает из косяка шило и с силой вгоняет его в дверь.

- А ну, вытащи! - предлагает он Дьюле. - Не осилишь!

Дьюла осиливает.

- Эй! - говорит наконец Дьюла. - Пойду к девкам, что с тобой зря время тратить?

Некоторое время они забавляются шилом, загоняя его в дверь, так что щепки летят.

Темнеет, небо над равниной затягивается синим туманом. "Зайти, что ли, в избу? - думает Штепан. - Нет, назло не пойду! "Убирайся, - крикнет старый, - не лезь в разговор". А кому, спрашивается, "американец" сватает дочь? Ему или мне? Разве не могу я сам за себя постоять? А он - "убирайся, проваливай". Нечего командовать, - злится Штепан, - я уже не ваш теперь".

Разомлевший от водки, Гордубал наконец выходи г из избы. Видно, старики договорились. Старый Манья провожает гостя, похлопывая его по спине. Штепан уже стоит у лошадей, держит уздечку, как заправский конюх. Гордубал, заметив это, с одобрением кивает головой.

- Так, значит, в воскресенье, в городе! - кричит старый Манья, и телега срывается с места. - Счастливый путь!

Штепан косится на хозяина и упрямо молчит. Небось сам расскажет.

- Вон наша река, - показывает Штепан кнутом.

- М-м.

- А вон там воз с камышом, - это наш Михал едет. У нас камыш на подстилку идет, стелем за место соломы.

- Так. - И Гордубал больше ни слова.

Штепан правит, старается, из кожи лезет вон, а хозяин только головой покачивает. Не выдержал наконец Манья.

- Так что же, хозяин, сколько вы им дали?

Гордубал поднимает брови.

- Что?

- На чем сошлись, хозяин?

Гордубал медлит. И нехотя отвечает.

- По пять тысяч каждому.

Молча обдумывает новость Штепан, а потом цедит сквозь зубы:

- Опутали вас, хозяин. Хватило бы и по три.

- М-м, - ворчит Гордубал, - отец твой, что пень дубовый.

"Эх ты, - думает Штепан, - добро раздаешь всем, а со мной говоришь так, словно получаю только я".

- И тебе тоже пять тысяч, - добавляет Гордубал, - на обзаведение.

"Ладно! - думает Штепан. - Однако ж теперь я ему вроде сына. Как же будет с жалованьем? Теперь мне платить нельзя как батраку. Отдал бы мне хоть того жеребенка. Продай, мол, а деньги себе возьми, Штепан, ты теперь у нас свой".

- Правь как следует! - распоряжается Гордубал,

- Слушаюсь, хозяин.

XVIII

И вот все уже едут из города. Дело сделано, договор у адвоката составлен исправный, обошелся в двести крон.

И то запишите, господин адвокат, и этого не забудьте. Мужик в денежных делах осторожен, его, брат, не проведешь. Да вот еще что! Пишите: половину хозяйства в Рыбарах считать за Гафьей. Хорошо, соглашается адвокат, внесу вам и - такую кла-у-зу-лу. Вот, братцы, и она тут есть. А потом все подписались. Юрай Гордубал - поставил три креста во имя отца, сына и святого духа; старый Манья - три креста, а Михал Манья, с букетиком на шляпе, важно надувает щеки и подписывается полным именем. С ними и Мария, по мужу Яношова, - у нее на голове шелковый платок, и Штепан, праздничный с головы до пят... Больше никто не будет подписываться? Нет, нет: Дьюла остался с лошадьми, да и годами еще не вышел. "Ну, так, готово, господа, желаю вам всяческих благ". Две сотни обошлось, зато исправная работа, и кла-у-зула там есть.

А потом все вместе в трактир, спрыснуть сделку, Теперь уж хочешь не хочешь, Юрай Гордубал, а надо быть на "ты" со старым Маньей. Они даже поссорились маленько, как полагается родственникам.

- Езжай, Штепан!

Штепан и рад бы вести себя с Гордубалом по-сыновьему, да какой с ним разговор? Сидит Гордубал в телеге, держится руками за край, глаза запрятал под самые брови и почти не отзывается. "Эх, нудное какое обручение, - думает Штепан, Батрак хозяину не ровня. Н-но!"

Вот и въехали в Кривую резвой рысью, простучали подковы. Юрай Гордубал исподлобья глянул кругом и вдруг взмахнул рукой, щелкнул пальцами, поет, гикает, точно на масленице.

"Пьяный, должно быть, - думают люди, оборачиваясь на него. - С чего это так разошелся "американец" Гордубал?"

На площади толпятся девушки и парни, приходится ехать шагом. Юрай поднимается, обнимает Штепана за плечи и кричит на всю улицу:

- Зятя везу, во! Эх, ах!

Штепан пытается стряхнуть его руку и шипит:

- Тише, хозяин!

Но Гордубал с силой сжимает его плечо, так что Маиья чуть не кряхтит от боли.

- Слышите! - бушует Юрай. - Зятя везу! Гафьи обручение празднуем!

Штепан хлещет коней кнутом, хмурится, в кровь кусает губы.

- Опомнитесь, хозяин! Ишь как перехватили!

Телега с грохотом заворачивает во двор Гордубала. Юрай отпускает Штепана и сразу делается тихим и серьезным.

- Прогуляй коней, - распоряжается он сухо. - Видишь, все в мыле.

XIX

Растерялась Полана, не знает, что и думать о Юрае. Гордубал потащил Штепана в трактир: он, мол, не батрак уже, а почитай что сын. Не прячется больше Гордубал за амбаром, а ходит гоголем по деревне, останавливается и судачит с бабами. "Вот, мол, Гафью просватал, правда, мала еще, да привыкла к Штепану, пока отца не было дома. А Штепан, соседушка, на нее прямо молится, как на икону. Радость - такие дети". Штепана Гордубал превозносит до небес - работящий какой, славный будет хозяин, отец ему в наследство усадьбу в Рыбарах оставит.

По всей деревне мелет языком Гордубал, а дома молчит как убитый. То да это сделай, Штепан, - и баста.

Шатается по деревне Юрай и посматривает, с кем бы еще постоять, поболтать. Даже Феделешу Гейзе махнул рукой, только от Герича отвернулся. А тот уж было руку протянул. Нет! Пока жив, не знаюсь с тобой; не о чем нам разговаривать. Знать не знаю и знать не хочу, что у тебя на уме.

Бабы смеются: диковинное обрученье! Жених насупился, как бирюк, молчит, на всех дуется. Невеста на речке играет с подружками, юбчонку засучила по пояс, понятия нет еще, что такое стыд. А Гордубал размахивает руками на площади, хвалится будущим зятем. Полана - хоть и чудная баба - да тоже хмурится, видит, что вся затея - людям на смех, а сама дома сидит, носа не высунет. Так-то, соседушки, уж и не говорите, что у Гордубалов все ладно.