Добрые боги

– Тут что, ваш воровской тракт проходит?

– Севжем – тропа воров и шпионов, – без улыбки ответил Вархен.

Восстание графа Лусара претерпело неудачу: королевская гвардия успешно обороняла столицу, пока не пошла армия герцога Эслема-старшего, отца нынешнего герцога. Войско графа оказалось зажато между двух огней, а сам он бежал, оставив своих людей погибать. Победители не проявили милости: сдавшихся они вешали на тех же верёвках, что и захваченных в плен. Солдаты графа оборонялись в оврагах до последнего: многие умерли от голода, жажды или отравленной ядами разложения воды. Через десять лет после восстания была предпринята попытка расчистить склоны и восстановить дорогу, но задача оказалась строителям не по зубам…

Прошло время: состарился и умер в изгнании мятежный граф Лусар, умер Эслем-старший, а престарелый король Рошбан II хоть и сидел ещё на троне, но правили за него советники, а на торжественных приёмах отдувался сперва - старший сын, принц Борен, а после гибели последнего на охоте – принц Кербен. Севжем так и остался памятником подлости и предательству; говорили, что в лесу до сих пор по земле разбросаны кости. Костей Ханбей не видел, но в сумерках искривлённые силуэты деревьев напоминали ему людей – страдающих, истерзанных, замученных. Всё время казалось, что в спину кто-то смотрит; порой приходилось напрягать все силы, чтобы не обернуться. Тогда Ханбей украдкой начинал шептать молитвы, с детства засевшие в голове. Он не верил, что Добрым богам много дела до людей; но в этом угрюмом, искорёженном колдовством месте и они будто делались осязаемей, ближе.

Первый день пути прошёл относительно благополучно; дальше стало тяжелее. Лес по-прежнему раздражал и пугал Ханбея, но намного хуже было то, что плечо никак не заживало. От не слишком умело проделанной Вархеном операции – или, как подозревал Ханбей, от миазмов этого дурного места – рана загноилась.

На третий день из-за боли в руке взбираться по скалам сделалось едва возможно. Вскоре его начало лихорадить. Он не жаловался; но к полудню Вархен сам обо всём догадался по его неловким движениям и заставил закатать рукав.

– Дурень, – зло бросил он, едва взглянув на рану. – Мать твою, ну что ты за дурень! Почему ты сразу не сказал?

– А что бы это изменило? – равнодушно спросил Ханбей, усаживаясь на землю. Он знал, что день или два ещё сможет идти, но не питал иллюзий по поводу будущего: жители трущоб Шевлуга обычно не имели средств на лечение, так что он много раз видел смерти от раневой лихорадки. Лучшее, на что он мог надеяться – это попытаться дотянуть до города, где какой-нибудь милосердный коновал по доброте душевной мог бы спасти ему жизнь, отняв руку. Но это была бы для него лишь недолгая и ненужная отсрочка: умерших голодной смертью калек-попрошаек он тоже видел достаточно.

Вархен промолчал. Нешуточная борьба отразилась на его лице.

– Ладно. Поднимайся и пошли, – наконец, сказал он.

– Куда?

– Назад. Придётся из-за твоей дурости делать крюк.

– Почему бы тебе просто не столкнуть меня с обрыва прямо здесь?

– Боги свидетели, мне очень хочется это сделать! – гаркнул Вархен. Ханбей с тупым удивлением подумал, что впервые видит, как тот злится. – Пошли. Ещё не хватало тебя тащить.

Ханбей находил некоторое утешение в том, чтобы видеть в себе уже мертвеца, потому предпочитал не задумываться, куда и зачем ведёт его Вархен и что таит себе перемена направления – угрозу или надежду. Его разумом овладело оцепенение, равно притуплявшее боль и все другие чувства.

Но вид ютившейся у скалы хижины отчасти привёл его в себя.

Казалось невозможным, чтобы в Севжеме жили какие-то люди – однако сложенная из плохо отёсанных тонких брёвен, крытая ветками и дёрном лачуга ему не мерещилась.

– Жди здесь. – Вархен оставил его сидеть у чахлой сосёнки чуть в отдалении, а сам подошёл к хижине и, подобрав с земли длинную палку, постучал ей в дверь. – Э-гей! Ложма!!! Ты тут ещё не померла?

В лесу, как заведённая, куковала кукушка.

