Страница 73 из 76
— Полковник Ольбрихт? Вы еще живы, полковник? Вы в западне, полковник. У меня много причин быть недовольным вами и вызвать на дуэль. Вот появился случай. Мне приказано арестовать вас за государственную измену и покушение на фюрера.
— Пайпер, вы глупец и несете чепуху! Я не спрашиваю, кто отдавал вам приказ. Это ошибка. Фюрер со своими адъютантами и телохранителями в безопасности на СКП. Самолет готов к вылету. Мне удалось расправиться с американским десантом. Но подошло подкрепление. Разве вы не видите на автостраде американские «горящие котлы»? Так вы к тому же еще и слепец. Штандартенфюрер, я приказываю вам…
Франц не успел договорить, как в наушниках пошел треск. «Шерманы» дали залп, завидев немецкие танки.
— Ольбрихт, Ольбрихт, — вдруг прорвался голос Пайпера. — Нас атаковали. Я вступаю в бой. Больше не встречайтесь на моем пути. Мое французское воспитание не остановит меня намылить вам шею.
— Не обижайся, дружище Пайпер, — улыбнулся Франц. — Вы должны меня благодарить, а не укорять. Я спас вас от Нюрнбергской виселицы, от обвинения в расправе под Мальмеди.
— Я не пониманию вас, Ольбрихт. Я не люблю разгадывать ребусы. Я танкист.
— Вот и вставьте пиндосам свечку в одно место, покажите, на что вы способны, — засмеялся Франц, вспомнив новое жаргонное словечко, перенятое от Клауса. — Вперед, вперед, штурмбанфюрер! Я вам приказываю опрокинуть американцев и дать фюреру спокойно взлететь. Вам светят брильянты на дубовые листья…
Франц ликовал. Он выходил живым и невредимым из игры. Он видел, что танки Пайпера расползаются по краю леса и идут в атаку к автостраде. Бой разгорался.
Пайпер разделается с «Шерманами» быстро, подумал он, надо ловить момент и взлетать. Франц вскинул руку, нажал на спусковой крючок. Сигнальная ракета взметнулась с протяжным шипением. Достигнув апогея, рассыпалась зелеными гроздьями над аэродромом.
— Криволапов, поворачивай назад к самолетам. Летим в Россию…
Шлинке стоял недалеко от бронетранспортера, заложив руки за спину, нетерпеливо поглядывал в сторону, показавшейся «Пантеры». Лицо бордовое от возмущения, глаза навыкате, играли желваки. Когда танк приблизился, поднял руки крестом и резко опустил вниз, останавливая.
Сдвинулась крышка командирской башенки, показался Франц.
Офицер СМЕРШ, не дожидаясь, когда слезет Франц, выкрикнул резко:
— Ольбрихт! Останови взлет! Это приказ!
Франц не услышал команды из-за шума двигателей «Конкорда», набиравших обороты.
— Что такое, Шлинке? Летим. Вы готовы? — сказал он громко, подойдя к русскому офицеру. Завидев Михаила и Ингу, шедших к ним, махнул рукой, произнес еще громче, срывая голос: — Клебер, выводи Гитлера, взлетаем через десять минут.
Миша развернулся и бросился к СКП.
— Отставить! — гаркнул Шлинке. — Отставить взлет, полковник! Это приказ!
— Поздно, Иоганн, поздно. Мы летим. Мы должны доставить Гитлера в Москву. Это мое твердое убеждение. Этим мы спасем себя и изменим ситуацию на фронте.
— Это приказ, полковник! — взбесился Шлинке. — Я не шучу! — смершевец стремительно достал пистолет и направил на Ольбрихта.
— Убери пистолет, Иоганн! Не делай глупостей.
Франц шагнул вперед.
— Назад! — рыкнул Шлинке и, дослав патрон в патронник, выстрелил.
В эту же секунду рядом зазвучала длинная автоматная очередь. Кто-то опустошал прицельно весь магазин. Свинцовые осы, вспарывая морозный воздух, шквалом обрушились на разведчиков. Возгласы раненых, шум осыпающегося стекла, ошеломили на мгновение командную группу. Все попадали.
Шлинке лежал на снегу, раскинув неестественно руки. Серо-зеленая фуражка с нацистским орлом валялась рядом. Франц стоял левее на коленях, согнув голову, зажимал ладонью плечо, сильно кровоточащее. Два легкораненых охранника с автоматами, забежав за стену СКП, залегли для боя.
Следопыт отреагировал молниеносно. Он вскинул винтовку, припав на колено, взглянул в прицел. В перекрестие увидел рыжую голову эсэсовца. Лицо грязное, измазанное кровью, глаза устремленные, злобные. Пальцы дрожат, пытаются лихорадочно вставить новый рожок.
