Страница 10 из 46
— На Дрезден-авеню в Пасадене. Сегодня утром.
Его щеки стали еще более розовыми, чем прежде. Он вздохнул.
— Должно быть, я выступил кисло, — сказал он.
— Из рук вон, приятель, — согласился я.
— Может быть, это шляпа?
— Шляпа в порядке. Но тебе она не нужна.
— В этом городе деньги даются очень тяжело, — печально сообщил он. — Не могу же я бегать на своих двоих, на такси — разорюсь в два счета, а собственная машина неудобна тем, что не всегда успеваешь добежать до нее. Надо все время крутиться поблизости.
— Тебе что-нибудь надо от меня или ты просто тренируешься?
— Я хотел выяснить, достаточно ли вы сметливы, чтобы можно было поговорить с вами.
— Я ужасно сметливый, — сказал я. — Тебе будет просто стыдно, если ты не поговоришь со мной.
Он настороженно огляделся, вытащил маленький бумажник из свиной кожи и оттуда — милую, новенькую визитку. На ней значилось: «Джордж Ансон Филипс. Частные расследования. 212 Сенеджер-Билдинг, 1924, Норт Вилкокс-авеню, Голливуд». В верхнем углу карточки был нарисован широко раскрытый глаз с очень длинными ресницами и удивленно поднятой бровью над ним.
— Не имеешь права. — Я указал на глаз. — Это эмблема Пинкертона. Ты отбиваешь у них хлеб.
— Ох, черт, — вздохнул он. — Та малость, что я заработаю, не разорит их.
Я пощелкал ногтем по карточке, попробовал ее на зуб и опустил в карман.
— Моей визиткой интересуешься — или досье на меня уже собрано полностью?
— О, я о вас все знаю, — сказал он. — Я был депутатом в Вентуре, когда вы вели там дело Грегсона. Грегсон был мошенником из Оклахомы, за которым одна из его жертв гонялась по всей Америке в течение двух лет. В конце концов, Грегсон издергался настолько, что пристрелил дежурного на станции обслуживания, ошибочно принявшего его за своего знакомого. Мне казалось, это все было очень давно.
— И дальше?
— Я вспомнил вас, когда случайно увидел ваше имя на номерном знаке сегодня утром. После того как я потерял вас по дороге в город, я просто нашел вас по справочнику. И хотел зайти поговорить с вами, но это было бы грубым нарушением секретности моей работы. Я как-то не смог.
Еще один чудак. Итого трое за день, не считая миссис Мердок, которая может оказаться из этой же породы.
Я подождал, пока он снимет черные очки, протрет их, наденет и снова зорко оглядится по сторонам. Потом он сказал:
— Мне кажется, мы могли бы заключить соглашение. Так сказать, объединить наши силы. Я видел, как сегодня к вам заходил один человек. Насколько я понял, он нанял вас.
— Вы знаете его?
— Я слежу за ним, — сказал Ансон упавшим голосом. — И совершенно безрезультатно.
— Что он вам сделал?
— Ну… меня наняла его жена.
— Развод?
Он осторожно осмотрелся по сторонам и тихо произнес:
— Она так говорит. Но я сомневаюсь.
— Они оба хотят развода, — сказал я. — И каждый пытается уличить в чем-нибудь другого. Смешно, правда?
— Похоже, у меня не все ладно. За мной по пятам ходит один тип. Очень длинный, со странным глазом. Один раз я улизнул от него, но потом он снова появился. Очень длинный тип. Как фонарный столб.
Длинный, со странным глазом. Я задумчиво курил.
— Это имеет какое-то отношение к вам? — слегка встревоженно спросил молодой человек.
Я покачал головой и швырнул окурок в урну.
— Никогда не видел такого. — Я взглянул на часы. — Давай-ка лучше встретимся и обсудим все подробно. Сейчас я не могу. У меня деловая встреча.
— Да, да, — сказал он. — Я очень хотел бы.
— Решено. Мой офис, моя квартира, твой офис — где?
Он поскреб плохо выбритый подбородок хорошо обгрызенным ногтем.
— Моя квартира, — наконец сказал он. — В телефонной книге ее нет. Дайте-ка мне визитку на минутку.
