Страница 20 из 69
Биолог усиленно жестикулировал, отчего его сухая фигура начала напоминать пугало огородное, заколыхавшееся под резкими порывами ветра. Почему-то именно такая ассоциация и появилась в сознании Арбенина, когда он увидел эти отрывистые движения Тихона Павловича. «Глупо! — подумал он. — Очень глупо...»
— «Ведьмин круг»? Странное название... — пробормотал Сибирцев. — Как будто и вправду дело рук нечисти...
И уже после маленькой паузы, как бы размышляя вслух:
— А если гриб сорвать? Он не ядовитый? А может, заколдованный?
— Конечно, заколдованный! — шутливо произнес Арбенин, который тоже подошел к рыжиковому кругу и внимательно его разглядывал. — Вот зажарите его — и попадете под особое влияние лесных духов. И как повезет: может, наградят они каким кладом, а может, и оставят навечно в своих владениях...
— Да что вы, Николай Петрович, типун вам на язык! Оставят навечно... Тоже сказали!
— Шучу я, шучу!
Сибирцев, на всякий случай, отступил от круга, тем более что со стороны поляны послышались приглушенные крики: «Ау! Господа! Поезд номер один отправляется с перрона...»
— Поехали! Кондратьев зовет! — голос биолога Борисова вернул всех в реальный мир.
— И все-таки непонятно, кто здесь важнее — ведьма или лесные духи? ... — эти слова Сибирцев произнес настолько тихо, что его услышал только стоявший рядом Арбенин. Но тот тоже не мог ответить на этот вопрос, поэтому оставил его без внимания. Хотя про себя подумал: «Нужно будет поговорить с Борисовым! Явно, он что-то знает...»
Глава 11.
До «конечной станции» — кургана близ маленькой деревеньки с чудесным названием Ельники доехали без приключений. Это местечко находилось за рекой Чусовой, на востоке от проселка, окруженное слева — холмами, а справа — хвойным лесом. Начинался он с лощины, где почва была более каменистой, а потом переходил в открытую равнину, отчего напоминал гигантский стол, застеленный темно-зеленой бархатной скатертью. Это если смотреть оттуда, с холма... А если в самом лесу... Интересно, что когда стоишь под деревом с запрокинутой головой — почти не видно неба, лохматые ветви елей загораживают его. И кажется, что все они одной высоты. Но это ведь не так! Одни деревья взрослеют, другие — только нарождаются...
Подводы оставили в подлеске, в тени — пусть лошади отдохнут как следует без привязи, под присмотром возчих. О настоящем привале и речи не могло быть, прохлаждаться в палатках — дело туристов, а не научных работников.
— Вот здесь очень удобно брать пробы грунта, видите, пласты земли как ножом срезаны, будто торт слоеный... — публицист Потапенко нежно провел рукой по крутому склону холма, словно погладил его. — Уж несколько лет, как здесь покопались археологи, может, поэтому восточный склон стал более крутым, чем другие... А может, ветер-проказник набедокурил...
— Действительно, здесь даже проглядываются совершенно разные по структуре слои почвы... — Кондратьев быстро подхватил тему. — Леонтий Иванович, возьмите, пожалуйста, здесь пробы!
— Да, я уже начал... Вот здесь какой-то камень с желтыми прожилками, даже скребок не берет... — его зам Скорожитовский сосредоточенно пытался набрать хоть немного из этого самого «слоеного пирога».
— Как вы думаете, Федор Алексеевич, — обратился Кондратьев к местному публицисту, — возраст этого рельефа очень древний? Если судить, конечно, по тем находкам, что откопали археологи. Навряд ли они занимались анализом почвы...
— Вы ведь видели в музее все предметы, Павел Ильич... Помните рубящие орудия, так называемые чоппинги? Так вот это отсюда! Примитивные, конечно, сделаны из галек кварцита... но все же... Они как раз и свидетельствуют, что здесь жили люди триста тысяч лет назад!
— Да, видел, и все же верится с трудом, что еще в эпоху палеолита в этих краях ступала нога человека! Насколько помню, природные условия были не самыми благоприятными...
— Это в позднем палеолите климат начал меняться! — осторожно высказался Арбенин. — А в раннем был вполне пригодным... И с потеплением даже появилась в тундро-степи пыльца дуба, липы, вяза, граба... Может, и других деревьев...