— Вот, дьявол, ожил! — проворчал сибиряк. Плавный спуск, без сожаления. Пуля вошла в лоб.
Унтершарфюрера Кранке отбросило за бруствер окопа. По нему с опозданием заплясали очереди автоматчиков, взрыхляя и перемешивая багровый снег с землей.
Франц, постанывая, с трудом поднимался. Степан уже бежал к нему, подхватил. — Вы ранены, господин полковник. Вам нужна срочная перевязка. Пойдемте к самолету.
— Подожди, Степан. Мне надо к Шлинке.
Франц попытался оттолкнуть водителя, но тот цепко поддерживал шефа.
— Я вам помогу, вы ранены. Не сопротивляйтесь.
Шлинке лежал на снегу с широко раскрытыми глазами. Шинель и китель расстёгнуты. Рубашка серо-мышиного цвета на глазах пропитывалась кровью. Инга, всхлипывая, неумело закрывала рану перевязочным материалом, пыталась остановить кровь.
Кто-то крикнул: — Санитара, санитара. Где санитар?
Крик тонул в нарастающем реве двигателей «Конкорда». Оттуда уже махали руками, звали к самолету, пытаясь перекричать рев. Клебер с Гитлером стояли у трапа в окружении автоматчиков. Миша не знал, как поступить. Душа рвалась бежать на помощь, туда где Инга, Франц, Константин. Но ответственность за охрану немецкого фюрера сдерживала порывы.
Франц наклонился к Шлинке, дотронулся пальцами до шеи. Пульс практически не прощупывался.
— Иоганн, Иоганн, что вы хотели мне сказать? Вы получили подтверждение?
— Он не может говорить. Он умирает! — истерично выкрикнула Инга. — Господи, где же эти санитары! — девушка обернулась. Вокруг никого не было. Даже Миши. Куда все подевались? После появления зеленой ракеты все куда-то пропали, как будто растворились.
Инга пробовала сдерживать себя, не отчаиваться. Но слезы текли сами собой. Она чувствовала себя одинокой и брошенной. Почему-то вспомнилась мама, отец…
— Это не Гитлер… — вдруг прохрипел Шлинке на выдохе. Кровь забулькала в горле.
— Что! Что вы говорите, Иоганн?
— Это дво… ник… — губы дрогнули, расползаясь, застыли в холодной усмешке. Тоненькая струйка крови побежала по подбородку.
— Иоганн, Иоганн, — Франц затряс Шлинке за ворот шинели, не веря его словам. — Что ты сказал? Этого не может быть? Я же видел…
— Он мертв, господин полковник, — всхлипнула Инга, взглянув на Шлинке. В открытых глазах русского разведчика отражалось серо-голубое бельгийское небо, заволакиваемое набегающими густыми облаками. Взор тридцатипятилетнего офицера был умиротворенный, спокойный, застывший. Рука Инги непроизвольно потянулась к лицу командира, дотронулась до век. — Прощай, Константин.
Связистка медленно поднялась, выпрямилась. Отчаяние и горечь заполняли ее сердце, тяжесть утраты принуждала стоять, хотя надо было бежать к Михаилу, бежать от смерти. Слез уже не было. Инга заметно дрожала и справиться с дрожью не могла. — П-полковник! — наконец обратилась она к Ольбрихту стуча зубами, который что-то шептал себе под нос, как бы с кем мысленно разговаривая. — Я, я вам все расскажу, п-полковник, — девушка волновалась, отчего рижский акцент прорывался в словах. — К-командир не все рассказал, не успел. Я… я вам все расскажу…
Справившись с дрожью и волнением, она заговорила тверже. — Мы не дождались с центра подтверждения об отмене операции. Но получен сигнал от «Альфреда», — произнеся эту фразу, Инга смутилась и замолчала, вспомнив, что Ольбрихту неизвестен этот канал связи. Однако несколько секунд подумав, она глубоко вздохнула и вновь заговорила: — «Альфред» передал, что Гитлер в последний момент поменял маршрут и уехал машиной через Арденны. На самолет вместо себя он послал двойника. Вы слышите, полковник? Двойника! Оказывается, у вашего фюрера есть двойник и он…
— Вот оно что…? — Франц заскрежетал зубами, опустился на снег рядом с Шлинке. Силы и уверенность оставляли немецкого разведчика. Значит Раттенхубер знал о подмене… Потому и дал согласие на пропуск русского штрафбата. Знал и погубил себя, промелькнула зловещая мысль. Дьявол!