Он положил ее на ладонь и, высунув язык, принялся что-то медленно корябать на обороте металлическим карандашиком. Он становился моложе с каждой минутой. Теперь ему на вид было не больше двадцати, хотя должно было быть больше, так как делом Грегсона я занимался лет шесть назад.
Парнишка убрал карандашик и вручил мне визитку. На ней был написан адрес: «204, Флоренс-Апартментс, 128, Курт-стрит». Я с любопытством взглянул на него:
— Курт-стрит на Банкер-хилл?
Он залился краской до самых ушей.
— Конечно, не слишком шикарно, — торопливо сказал он. — Последнее время я был не при деньгах. Вы что-нибудь имеете против?
— Нет, почему?
Я встал, протянул ему руку. Он потряс ее и отпустил. Я сунул руку в карман брюк и вытер ладонь о лежавший там носовой платок. Приглядевшись, я увидел капельки пота над его верхней губой и у крыльев носа. Было очень жарко.
Я пошел было прочь, но повернулся и чуть наклонился к его лицу:
— Да, кстати, это — высокая блондинка с беспечными глазами?
— Я бы не сказал, что с очень уж беспечными.
Я и бровью не повел.
— Только между нами: ведь вся эта суета с разводом — чушь собачья. Тут ведь что-то кроется, верно?
— Да, — тихо сказал он. — И что-то, что с каждой минутой, когда я об этом думаю, не нравится мне все больше. Вот. — Он вытащил из кармана какой-то предмет и сунул мне в руку. Это был ключ.
— Чтобы вам не ждать в холле, если вдруг меня не окажется. Когда примерно вы подъедете?
— Теперь, похоже, около половины пятого. Ты уверен, что хочешь дать мне этот ключ?
— Ну, как же, мы ведь теперь заодно. — И он посмотрел на меня снизу вверх так невинно, как только можно посмотреть сквозь черные очки.
На выходе я оглянулся. Он мирно сидел в кресле с потухшим окурком в зубах, и ядовито-желтая ленточка на его шляпе была скромна и непритязательна, как реклама сигарет на последней странице воскресного выпуска «Ивнинг Пост».
Теперь мы были заодно. Значит, я не могу надуть его. Вот так-то. Я могу открыть своим ключом дверь его квартиры, войти и чувствовать себя как дома. Я могу надеть его шлепанцы и пить его ликер, и поднять его ковер и пересчитать тысячедолларовые банкноты под ним. Теперь мы были заодно.
7
В Белфонт-Билдинг было восемь этажей, занятых всякой незначительной всячиной. Здание было зажато между большим комиссионным магазином серо-зеленого цвета и трехэтажным гаражом, который ревел и рычал, как вольер для львов в часы кормления. В темном узком вестибюле было грязно, как в курятнике. В висящем на стене из поддельного мрамора списке съемщиков было много пустых мест.
Из двух лифтов с раздвигающимися решетками работал только один, да и тот не был перегружен работой. Внутри него на деревянном стуле сидел старик с отвисшей челюстью и водянистыми глазами. Казалось, он сидит там со времен Гражданской войны, из которой вышел к тому же весьма потрепанным.
Я вошел в лифт и сказал: «Восьмой». Старик с трудом задвинул решетки, и лифт, трясясь и грохоча, пополз вверх. Старик дышал так тяжело, будто волок его на собственной спине.
Я вышел на восьмом этаже и пошел по коридору, а старик за моей спиной высунулся из лифта и звучно высморкался в полную мусора картонную коробку.
Офис Элиши Морнингстара находился в самом конце коридора, напротив двери черного хода. На одной из стеклянных створок двери черными полуосыпавшимися буквами значилось: «Элиша Морнингстар. Нумизмат». На другой створке было написано: «Вход».
Я повернул ручку и вошел в крохотную узкую комнатку с двумя окнами. В ней находились: покосившийся столик для пишущей машинки, несколько стенных шкафов с тусклыми монетами в специальных футлярчиках, под каждой из которых желтела табличка с машинописным текстом, два коричневых шкафа для хранения документов. Занавесок на окнах не было, а пыльный серый ковер был так затерт, что дыры на нем были почти незаметны.
Внутренняя дверь рядом с покосившимся столиком, стоявшим напротив шкафов, была открыта, и из-за нее доносились невнятные звуки, какие обычно производит абсолютно ничем не занятый человек. Потом раздался сухой голос Элиши Морнингстара: