Добрые боги

От ручья тянуло прохладой; необыкновенно звонко пели птицы. Микол, тощий, как червь, и вечно голодный, принялся грызть припрятанные сухари.

Ханбей, напившись вволю, вернулся в тень и задремал на траве; но заливистая птичья трель вскоре разбудила его. Он снова спустился к ручью умыться, а потом, постеснявшись девицы, отошёл подальше, за кусты, справить нужду.

Это его спасло.

Ещё от ручья он увидел, как к иве подъезжают двое конников в зелёных мундирах стражи крон-лорда Шоума, но не заподозрил дурного. Один из всадников обратился к лейтенанту и предложил передать им арестанта; лейтенант упёрся – «С какой стати?» – хотя неизвестный арестованный бедолага был нужен ему, как собаке пятая нога: Ханбей ещё подумал – вот дурак.

Завязался спор, подробностей которого Ханбей не расслышал, но едва он успел завязать обратно пояс, как кто-то у ивы сдавленно вскрикнул. Ханбей выскочил из кустов как раз вовремя, чтобы увидеть, как лейтенант оседает на землю с ножом в глазнице. К ручью катилась, подпрыгивая на корнях, отсечённая голова Микола; эта картина была столь странной и жуткой, что Ханбей на миг оцепенел: когда он перескочил ручей и оказался у дерева, девушка уже заваливалась на бок. Он подхватил её и увидел россыпь веснушек на бледных щеках, округлившиеся в изумлении глаза и вскрытое от уха до уха горло.

Вся расправа заняла не больше нескольких мгновений. С дороги поляна у ивы не просматривалась; помощи ждать было неоткуда.

Возможно, сложись всё иначе, Ханбей и вспомнил бы о бегстве; но ещё тёплая кровь девушки заливала ему грудь.

– Вы, мрази!.. – Ханбей оттолкнул от себя мёртвое тело и потянул из ножен палаш, не вполне ещё осознавая всё произошедшее, не задумываясь, как он собирается драться с конными и сколь малы его шансы на успех.

Гнев и ужас застилали ему глаза, но опыт тренировок и стычек с бандитами не прошёл даром – он отбил первый удар и за ним второй, даже попытался контратаковать; но споткнулся о корзину с мокрым бельём и плашмя упал на землю, едва не напоровшись на своё же оружие.

Он ещё успел перекатиться, увернувшись в последний момент от копыт, и нырнул под телегу, дотянулся до ножа за голенищем. Но это был конец. Нападавший спешился и, ухватив за голень, мощным рывком вытянул его наружу; второй пинком выбил нож. Плечистая фигура убийцы заслонила свет; зелёный мундир личной стражи крон-лорда казался чёрным.

Ханбей полной грудью вдохнул жаркий, густо пахнущий кровью воздух, благодаря Добрых богов, что умирает не как трус, но как честный солдат: другого утешения ему не осталось.

Он зажмурился и потому не видел, как за спиной убийцы выросла вторая тень, и вновь открыл глаза, лишь когда сверху вдруг навалилось тяжёлое, дёргающееся и булькающее тело. А в следующий миг мир вокруг зашёлся разрывающим уши, выворачивающим голову наизнанку криком; словно кричала сама земля.

Это было уже слишком.

– Боги милосердные, – прошептал Ханбей, и кричащая темнота сомкнулась над ним.

***

Забытьё не продлилось долго. Ханбей очнулся и, ещё оглушённый, с отупелым удивлением понял, что жив; собрав остатки сил, он столкнул с себя неподвижное тело и вскочил на ноги. Второй убийца хрипел и корчился рядом на земле: из ушей и приоткрытого рта текла кровь.

Ханбей подобрал свой палаш и всадил ему в грудь.

– Это тебе за девчонку!

Убийца последний раз дёрнулся и умер, но Ханбей уже не мог остановиться и ударил снова. – За лейтенанта! И за Микола. И за… за…

Ханбей обернулся и встретился взглядом с сидящим на телеге человеком.

Нож оказался под лопаткой у первого подонка не сам собой: с опозданием Ханбей понял, что обязан спасением утреннему арестанту. Но большой благодарности почему-то не почувствовал.

– Ты кто? – Ханбей крепче сжал палаш, весьма некстати застрявший у мертвеца в груди.

– Лучше спроси, кто они, – охриплым голосом откликнулся «арестант» - теперь уже, очевидно, бывший.