– Смерть мою пришёл себе забрать, Солк? – Из-за скалы вышла невероятно дряхлая старуха, несмотря на жару, закутанная в меховой плащ. Она еле переставляла ноги, одной рукой опираясь на сучковатую клюку, другой – на плечо статной темноглазой девушки.

– Чур меня! Не шути, старая. – Вархен отскочил от лачуги. – А это кто с тобой?

– Ученица. Не глазей, а то без глаз останешься, – хохотнула старая ведьма. – С чем явился?

– Помощь нужна. С напарником худо.

– Вижу. Плечо, – прошамкала ведьма, хотя Ханбей готов был поклясться, что она в его сторону до сих пор даже не взглянула. – Платить чем будешь?

– Тебе за сто лет вперёд заплачено! – взвился Вархен, но под её недобрым взглядом сник. – Прошу, помоги. Времени нет торговаться. Мне в Вертлек надо… срочно.

– Тебе всегда надо, и всегда – срочно, Солк. – Ведьма качнула головой, а девушка укоризненно улыбнулась. Ханбею она отчего-то казалась знакомой, но он не мог понять, где же ее мог видеть.

Усилием воли он заставил себя встать и подойти. С трудом он припомнил, что Вархен при знакомстве назвался «Солком Вархеном», и подумал, что имя, должно быть, всё-таки настоящее.

Старуха с девушкой наблюдала за его потугами ходить с любопытством.

– Здравствуйте. – Ханбей поклонился и едва не упал вниз лицом: в последний момент Вархен ухватил его за шиворот.

– Надо же, – хмыкнула ведьма. – Воспитанный. Не то, что некоторые. Здравствуй, юноша. Что – неохота помирать?

– Демона тебе в печёнку, старая, сама назначь цену, – сдался Вархен. – Только не тяни, видишь – дело дрянь. И мы правда спешим. Очень спешим, Ложма.

– А я, по-твоему, на пеньке сидела и тебя ждала, думала-гадала, как подсобить? – огрызнулась старуха. – Посмотрим, для вас есть. Ждите, – велела она.

Девушка увела её в лачугу.

– Как такая старуха забралась сюда? – спросил Ханбей.

– Пятьдесят лет назад она не была старухой, – сказал Вархен; в голосе его появилась странная нотка.

– Неужели… – Ханбей осёкся, не зная, как продолжить. Ему никогда прежде не приходило в голову, что в войске графа Лусара могли быть женщины, или что кто-то мог уцелеть.

– В конце войны она перешла на сторону короля – поэтому ей позволено жить здесь, – мрачно объяснил Вархен. – Были и другие, но давно перемёрли от старости... Ложма – сильная чародейка. Так что ещё скрипит. По правде, я ей давно уж обязан… Но всё как-то не было случая отблагодарить: обстоятельства, вроде как, не складывались… Что смешного?!

– Ничего, ровным счётом. – Ханбей поспешно стёр с лица ухмылку.

Насколько бы ему ни было плохо, невозможно было не заметить – «обстоятельства» таковы, что Вархен старой ведьмы просто-напросто боится. Настолько, что даже приближаться к её жилищу ближе, чем на два шага, не хочет, и, того гляди, начнёт осенять себя защитными знаками и раскланиваться на все стороны света.

– Ложма та ещё сварливая карга, – пробормотал Вархен. – А ученица хороша… Хотя наверняка из того же теста штучка. Как будто я её уже где-то встречал… Но где?

Ханбей хотел сказать, что у него возникло то же чувство, но не успел – ученица Ложмы крикнула, что та велит ему зайти.

Он никогда не доверял колдовству, а старуха всем своим видом напоминала о сказках про о лесных ведьм, пожиравших заблудившихся детей; но терять ему было нечего, так что он без страха вошёл внутрь. В лачуге было настолько темно, что почти ничего не видно; пахло гнилью и старостью. Колдунья дала ему выпить маленькую чашку какой-то солоноватой и горькой, чуть тёплой воды и велела лечь на лавку; затем сунула ему под нос остро пахнущую травами тряпицу, отчего он сразу провалился в глубокий сон.

***

Проснулся он, чувствуя себя намного лучше, чем накануне: лихорадка прошла, туго забинтованное плечо почти не болело.

В лачуге стояла всё такая же темнота и затхлый запах, никого из людей не было, так что он встал и вышел вон.