— Да-да, конечно! А с похолоданием — трав, березы, сосны, ели... — Кондратьев с легкостью поддержал своего коллегу. — Видимо, потому и слои почвы отличаются, что климат менялся... И не один раз.
— Когда в музее я проходил мимо вас, Павел Ильич, вы разглядывали кости древнего трогонтериевого слона. Помните, в центральном зале? — продолжал рассуждать Потапенко. — Так вот, эти кости — тоже найдены в этом кургане!
— Да что вы говорите?
— Да-да! Именно в этом! Вот вам и доказательство наличия ранних стоянок человека! Да, и кстати... вы ведь не будете возражать, что уже после трогонтериевого слона появились мамонты и шерстистые носороги? А еще позже — северные олени, бизоны, сайгаки, наконец, лошади?
— Конечно, не буду, Федор Алексеевич, — Кондратьев смиренно сложил руки лодочкой, словно уже собирался давать клятву.
— Эх, откопать бы скелет такого слона! — задумчиво произнес Арбенин.
— Если где-то найдены кости, то, думаю, и до скелета недалеко! — оптимистически ответил Потапенко. — Не мы — так наши потомки раскопают, вот вспомните мое слово!
— Федор Алексеевич, — Арбенин так не хотел менять тему, — а вы ничего не сказали о таком необычном животном эпохи палеолита как... тигролев. Водился ли этот зверь здесь?
— Конечно! Как и пещерный медведь... Или вы в этом сомневаетесь?
Незаметно за разговором, Потапов, Кондратьев и Арбенин медленно двигались вокруг холма. И вот, почти обогнув его, когда уже приближались к южной стороне, довольно пологой, в отличие от восточной, услышали возглас биолога Борисова:
— Господа, смотрите, что я нашел!
«Опять «ведьмины круги? — промелькнуло в голове у Арбенина. — Вечно он на что-то натыкается...»
Когда они втроем подошли к биологу, возле него уже собралась вся группа. Окружив Тихона Павловича, они внимательно разглядывали что-то очень маленькое, лежавшее на его ладони.
— Покажите же, что там у вас? — Павел Ильич слегка раздвинул круг, взяв под локоток практиканта Сиротина. — Богдан, дай пройти!
— Вот, смотрите, камешек вывалился, когда я скребком работал... Прямо от затвердевшего слоя почвы...
На его ладони лежал размером с ноготок нежно-зеленый камешек, и когда на него попадали лучи полуденного солнца, его шелковистый зеленый цвет казался нежно-голубым.
— Красивый! — выдохнул Павел Ильич.
— Явно драгоценный! Смотрите, как играют блики! А еще... он излучает какое-то тепло! А если и обработать, то тогда цены нет! — продолжал рекламировать свою находку биолог.
— Нет, не похоже, что драгоценный! — сделал заключение Скорожитовский, «правая рука» Кондратьева.
— Неужели это... — начал Арбенин, но потом передумал высказывать свою мысль.
— Нет уж, говорите, Николай Петрович, — зацепился за его фразу Леонтий Иванович. — Я вот, например, думаю, что этот камень не драгоценный, потому что у моей Натальи есть несколько украшений с топазом и аквамарином, и они более прозрачные... А этот — матовый... Так вы где-то видели такой камень?
— Да! В... минералогическом кабинете нашего университета...
— Неужели? — в голосе пермского публициста Потапенко появилось крайнее удивление. — Да, я наслышан о том, что у вас очень богатая коллекция камней... И что же, как он называется?
— Если не ошибаюсь, конечно, это... амазонит... Полудрагоценный поделочный камень. Из него делают самые разные ювелирные изделия — бусы, подвески, серьги, брошки... А еще — шкатулки, табакерки, вазы...
— Вы так прозаически говорите, Николай Петрович, — вставил реплику в паузу биолог Борисов. — Но, чувствую, знаете нечто такое...
— Какое? — переспросил Арбенин.
— Такое... мистическое... Почему камень назвали амазонитом, а? Его явно носили амазонки! Думаю, вы не просто так заглянули перед экспедицией в минералогический кабинет... Наверно, почитали какую-то литературу обо всех экспонатах? Или хотя бы о тех, которые... ну... очень интересны... — Тихон Павлович сделал заговорщическое лицо. А в его глазах светилось явное желание поднять как можно выше статус своей находки.