– Кто они? – послушно повторил за ним Ханбей. В ушах всё ещё звенело, и мысли в голове еле ворочались. Предательски задрожали руки: ярость, согревавшая кровь и придававшая сил, отступила. Он старался не смотреть на мертвецов.

– Солдаты наместника Лысых Равнин крон-лорда Шоума, - сказал «арестант» очевидное. - Теперь объясни мне, почему я не должен убить и тебя, раз на тебе такой же мундир.

«Арестант» был, на первый взгляд, безоружен. Однако угроза почему-то совсем не казалась пустой.

– Но я… – Ханбей растерялся; его прошиб холодный пот: совсем не хотелось умереть теперь, выжив в такой заварушке.

Быстро и сбивчиво он начал объяснять, что служит герцогу Эслему, двоюродному брату наместника, и что мундиры различаются кантом на рукавах. Что в Шевлуг на рассвете явился сапожник из Малых Вражков, и лейтенант Боул – да не осерчают Добрые боги за его грехи – согласился съездить забрать подозрительного чужака. Что на обратной дороге в город на них напали…

– Ладно, ладно: верю, – не дал ему закончить «арестант». – Я видел, как ты с ними дрался. Не отвлеки ты их – быть бы нам обоим покойниками.

Морщась, он стал осторожно ощупывать голову.

– Говоришь, во Вражках знахарка была? Что сказала?

– Чтоб не трясли тебя дорогой сильно и не били больше, иначе не сегодня, так завтра помрёшь, – сказал Ханбей. – А если дать в сухой постели отлежаться, то в три дня оклемаешься – если рана на ноге не загниёт.

– В земле отлежусь. – «Арестант» слабо усмехнулся и спрыгнул с телеги. Но не рассчитал силы: от резкого движения ему сразу сделалось худо. Он не смог устоять и со стоном рухнул на четвереньки; его вырвало желчью.

– Проклятье. Нет у меня… трех дней, – прошептал он.

– У тебя и трех часов нет! – Ханбей наконец-то высвободил палаш и приставил к его горлу. – Говори: ты кто такой и что натворил? Эти люди за тобой явились? Этот, с кровью из ушей – что ты с ним сделал?!

Его трясло.

– Сыпанул за шиворот щепоть крик-травы. А ты не дурак, – нарочито спокойно сказал «арестант» и сел на пятки, утирая рукавом рот. Ханбей шагнул вперёд, не давая ему отодвинуться от оружия.

– Отвечай: кто ты такой? Что этим от тебя было нужно?

– Они думают, я обчистил наместника. Вот и привязались.

– А ты что?

– Ну, по правде, я на самом деле его обчистил. – «Арестант» осклабился. – Поэтому удираю.

– Значит, ты вор. – Ханбей скривился; из всей шевлугской дряни он больше других презирал воров. – Беглый вор. Тебе известно, что повелением герцога преступников, если те противятся аресту, разрешено казнить на месте?

– Вместе с девчонками, которые вышли стирать бельё, и подвернувшимися под руку стражниками? – спокойно уточнил «арестант»

Ханбей вздрогнул, но острия от горла «арестанта» не отвёл.

– Эти головорезы в краденых мундирах – наверняка твои бывшие дружки, – сказал он, удивляясь, что эта мысль пришла к нему так поздно. – Добычу не поделили?

– Ты заблуждаешься: эти двое – действительно люди наместника Шоума. Но не советовал бы обращаться к нему за подтверждением моей правоты. – «Арестант» с гримасой сожаления повёл плечами. – Так что делаем дальше? Будешь мне голову рубить, стражник? – вдруг с вызовом спросил он.

Ханбей стиснул рукоять палаша до боли в пальцах. Ему приходилось попадать в передряги и до сегодняшнего дня; но не казнить.

– Раз ты никак не можешь решиться – у меня есть предложение. – На лицо «арестанта» вернулась натянутая улыбка. – На мою добычу есть покупатель в королевской столице, гостеприимном городе Вертлеке. Поможешь добраться – треть выручки твоя. Двести золотых крон. Купишь хороший дом, заживёшь по-людски.

Ханбей сплюнул.

– С чего такая щедрость?

– Делам мои, сам видишь, нынче плохи. А за мной погоня. Даже если отделаюсь от тебя – один далеко не уеду. Мертвецу деньги без надобности. – «Арестант» криво усмехнулся. – Ты местный, знаешь тут все тропы – из тебя выйдет хороший проводник. Выбирай, стражник! Добротный домишко в предместьях Вертлека – или сырой тюфяк в казармах захолустного гарнизона?